— Он добрый для вас. — И для всех моих близких, — добавила за него девушка, и в тоне, каким это было сказано, чувствовались одновременно и досада и удовлетворенное самолюбие. Но тут пирога тронулась, и это дало молодому человеку удобный повод переменить тему. Индеец так легко и уверенно вел свою маленькую ладью, что Элизабет казалось, будто лодка каким-то чудом сама скользит по воде. Кожаный Чулок молча указывал острогой, в каком направлении грести, остальные тоже не проронили ни звука из опасения распугать рыбу. В этом месте озера дно постоянно мелело, здесь было совсем не так глубоко, как у гористого берега, где горы кое-где обрывались прямо в воду, — там могли бы стоять на якоре даже самые большие суда и реи сплетались бы в единый узор с соснами на горах. А здесь над водой возвышались небольшие заросли тростника: колыхаясь от ночного ветерка, он поднимал на воде легкую рябь. Именно на этих отмелях и можно было выследить форель. У берега Элизабет видела огромные косяки рыб, плывущих в мелкой теплой воде, ибо яркий свет факела на пироге проникал далеко в глубь воды и раскрывал ее сокровенные тайны. Элизабет каждое мгновение ждала, что вот-вот грозная острога Кожаного Чулка врежется в эти густые полчища, — промахнуться, казалось, было невозможно, а добыча пришлась бы по вкусу самому тонкому гурману. Но у Натти, по-видимому, были свои особые приемы, а также и особые вкусы. Он стоял, выпрямившись во весь свои высокий рост, и поэтому мог видеть гораздо дальше, чем тем, кто сидел в пироге; он осторожно поворачивал голову из стороны в сторону, часто наклоняясь всем туловищем вперед и напрягая зрение, как будто хотел проникнуть взглядом в темные воды, куда уже не доходил свет огня. И вот его старания увенчались успехом. Махнув острогой, он сказал: — Греби вдогонку вон за той рыбиной, Джон. Она отбилась от стаи. Не всякий раз встретишь такую громадину в мелкой воде, где до нее можно добраться острогой. Могиканин сделал легкое движение рукой в знак того, что понял, и уже в следующее мгновение пирога неслась за примеченной форелью туда, где глубина воды достигала футов двадцати. На железную решетку подкинули еще несколько сухих сучьев, огонь запылал, и свет от него проник в воду до самого дна. И тут Элизабет увидела среди каких-то щепок и палок рыбу действительно огромного размера. На таком расстоянии различить ее можно было только по чуть заметному движению плавников и хвоста. По-видимому, необычайные события на озере привлекли к себе интерес не только богатой наследницы поместья, но и властелина здешних вод, ибо огромная лякс-форель вдруг задрала голову и туловище кверху, но затем снова приняла горизонтальное положение. — Тш! — произнес Натти вполголоса, когда Элизабет, преисполненная любопытства, перегнулась через борт лодки, произведя этим легкий шум. — Форель пуглива, и она еще слишком далеко, пустить в нее острогу пока еще нельзя. В древке моей остроги всего четырнадцать футов, а рыбина лежит на глубине добрых восемнадцати. Но все же попытаюсь, уж очень хороша рыба, фунтов десять в ней, не меньше. Говоря это, охотник примеривался, как бы поточнее пустить острогу. И вот блестящие отполированные зубцы ее медленно и неслышно погрузились в воду. Намеченная жертва, вероятно, увидела их, потому что вдруг сильнее забила хвостом и плавниками, хотя и не сдвинулась с места. Еще секунда — и высокая фигура Натти перегнулась через борт. Древко остроги исчезло в воде, лишь мелькнула узкая полоса металла, вызвав легкий водоворот. Но только когда острогу рикошетом выбросило из воды и владелец ее, поймав на лету свое орудие, вскинул ее зубцами вверх, только тогда Элизабет увидела, что Натти не промахнулся. На зубцах остроги извивалась огромная рыба, и Натти тут же стряс ее с остроги на дно лодки. — Этого хватит, Джон, — сказал охотник, одной рукой приподняв рыбу, чтобы посмотреть на нее при свете факела. — Сегодня я рыбы больше бить не буду. Индеец повторил свой утвердительный жест и ответил просто и решительно: — Хорошо! Хриплый голос Бенджамена и всплеск весел вывели Элизабет из оцепенения, и она увидела тяжелую лодку рыбаков, которая приближалась к пироге, таща за собой невод. — Отходите в сторону, мистер Бампо! — крикнул с лодки Бенджамен. — Ты своим факелом разгоняешь рыбу: она видит невод и шарахается в сторону от него, да и от шума также. Рыба на этот счет понятлива, вроде лошади, и даже больше, поскольку она, так сказать, не сухопутная тварь, а выросла в воде. Отходи в сторону, говорю, нам надо побольше простора для сети. Могиканин повел пирогу туда, откуда можно было наблюдать за действиями рыбаков, не мешая им, а потом заставил ее неподвижно лечь на воду — пирога казалась сказочной ладьей, плывущей по воздуху. У рыбаков, как видно, дело не спорилось, потому что с лодки то и дело слышались сердитые окрики Бенджамена. — Левый борт, мистер Керби, левый борт! — командовал старый моряк. — Нажимай сильнее на левый борт! Что ты там делаешь? Сам адмирал британского флота не сумеет забросить невод, если судно крутится, словно штопор. А теперь налегай на правый борт. Слышишь, что я говорю? Да поусерднее! — Слушай-ка, мистер Помпа, — отвечал ему на это Керби не очень-то довольным тоном и вовсе перестав грести, — я не люблю, чтобы мне грубили, я желаю, чтобы со мной обращались вежливо, как полагается между порядочными людьми. Надо идти полным ходом? Так и скажи, и я буду грести что есть мочи на пользу всей честной компании. Но мне не по нраву, когда на меня орут, как на бессловесную скотину. — Кто это — бессловесная скотина? — свирепо обрушился на него Бенджамен, повернувшись так, что лицо его оказалось в свете факела: оно выражало полное возмущение. — Если ты намерен делать то, что надо, так действуй и не дури. Ведь осталось только выкинуть второй конец невода, и все тут. Поворачивай же, слышишь? А теперь забрасывай поглубже. Будь я проклят, если я еще хоть раз сяду в лодку вместе с таким сухопутным моряком, как ты! Очевидно предвкушая скорое завершение трудов, лесоруб вновь схватился за весло и так энергично взмахнул им, что за борт полетел не только невод, но заодно с ним и стоявший на корме стюард. И в пироге и на берегу все услышали шумный всплеск от падения тяжелого тела в воду, и глаза всех устремились туда, где барахтался в волнах незадачливый боцман. Раздался оглушительный взрыв хохота, чему немало содействовали легкие Билли Керби. В горах прозвенело ответное эхо, как будто тоже насмехаясь над мистером Помпой, и стихло где-то вдали, среди скал и лесов. Тело стюарда стало медленно погружаться в озеро, но сперва это никого не встревожило, и только когда оно вовсе исчезло из виду, вода сомкнулась над ним, а расходившиеся волны начали успокаиваться и поверхность озера вновь стала ровной и неподвижной, только тогда веселье уступило место тревоге. — Эй, как ты там, Бенджамен? — крикнул с берега Ричард. — Да этот дурень не умеет проплыть и одного ярда! — закричал вдруг Керби и начал проворно скидывать с себя одежду. — Греби, могиканин! — крикнул Эдвардс. — Свет факела укажет, куда опустилось тело. Я нырну за ним. — Спасите, ради бога, спасите его! — восклицала Элизабет, в ужасе склонившись на борт пироги. Сильное и ловкое движение гребком — и могиканин направил лодку туда, где упал стюард. Громкий крик Кожаного Чулка тут же оповестил всех, что он видит тело утонувшего. — Выровняйте лодку, чтобы она стояла неподвижно, пока я буду нырять! — снова крикнул Эдвардс. — Спокойно, сынок, к чему рисковать зря? — сказал Натти. — Мы сделаем иначе. Я сейчас подцеплю парня на зубцы моей остроги, вот и все. Тело Бенджамена находилось где-то посередине между дном и поверхностью воды — он обеими руками крепко вцепился в сломанные стебли тростника. У Элизабет кровь застыла в жилах, когда она увидела несчастного под плотным слоем воды. Судя по расходящимся вокруг тела кругам, оно, очевидно, шевелилось. Благодаря факелу сквозь толщу воды были видны лицо и руки Бенджамена, и цвет их кожи был уже как у мертвеца. В то же мгновение блестящие зубцы остроги Бампо приблизились к голове тонущего, охотник проворно и ловко накрутил на них косицу и капюшон куртки Бенджамена и медленно вытащил тело из воды. И тут все увидели страшное, позеленевшее лицо старого моряка. Но как только ноздри его оказались в родной им стихии, послышалось такое шумное пыхтенье, какое оказало бы честь даже дельфину. Несколько секунд Натти держал утопленника на весу, над водой была только его голова. Бенни Помпа открыл глаза и недоуменно огляделся, очевидно полагая, что попал в какой-то новый, неведомый ему мир. На все происшедшее ушло гораздо меньше времени, чем его потребовалось на то, чтобы пересказать события. Подтянуть лодку к остроге, поднять тело Бенджамена на борт и причалить к берегу — на все это понадобилось не больше минуты. Ричард, который от волнения вбежал в воду, чтобы поскорее встретить своего любимца, вместе с Керби перенес безжизненное тело стюарда на берег и усадил его подле костра, и шериф тотчас распорядился касательно самых действенных мер, применяемых в те времена для приведения в чувство утопленника. — Живее, Билли, в поселок! — командовал он. — Тащи сюда бутыль, что стоит у меня подле двери, — я в ней держу уксус, — да попроворнее, не трать времени на то, чтобы выливать уксус, а беги прямо к мосье Лекуа да купи табаку и полдюжины трубок. И попроси у Добродетели соли и фланелевую юбку. И скажи доктору Тодду, чтобы прислал свой ланцет, да и сам сюда явился тоже. И еще… Дьюк, что ты делаешь, скажи на милость? Ты что, хочешь загубить человека? Он и так полон воды, а ты еще вливаешь в него ром! Ну-ка, помоги мне разжать его кулаки, я разотру ему ладони. Бенджамен сидел все в той же позе, мускулы у него были напряжены, в кулаках по-прежнему зажаты стебли тростника — он ухватился за них, когда почувствовал, что тонет, и именно это обстоятельство помешало ему подняться на поверхность воды, ибо он держался за тростник весьма крепко, как истый моряк. Глаза его, однако, были открыты, он оглядывал всех собравшихся у костра каким-то диким взглядом, а легкие у него работали словно кузнечные мехи, будто желая вознаградить себя за короткое время бездеятельности. Так как он упорно сжимал при этом губы, воздух из легких вынужден был вырываться через ноздри с такой силой, что он скорее хрипел, чем дышал, и с такой энергией, что все меры к восстановлению дыхания, о которых распорядился шериф, можно было объяснить лишь крайним беспокойством Ричарда за своего любимца. Бутылка с ромом, приложенная Мармадьюком к губам утопленника, произвела магическое действие. Рот Бенджамена непроизвольно открылся, руки разжались, выпустив наконец тростник, и схватили вместо этого бутыль. Стюард воздел глаза к небу и весь отдался блаженному ощущению. Но после нескольких глотков дыхание оказалось столь же необходимым, как и после погружения в воду, и Бенджамен был вынужден наконец оторваться от бутылки. — Ну, Бенни, ты меня просто поражаешь! — воскликнул шериф. — Ведь ты только что тонул! Как! Чтобы такой опытный моряк вел себя так глупо! Минуту назад ты был полон воды, а теперь ты… –..наполняюсь грогом, — перебил его стюард. Лицо его необычайно быстро приняло нормальный вид и свойственное ему выражение. — Видите ли, сквайр, я держал шлюзы закрытыми, потому люки остались почти сухими. Я чуть ли не всю свою жизнь провел на соленой воде, но знаю, что такое плавание и на пресной. И вот что я скажу тебе, Билли Керби: из всех новичков в морском деле ты самый что ни на есть нескладный. Пусть те, кто считают тебя надежным, умелым моряком, берут тебя с собой в лодку, это их дело, но меня уволь. Будь я проклят, если еще хоть раз в жизни пройду с тобой даже по берегу озера. Чего ради мне рисковать своей шкурой? Ведь ты способен потопить человека, словно рыбу. И уж хоть бы бросил ему потом веревку. Натти Бампо, давай-ка свою лапу. Поговаривают, что ты индеец и когда-то снимая скальпы с белых, но мне ты нынче оказал немалую услугу и теперь можешь считать меня своим другом. Оно, конечно, было бы пристойнее бросить упавшему за борт старому моряку канат, а не цеплять его крючками за волосы, но в общем-то беда невелика. Ты, верно, поступил так по привычке, тебе небось не впервой хватать людей за волосы, а? Но мне-то ты тем зла не причинил, а это главное. Тут вмешался Мармадьюк, и Натти Бампо не успел ничего сказать в ответ Бенджамену. Судья отдал ряд дельных распоряжений так уверенно и авторитетно, что шериф не решился возражать. Бенджамена по суше доставили в поселок, а невод вытянули на берег так, что рыба на этот раз безнаказанно избежала ячеек сети. Улов делили как обычно: ставили одного из участников спиной поочередно к каждой из куч рыбы и предлагали назвать имя ее владельца. Билли Керби растянулся во весь свой огромный рост на траве возле костра караулить до утра сеть и рыбу, а остальные сели в лодку и поплыли к поселку. Последнее, что видели сидевшие в лодке, когда костер уже начал скрываться из глаз, а лодка приблизилась к берегу, был лесоруб, готовивший себе ужин. Факел в пироге индейца некоторое время еще горел и двигался во мраке, потом вдруг замер неподвижно, и в воздухе рассыпались горящие искры. И затем уже все погрузилось в полную тьму, созданную союзом ночи, лесов и гор. Мысли Элизабет перенеслись от Эдвардса, державшего шаль над ней и над Луизой, к охотнику Натти и индейцу-воину, и в ней росло желание побывать в хижине, где по какой-то таинственной причине столкнулись трое людей, столь различных по темпераменту и привычкам, как Кожаный Чулок, индеец Джон и Оливер Эдвардс. Глава 25 К чему болтать про горы и долины И о мальчишеских своих забавах? Старик! Никто их слушать не желает. Начни же свой рассказ. Дуо На следующее утро Ричард поднялся вместе с солнцем и, приказав седлать коней для себя и Мармадьюка, направился в спальню кузена. Лицо шерифа хранило крайне строгое выражение, приличествующее важности момента. Дверь в спальню судьи была отперта, и Ричард вошел без всяких церемоний, не постучав, что характеризовало не только его взаимоотношения с судьей, но и всегдашние манеры. — Ну, Дьюк, живее на коня! — крикнул он. — Вчера я только намекал, а уж сегодня изложу тебе все толком. Давид в своих псалмах говорит… или Соломон? Ну ладно, это все едино. Так вот, Соломон говорит, что всему свое время. И, по моему скромному разумению, рыбная ловля не подходящее место и время для обсуждения серьезных дел… Послушай, что с тобой, черт тебя возьми? Неужто заболел? Дай-ка я пощупаю твой пульс. Мой дед, как тебе известно… — Телом я здоров, Ричард, но душа у меня болит, — сказал судья и даже слегка оттолкнул кузена, который уже готов был приступить к обязанностям, по праву принадлежащим доктору Тодду. — Со вчерашней почтой, когда мы вернулись с озера, я получил письма, и среди остальных вот это. Шериф взял письмо, но, даже не взглянув на него, продолжал удивленно, не отрывая глаз, смотреть на судью. Потом он глянул на стол, заваленный письмами, бумагами и газетами, а затем окинул взглядом всю комнату. Постель была смята, как видно, на ней лежали, но она осталась нераскрытой, и это говорило о том, что ее хозяин провел на ней бессонную ночь. От свечей не осталось даже огарков; очевидно, они погасли сами, догорев до конца. Мармадьюк уже отдернул шторы и, открыв обе ставни и обе рамы, впустил в комнату мягкий воздух весеннего утра. Судья был бледен, глаза у него запали, губы вздрагивали, и это было так не похоже на всегда спокойного, бодрого и веселого Мармадьюка Темпла, что шериф с каждым мгновением все больше приходил в замешательство. Наконец он посмотрел на письмо, которое все еще держал нераскрытым, комкая его в руке. — Как! Оно пришло с кораблем из Англии? Ого! — воскликнул он. — Ну, Дьюк, должно быть, там и в самом деле немаловажные новости. — Прочти его, — проговорил Мармадьюк, шагая по комнате в чрезвычайном волнении. Ричард, имевший привычку думать во всеуслышание, не в состоянии был долго читать про себя, и часть того, что стояло в письме, произносил вслух. Именно эти отрывки письма, которые были таким образом оглашены, мы предлагаем вниманию читателя вместе с репликами шерифа. — «Лондон, двенадцатое февраля 1793 года…» — начал шериф. — Гм, немалый путь оно проделало! Ветер, правда, целых шесть недель дул попутный, северо-западный, он переменился только две недели тому назад… «Сэр, Ваши письма от десятого августа, двадцать третьего сентября и первого декабря были своевременно нами получены, и ответ на первое из них мы переслали с обратным рейсом пакетбота. Со времени получения Вашего последнего письма, я… — Тут шериф принялся бормотать что-то себе под нос, и большая часть письма осталась неясной. —..к прискорбию моему, должен известить Вас о том, что…» Гм, дела, кажется, действительно плохи! «…но уповаю на то, что всемилостивое проведение…» Да, как видно, человек он очень набожный, уж наверное принадлежит к епископальной церкви. Гм, гм… «…судно, отплывшее из Фалмута[60] в первых числах сентября прошлого года… мы не преминем довести до Вас все новые сведения по поводу этого прискорбного события…» Право, для поверенного у него очень добрая душа! «…но в настоящее время мы не имеем больше ничего сообщить Вам…» Гм! «Национальный конвент… несчастный Людовик… по примеру вашего Вашингтона…» Должен сказать, что сразу видно — это пишет человек благоразумный, не какой-нибудь бесшабашный демократ. Гм, гм! «…наш отважный флот… под властью нашего превосходного монарха…» Да-да, сам-то король Георг ничего человек, только вот советчики у него плохи… Гм! Гм!.. «Прошу принять уверения в совершеннейшем почтении… Эндрю Холт». Эндрю Холт… Очень благоразумный и чувствительный человек этот Эндрю Холт, хоть и сообщает дурные вести. Что же ты теперь думаешь делать, кузен Мармадьюк? — Что я могу тут сделать, Ричард? Остается лишь одно: положиться на время и на волю божью. А вот еще письмо, из Коннектикута, но в нем лишь повторяется то, что уже было сказано в первом. В отношении этих печальных новостей из Англии только одно может служить утешением — мое последнее письмо он успел получить до того, как корабль отплыл. — Да, Дьюк, скверно все это, очень скверно. Теперь все мои планы пристроить еще флигель к дому летят к черту. Но пока оставим это. Я распорядился, чтобы нам подали лошадей. Поедем, я покажу тебе нечто чрезвычайно важное. Ведь ты постоянно думаешь о копях… — Не говори о копях, Ричард, — прервал его судья. — Сперва надо выполнить свой священный долг, и безотлагательно. Сегодняшний день я этому и посвящаю, и ты должен мне помочь в том, Ричард, я не могу поручить дело столь важное и щекотливое Оливеру, человеку постороннему. — Ну разумеется, Дьюк! — воскликнул шериф, сжимая руку судьи. — Можешь располагать мною в любую минуту. Наши матери были родными сестрами, а родная кровь — это, в конце концов, лучший цемент, скрепляющий дружбу. Ну ладно, с серебряными копями пока можно и подождать, отложим до другого раза. Нам, должно быть, понадобится Дэрки Ван? Мармадьюк ответил утвердительно, и шериф, отказавшись от своих первоначальных намерений, сразу занялся другим: он прошел в столовую и отдал распоряжение немедленно послать за Дэрком Вандерсколом. В те времена поселок Темплтон обладал всего двумя представителями судейской профессии. Один из них уже был представлен читателю в трактирчике «Храбрый драгун», второго звали Дэрк Вандерскол, или просто Дэрки, как фамильярно назвал его шериф. Довольно сносные профессиональные знания, величайшее добродушие и некоторая доля честности — таковы были основные качества этого человека, который жителям поселка был известен как «сквайр Вандерскол», или «голландец», и даже получил от них лестное прозвище «честный стряпчий». Не желая вводить читателя в заблуждение относительно кого бы то ни было из действующих лиц романа, мы считаем необходимым добавить, что, говоря о честности сквайра Вандерскола, надо помнить, что все на свете относительно, в том числе и человеческие достоинства, и поэтому мы убедительно просим не забывать, что в описании той или иной черты характера наших героев всегда подразумевается ее относительность. Весь остаток дня судья провел запершись в своем кабинете с кузеном Ричардом и стряпчим Вандерсколом, и никто, кроме Элизабет, не был туда допущен. Глубокая печаль Мармадьюка передалась и его дочери, обычная ее веселость покинула ее, умное личико девушки стало серьезным и сосредоточенным. Эдвардс, на долю которого в тот день выпала роль недоумевающего, хотя и весьма зоркого наблюдателя, был поражен этой внезапной переменой в настроении членов семьи — он даже подглядел слезу, скатившуюся по щеке Элизабет и затуманившую яркие глаза не очень свойственной им мягкостью. — Получены дурные вести, мисс Темпл? — осведомился он, и сказано это было с таким сочувствием, что Луиза Грант, которая сидела здесь же в комнате, склонившись над рукоделием, подняла голову, бросила на молодого человека быстрый взгляд и тут же вспыхнула от смущения. — Я догадываюсь, что вашему отцу скоро потребуется посланец, и готов предложить свои услуги. Может быть, это вас несколько успокоит… — Да, возможно, отцу придется ненадолго уехать. Но я постараюсь уговорить его послать вместо себя кузена Ричарда, если поселок некоторое время сможет обойтись без шерифа.