За месяц до того дня, когда Ренэ Дево потихоньку по­кинул форт, Лодоньер послал отряд из десяти человек ис­следовать страну к югу от форта и отыскать горы с золоты­ми самородками, о которых ходили слухи среди белого на­селения. Долго скитались солдаты по бесплодным песча­ным равнинам, переправлялись через глубокие реки, блуждали по лесам и болотам. Видели они удивительных птиц с ярким оперением, странные растения и цветы и ка­ких-то неведомых зверей, но золота не нашли. Измученные, больные, голодные забрели они в тузем­ную деревушку. Жители этой деревушки никогда не видели белых и в испуге разбежались. Голодные солдаты вошли в хижины, отыскали съестные припасы, разграбили их и, разведя костер, принялись за стряпню. Искры от костра упали на крышу одной из хижин, и через несколько минут вся деревня была объята пламенем. Индейцы, спрятавшиеся в лесу, видели, как пожирает огонь их жилища. Думая, что белые подожгли их умышлен­но, они начали стрелять из луков. Один человек был убит, четверо ранены. Солдаты в ужасе покинули деревушку, но индейцы, прячась за деревьями, преследовали их, и еще четыре человека заплатили жизнью за свою небреж­ность. Спустя несколько дней пятеро оставшихся в живых вернулись в форт Каролина. Плохие принесли они вести своим товарищам: золота в стране нет, пять человек убиты, а южные индейцы объявили войну всем белым. У Лодоньера и без того хлопот было по горло. Тяжелое впечатление произвел на него уход Ренэ: он боялся, что мальчик погибнет. Между тем в форте уже остро ощущался недостаток в съестных припасах. Сам Лодоньер боролся с приступами лихорадки; последние дурные вести сломили его, и он слег. На гарнизон форта угнетающе подействовала болезнь коменданта. Вдобавок и голод давал себя чувствовать. Не­довольные поговаривали о том, что следует принудить Ло­доньера покинуть форт и Новый Свет и вернуться во Фран­цию на корабле, который они построят из имеющихся материалов. Солдаты посмелее открыто призывали к мятежу. Во главе этих недовольных стоял старый друг Ренэ, Симон Оружейник. Он всегда любил поворчать, а после по­бега Ренэ его посадили на один день на гауптвахту за то, что он покинул свой пост. Этот арест его оскорбил, и он от­крыто принял сторону мятежников. Вследствие болезни Лодоньера и почти всех офицеров обязанности коменданта форта перешли к художнику Ле Муану. Как-то утром, когда он работал в своей комнате, явился Симон Оружейник, а за ним чуть ли не весь гарни­зон. Старый солдат отдал честь и сказал: – Господин Ле Муан, пожалуйста, выслушайте нашу просьбу и доведитеее до сведения коменданта. – Слушаю, – отозвался Ле Муан, не скрывая своего удивления. – Говори скорее и возвращайся на свой пост. – Мы умираем с голоду! – начал Симон. – Правда, живем мы впроголодь, – сказал Ле Муан, – но будем надеяться на лучшее. – Мы умираем от лихорадки. – Отчасти и это правда. – Нам грозит нападение индейцев. – У нас крепкие стены, мы будем защищаться. – Никто не знает, для чего мы забрались сюда, в эти чужие края. Помощь придет, когда кости наши сгниют в земле. – Адмирал Жан Рибо обещал прийти нам на помощь, – ответил художник. – Он сдержит слово. – Золота в этой стране нет, а людям нечем здесь про­кормиться. – И однако племя вождя Микко живет здесь и не голо­дает. Что же касается золота, то, быть может, мы еще най­дем его. Ничего на это не ответив, Симон продолжал: – Передайте коменданту, что мы хотим построить ко­рабль и вернуться на родину. Мы просим его, как только он поправится, увезти нас из этой проклятой страны. Эти жалобы и просьбы встревожили Ле Муана. До сих пор он понятия не имел о настроении гарнизона. Долго уго­варивал он солдат отказаться от безумной затеи, вернуться к исполнению своих обязанностей и терпеливо ждать под­крепления из Франции. Но Симон Оружейник, говорив­ший от лица всего гарнизона, настоял на том, чтобы Ле Му­ан передал их требование Лодоньеру. Лодоньер пришел в негодование, и только болезнь помешала ему вскочить с постели и выйти к мятежникам. Был он человек упрямый и настойчивый и никог­да не шел на уступки. Он поручил Ле Муану пере­дать солдатам, что ему, Лодоньеру, приказано было основать здесь форт и ждать дальней­ших распоряжений; пока эти распоряжения не по­лучены, он страны не покинет. Солдатам он приказывает заняться укреплением форта и готовиться к нападению, которое следовало ожи­дать со стороны южных индейских племен. Когда Ле Муан передал солдатам эти слова, Симон Оружейник сказал: – Господин Ле Муан, от коменданта мы другого ответа и не ждали. Будьте добры, скажите ему, что всем нам доро­га жизнь и мы будем готовы отразить нападение индей­цев. Но в то же время мы позаботимся о том, чтобы уско­рить и наш и его отъезд из этой страны. Снова отдав Ле Муану честь, старый солдат повернулся и вышел, а за ним последовали все остальные. Ле Муан отправился с докладом к Лодоньеру и так его взволновал, что к вечеру больному стало хуже. Всю ночь он бредил, звал Ренэ Дево и просил его не уходить к ин­дейцам. Между тем солдаты в тот же день принялись за работу и начали строить маленькое судно, на котором надеялись пе­реплыть океан. Работали они с таким рвением, что меньше чем через - месяц корпус судна был закончен, и оставалось только спустить его на воду. Несколько отрядов вышли из форта добывать лес для мачт, смолу, чтобы просмолить судно, а также запастись рыбой и дичью для далекого путешествия. Но охота и рыб­ная ловля шли неудачно. А в форте иссякли последние за­пасы маиса, и гарнизон питался исключительно рыбой и почками пальмы, заменявшими хлеб. Приготовлять их белые научились от индейцев. Ровно через месяц после бегства Ренэ на солдат, работавших в лесу, внезапно напали индейцы. Было их так мно­го, что французы, потеряв несколько человек, в смятении бежали. Индейцы преследовали их до самых ворот форта, но здесь были остановлены сильным артиллерийским огнем. Пушечные выстрелы они слышали впервые; в ужасе обра­тились они в бегство и спрятались в чаще леса. К вечеру индейцы высыпали на опушку леса и рас­положились вокруг холма, где несколько недель назад племя Микко справляло праздник Зрелого Маиса. Увидев их, Симон Оружейник, возглавлявший теперь гарнизон, решил дать бой. Лихорадка и недоедание вывели из строя многих сол­дат и Симон мог набрать только пятьдесят человек, спо­собных держать в руках оружие. Но его это нимало не сму­тило. Он считал, что пятидесяти человек более чем доста­точно. Смело вывел он горсточку людей из форта и двинулся к холму, вокруг которого собрались индейцы. Внезапно французы увидели, что окружены со всех сто­рон. Индейцы выскакивали из-за каждого дерева, из-за каждого куста. Симон не заметил, как они подкрались сзади. Маленький отряд попал в засаду и убедился в этом, лишь услышав свист стрел и копий, рассекавших воздух. В то же время раздался оглушительный дикий вой, который ис­пугал французов не меньше, чем пушечные выстрелы ин­дейцев. Зная, что единственная надежда на спасение в быстром отступлении, Симон сделал отчаянную попытку прорваться назад, к форту. Но отряду в пятьдесят человек трудно было справиться с лавиной индейцев, и, казалось, ни один из французов не уцелеет. Измученные неравной борьбой, они пришли в отчаяние, как вдруг положение резко изменилось: кто-то напал на индейцев с тыла, и они, охваченные паникой, обратились в бегство. Не пытаясь узнать, кто пришел им на помощь, солдаты поспешили вернуться в форт. XI. ВОЗВРАЩЕНИЕ РЕНЭ Ренэ Дево в изнеможении бросил весла и опустился на дно лодки. Стрела, пущенная Читтой, вонзилась ему в пле­чо и причиняла мучительную боль. Словно сквозь сон со­знавал он, что они спасены и находятся среди друзей. Смут­но он чувствовал, как его осторожно подняли и понесли ку­да-то. Он потерял сознание, и обморок перешел в глубокий сон. Когда он снова открыл глаза, легкий ветерок обвевал его лицо, и чья-то рука приглаживала ему волосы. При­поднявшись, он увидел Нэтлу, сестру Хас-се; она сидела подле него и обвевала его связкой душистых трав. Когда он сделал попытку встать, она мягко удержала его и вышла. Через секунду она вернулась, а вслед за ней в хижину вошел Хас-се. Убедившись, что Ренэ чувствует себя гораздо лучше, он просиял от радости. От него Ренэ узнал, что индейцы, явившиеся на зов Хас-се, на минуту задержались, расспрашивая, кто преследователи и много ли их. Этой задержкой воспользовались Кат-ша и Читта. Быстро уплыли они вверх по течению, и невозможно было отыскать их в лабиринте каналов, пересекающих великие болота. Счастливый случай помог мальчикам догнать друзей: у соплеменников Микко было мало съестных припасов, и они решили остановиться на два дня и пойти на охоту, что­бы пополнить запас провианта. Благодаря лекарственным травам, которые Нэтла при­кладывала к его ране, Ренэ быстро поправлялся, к вечеру следующего дня он уже мог выйти на лужайку перед палат­кой вождя. Пылал большой костер, женщины жарили оле­нину, индюков, медвежьи окорока. Хас-се подошел к своему другу и вложил ему в руку перо фламинго, которое срезано было накануне стрелой Читты. – Та-ла-ло-ко, – сказал он, – я дарю тебе это перо, как залог дружбы. Пусть навсегда останется в памяти тво­ей этот день. Если когда-нибудь понадобятся тебе моя помощь, пришли это перо мне или одному из моих соплеменни­ков, и знай, что мы придем к тебе на помощь, хотя бы это стоило нам жизни. Храни перо, но не носи его в волосах: только вожди моего племени и сыновья вождей имеют пра­во вплетать его в волосы. Взяв в руки поднесенный подарок, Ренэ с изумлением увидел, что к перу фламинго привязана тонкая золотая це­почка с золотой булавкой очень красивой работы. Эту бу­лавку Хас-се втыкал в волосы, а стрела Читты рассекла цепочку. В ответ на вопросы Ренэ Хас-се объяснил, что укра­шения эти получены из далекой страны, где заходит солнце. Золота там столько же, сколько песчинок на берегу ве­ликого соленого моря, и оттуда торговцы принесли цепь и булавку и продали его племени. На восходе солнца индейцы тронулись в путь. Ренэ и Нэтла полулежали в каноэ, а на веслах сидели Хас-се и Я-чи-ла-не, Орел, муж Нэтлы. Поток, по которому они плы­ли, постепенно расширялся, и вскоре великие болота оста­лись позади. Каноэ скользили по широкой реке, берега ко­торой были покрыты пестрым ковром цветов. Индейцы на­зывали эту реку Уитлакучи, но впоследствии испанцы из­менили название на Сан-Хуанита. Теперь туземцы называют ее Суани. В реке водилось много аллигаторов, и индейцы их убивали, чтобы добыть жир из суставов хвоста. Через два дня племя прибыло в страну Алачуа, с кото­рым поддерживало дружеские отношения. И алачуа и пле­мя Микко говорили на одном наречии. Это была страна са­ванн, прорезанная чистыми ручьями, в которых водилось много рыбы. В рощах магнолий и дубов журчали обильные ключи. Люди жили здесь добродушные и миролюбивые, и они ласково встретили пришельцев с востока. В тот же день племя выбрало место для стоянки в дубо­вой роще, где протекал прозрачный ручей. Здесь индей­цам предстояло прожить несколько месяцев. К закату солн­ца выросли десятки маленьких хижин и засверкали в вет­вях искры костров. Вождь Микко поселил Ренэ Дево в своей хижине, и маль­чик спал вместе с Хас-се на ложе из медвежьих шкур. По­ка не затянулась его рана, он отдыхал и ни о чем не думал, словно не было у него никаких забот. По целым дням бол­тая с Хас-се и Нэтлой, он хорошо изучил индейский язык. Сначала индейцы племени алачуа, никогда не видевшие белых, рассматривали его с любопытством, словно какую-то диковинку, но вскоре привыкли к нему и стали очень тепло относиться к другу Хас-се. Через неделю Ренэ выздоровел и отдохнул. Теперь – решил он – настало время приступить к делу, которое при­вело его в эту страну. Явившись к вождю племени алачуа, он показал ему вещи, находившиеся в свертке, который он привез из форта Каролина. Были здесь ножи, топоры, зер­кальца, рыболовные крючки, но вождю эти самые обык­новенные вещи казались сокровищами, не имеющими цены. Ренэ рассказал ему о том, что белые в форте Каролина попали в бедственное положение, так как во время пожара погибли все съестные припасы, заготовленные на зиму. У алачуа много зерна. Если вождь согласится послать в форт двенадцать каноэ, нагруженных маисом, он, Ренэ, отдает ему этот сверток и обещает от имени белого вождя, возглавляющего форт, еще двенадцать таких же свертков в уплату за каждое каноэ с провиантом. Но так как путь не безопасен, то пусть воины алачуа сопровождают эти ка­ноэ. Он обещает, что белые примут их радушно и не будут препятствовать возвращению их на родину.