– Но люди говорят… – начал было Маркел. – А что мне твои люди! – перебил его Троекуров. – Я на свои глаза видел: он всегда с пикой ходил! Маркел молчал растерянно. А Троекуров тяжело вздохнул и продолжал: – Ну ладно. Я что, изувер какой-нибудь, чтобы чужому горю радоваться? Вот в прошлом году Пушкин орал: Троекуров, твою… И Троекуров замолчал, потом продолжил: – Да! Но что было, то прошло. И Пушкин с Сицким поехали несолоно хлебавши восвояси, а я тут как сидел, так и буду сидеть до самой смерти! Я же о людях пекусь. Вот как хотя бы о тебе. Я же тебе гостинец приготовил. Не веришь? Сейчас мы тебе это покажем, это здесь рядом. И тут он встал с лавки, хлопнул в ладоши и позвал: – Филиппов! Открылась дверь, и вошёл тот самый Филиппов. Троекуров сказал: – Отведи его и покажи. И расскажи, если что будет надо. А после опять сюда. И не толкитесь под чужими окнами! Филиппов кивнул Маркелу, и они оба вышли. Выйдя во двор, они опять пошли мимо посольского дома. Там, рядом с домом, никого видно не было. Также и окна все были закрыты. Филиппов посмотрел на них, сказал: – Как будто нет там никого живого. А ночью свет виден. Чего им не спится? Маркел промолчал. Филиппов опять заговорил: – Вина не пьют, кваса тоже. Одну воду дуют! Сорок человек – и одну воду! – Ну а едят хоть что? – спросил Маркел. – Баранину. Просо, – ответил Филиппов. – Ну и икру, конечно. Маркел снова обернулся на посольский дом, хотел ещё что-то спросить, но Филиппов сказал, что им мешкать некогда. Они прибавили шагу, прошли мимо церкви и перекрестились, вышли из кремля и пошли вниз, к пристани. На пристани было полно народу. Одни разгружали корабли, другие нагружали. Кирюхин прохаживал туда-сюда, у него под мышкой была есаульная книга, а рядом с ним вертелся некий низкорослый человек, и тоже с книгой, со своей. Это, наверное, здешний таможенный голова, подумал Маркел, но спросить об этом не успел, потому что они опять повернули и пошли туда, куда указал Филиппов. Но и там они прошли совсем немного, потому что пристань кончилась и началось плотбище. На плотбище стояли или ещё лежали на боку недостроенные корабли, по большей части мелкие, но было там и несколько настоящих, больших кораблей, на одном из них работали мастеровые – плотничали. Маркел хотел остановиться возле них, но Филиппов повёл его дальше. И вот уже только там, за высокой кучей досок, Маркел увидел здоровенный струг, даже, наверное, не струг, а бусу. А бусы – они же и шире, и длинней, и выше стругов, и пушек на них можно поставить больше, и чердак там просторней, и товаров можно больше загрузить, и устроить загон для скота, если надо. Подумав так, Маркел остановился. Да и если бы он этого и не хотел, то его дальше не пустили бы стрельцы, перегородившие ему дорогу. Но тут вперёд вышел Филиппов и, указав на Маркела, сказал, что это и есть тот человек, для кого всё это строится. Услышав такое, стрельцы расступились. Маркел и Филиппов прошли дальше, к самой бусе. Возле бусы стоял загорелый человек в старом азяме. – Михалыч, принимай гостей, – сказал Филиппов. Михалыч медленно снял шапку. Маркел подошёл к бусе и стал её рассматривать. Михалыч даже не смотрел в Маркелову сторону. – Михалыч, обскажи ему! – сказал Филиппов. – А что тут обсказывать, – сказал Михалыч. – Всё, как боярин велел, так и сделали. Ну и что не велел, тоже сделали, – и усмехнулся. – Потому что, – продолжал он, увлекаясь, – это же какая скотина, этот слон. Он дикий! Я его в прошлом году видел, когда он здесь лютовал, этот зверь. Двоих насмерть затоптал, между прочим! Поэтому, – и Михалыч повернулся к бусе, – возле мачты делаем загон и там вяжем цепь. Цепь третьвершковая. Слона вот тут на цепь, там выпустил – и на замок. А ключ за пазуху, а будешь в руках держать – он из рук вырвет. И вырывал в прошлом году, а как же! Было такое? Филиппов кивнул, что было. – Вот, – продолжал Михалыч, – теперь как его садить на бусу. Первым делом чалим бусу к пристани. Боком чалим! Здесь ставим сходни. И вот отсюда его гоним. Он идёт, а твои люди уже стоят на том боку, чтобы она не перевернулась. Он заходит, убираем сходни вот сюда. – Михалыч говорил и руками показывал, чтобы было понятнее. – Теперь заводите его в загон и запираете, тот бок можно распускать, и пусть те садятся, и можно уже отчаливать, а слону сразу давать что-то жевать, он тогда смирнеет. Лучше всего давать мочало, он может его три дня жевать, пока сжуёт. Но может и сразу выплюнуть, поэтому мочала надо взять с запасом. Ясно? Маркел ответил, что ясно, после чего сразу же сказал Филиппову, что это надо показать Кирюхину. Филиппов послал за Кирюхиным. Маркел опять начал рассматривать бусу, ходил вокруг неё, прикидывал, потом спросил, а не будет ли слону здесь тесно. – Не должно такого быть, – сказал Михалыч. – Прошлогодний слон был четырёх аршин роста, и это был матёрый зверь. А на этот раз, я думаю, они дадут зверя похлипче. – Почему так? – спросил Маркел. – Потому что так подумалось, – уклончиво ответил Михалыч. И тут наконец пришёл Кирюхин, стрельцы пропустили его, и Михалыч опять начал рассказывать про всё с самого начала. Кирюхин слушал внимательно, иногда сомневался и спрашивал, Михалыч ему объяснял, они спорили, и так продолжалось, может, целый час. Наконец Кирюхин почти что со всем согласился, и Михалыч остался исправлять нескладности, а Маркел, Кирюхин и Филиппов пошли обратно в кремль, к Троекурову. Когда они туда пришли, им сказали, что Троекуров ещё обедает. Они постояли в сенях, помолчали. Потом им велели заходить, но без Филиппова. Маркел и Кирюхин зашли, поклонились. Троекуров осмотрел их и спросил, глянулся ли им их новый корабль или не глянулся. Маркел смирно ответил, что глянулся. А Кирюхин, помолчав, сказал, что чего сейчас об этом говорить, сперва нужно выйти в море, и тогда… – Ладно! – перебил его Троекуров. – Тебе никогда не угодишь. Тебе чего ни дай, всё мало. А вот за это на тебе слона! – и засмеялся. Кирюхин вздохнул, таясь. – О! – сердито сказал Троекуров. – Уже закручинился. А кручиниться уже некогда! Уже приходил человек от посла и спрашивал, что это за люди к нам приехали. Я говорю: это наш караван пришёл, с хлебом. А этот человек: а люди говорят, что это царский гонец. Какие, говорю, гонцы?! А он…Ну и так дальше, – сердито продолжил Троекуров. – Уже нашептал ему кто-то! Уже измена в городе! И вы поэтому вот что: собирайтесь и езжайте дальше. Вот пусть только стемнеет, чтобы он не видел, и езжайте. В Терский городок! Сегодня же! – А караван как? А купцы? – спросил Кирюхин. – Теперь купцы – это моя забота, – сказал Троекуров. – А твоя – это он. – И Троекуров указал на Маркела. – Его нужно спешно свезти в Персию, вот за что царь с нас спросит. – И повернувшись к Маркелу, спросил: – С тобой много добра? – Один сундук и два узла, – сказал Маркел. – Вот и славно, – сказал Троекуров. – А приедешь в Персию, тебе к сундуку человека дадут. Очень толковый человек, пять лет жил там, всё про них выведал. Он тебе крепко поможет, я знаю. Но это после. А пока ступай и отдохни немного. Нынче ночью спать уже не будете, ступай! А мы с Петром ещё немного потолкуем. Маркел поклонился Троекурову, развернулся и пошёл к двери и уже за дверью надел шапку. Придя на пристань, Маркел, никуда уже не заворачивая, сразу взошёл к себе на струг. Было уже немного за полдень, стояла самая жара. Маркел залез в чердак, проверил сундук и печати, расшпилился и прилёг. Пришёл Гришка, принёс пообедать. Но есть совершенно не хотелось, Маркел только маханул два шкалика да закусил севрюжинкой, и всё. Теперь Маркел лежал и думал, но не столько о слоне и даже не о Терском городке, сколько о доме. Потом, может, через час, пришёл Кирюхин и тоже сразу прилёг. И захрапел очень громко! Маркел постучал в перегородку, Кирюхин перелёг на другой бок и теперь спал смирно. Так он спал до самых сумерек, потом вдруг быстро встал, вышел и спросил у караульного, что слышно про плотбище. На что караульный ответил, что там всё в порядке, носят последние мешки. Тогда Кирюхин окликнул Маркела. Маркел взял саблю, надел шапку, вышел и сказал, что он готов и можно забирать сундук. Двое стрельцов взяли сундук и вынесли его на пристань. Кирюхин наклонился, просмотрел печати, развернулся и пошёл на плотбище. За ним пошли все остальные, и Маркел. Быстро темнело, было уже тихо. Так же тихо было и на плотбище. Бусу уже стащили с берега, теперь она стояла на воде, причаленная. Мешки были уже на бусе, это были обычные зерновые мешки, их свалили в горку возле мачты. Там после будет стоять слон, сразу же подумал Маркел, у слонов дурной нрав, слоны звери злые, привередливые, Ряпунин не сдержался и убил слона, так говорят, если не брешут. – Маркел Петрович! – послышалось сзади. Маркел обернулся. Рядом с ним стоял Филиппов. – Маркел Петрович! – повторил Филиппов. – Ты раньше в море бывал? – Нет, а что? – сказал Маркел. – С непривычки может укачать, – сказал Филиппов. – Голову начнёт кружить, кишки наружу выворачивать, харч выметать, так ты тогда хлеба с солью, хлеба с солью, и отпустит. – Отойди! – строго сказал Филиппову Кирюхин. – Не отвлекай от дела! – А Маркелу сказал: – Заходи! Маркел взошёл по новым сходням, прошёл мимо кучи мешков, остановился. Кирюхинские все расселись по местам, взялись за вёсла. Астраханские начали отталкивать их от берега. – Чух! Навались! – велел Кирюхин. Стрельцы взялись грести. Буса, мерно поскрипывая, шла всё быстрей и быстрей. Развернули парус, он захлопал, распрямился ещё больше. – Лепота! – сказал Кирюхин радостно. – Так мы за неделю доплывём! – До Персии? – спросил Маркел. – Ага! – сказал Кирюхин. – Раскатал губу! До Терского городка за неделю! А до Персии нам хотя бы за месяц управиться. Глава 13 Они плыли всю ночь, и хоть это было в полнолуние, всё равно вокруг стояла такая чернота, что можно было только удивляться, как это они ни разу ни во что не врезались или не сели на мель. А мелких мест там было предостаточно, днище бусы то и дело скрежетало по песку, и тогда Кирюхин приказывал «Гэп!», все дружно наваливались на вёсла, и буса медленно сползала с мели. А сколько там было поворотов, сколько глухих заводей и сколько рукавов! И так они плыли до самого рассвета, а после причалили к берегу, нарубили веток и укрыли бусу и, не разжигая огня, легли отдыхать. Днём, как сказал Кирюхин, их могут заметить, так что сейчас надо как можно скорей схорониться. – Схорониться от кого? – спросил Маркел. – От Демьяна и его людей, – ответил Кирюхин. – Здешние места – их вотчина. И так они тогда и сделали: весь день просидели в схроне и только уже вечером двинулись дальше. А утром они опять причалили и схоронились, послали человека посмотреть, далеко ли ещё до моря, человек скоро вернулся и сказал, что до моря ещё полверсты всего осталось. Кирюхин задумался, потом сказал, что место здесь какое-то недоброе, надо уходить отсюда – и они отчалили. Но только проплыли, может, сто саженей к морю… Как вдруг из кустов от соседней протоки на них валом попёрли лодки! – Сарынь! – кричали с лодок. – Бей Москву! Кирюхин велел разделиться. Стрельцы одни навалились на вёсла, а другие начали стрелять в толпу, в гущу лодок. Стало дымно, ничего не видно. Стрельцы стреляли наугад, на крик, лодки начали сбиваться в кучу. Буса разгонялась всё быстрей, лодки за ней не поспевали. – Всем грести! – крикнул Кирюхин. – Налегай! И налегли, теперь уже опять все вместе. Лодки отставали всё заметнее. И вот наконец разошлись берега и буса очутилась в море. А лодки шли и шли за ней, и этих лодок становилось всё больше и больше, их было уже, может, сотня, наверное, они расплывались, будто чёрное пятно… И только одна лодка была красная, и она шла впереди, на ней было четверо гребцов, а на руле сидел высокий толстый человек, краснобородый.