Старый Джим втянул носом воздух и сплюнул, а потом начал поворачиваться назад, в сторону сада. Коул замер на том месте, где висел. – Подождите! – вскрикнул Тинн. Старый Джим остановился и приподнял кустистую бровь. – Как, хм, как вы думаете, что это было? – спросил Тинн. – Как вы думаете, что это смотрело на нас из леса? – Хм, – Джим глубокомысленно вздохнул, – всякие упыри и прочая нечисть водятся в этих лесах. Люди поговаривают, что, когда основатели приехали в Эндсборо, они привезли с собой духов из старой страны. – Духи из старой страны – звучит не так уж плохо. – У основателей были причины уйти из старой страны, парень. Так или иначе, но было бы намного хуже, если бы на тебя из Дикой Чащи смотрела королева. Тинн содрогнулся. Он терпеть не мог эти истории. Королева Глубокого Мрака. Мать Монстров. Ведьма Дикой Чащи. – Некоторые говорят, что она ест потерявшихся детей, – продолжал Джим. – Другие утверждают, что она превращает их в диких животных. Некоторые верят, что она может сама превратиться в дикое животное, когда захочет, а её накидка становится шкурой огромного зверя. Другие считают, что много лет назад она посадила непроходимые заросли или что ползучие лианы – это её ужасные пальцы, которые пытаются схватить мальчиков и девочек, слишком далеко забредающих в её лес. Ветка дерева треснула, как ружейный выстрел, и Тинн подпрыгнул. Сердце его колотилось. Он перестал следить за Коулом и теперь нигде его не видел. Старый Джим нахмурился, повернулся и направился в сад. Тинн открыл и закрыл рот, но ничего не мог придумать, чтобы задержать фермера. Мучительно, шаг за шагом Старый Джим приблизился к дереву. Потом обошёл вокруг, затем в другую сторону. – Проклятые олени, – выругался он. – Только сегодня утром повалили забор. Видно, они опять пытаются полакомиться моими яблоками. Тинн выдохнул. – Привет! – раздался голос из-за его спины. Тинн снова подпрыгнул, второй раз. Коул со смехом бежал к ним по дорожке. – Коул, я – ты… – Я только что пришёл. – Коул подмигнул. – Из дома. – Верно. Да! Ведь ты был дома. – Я принёс тебе твою кепку, тупица. Нам надо бежать. – Верно. Ну да. Тогда желаю вам хорошего дня, сэр. И мне жаль насчёт… оленей. Старый Джим что-то проворчал и покачал головой, глядя на убегавших мальчишек. Глава 4 – Ты почти попался, – заметил Тинн, толкнув брата в плечо. – Мы почти попались! Коул рассмеялся. – Только так и интересно – чтобы почти попасться. – Нет, куда интереснее вообще не попадаться. И куда как не так страшно. Мне как-то не по себе от Старика Джима. Пока они шли по краю леса, Тинн не мог отвести глаз от опушки. – И как это тебе удаётся всё время испытывать судьбу? – Не знаю. – Коул поддел башмаком комок земли. – Просто самому себе здорово доказывать, что ты можешь. Как будто ты особенный. А ты никогда не чувствовал, что внутри тебя что-то сидит, и ты просто хочешь… – Коул не договорил. – Ну, ты знаешь. Какое-то время они шли молча. Тинн знал. Все знали. Они знали, но при этом не знали. Мальчики выросли в окружении разговоров про фейри и фантастических созданий – и лучше всего им была известна история о них самих, о том, что пряталось в одном из них. Иногда Тинн мог поклясться, что он чувствовал, как это самое что-то покалывало прямо у него под кожей. Иногда Коул был уверен, что оно гудело в его руках и ногах. Оба они гадали, кто из них был тем самым. Оба они переживали. – Иногда я просто хочу быть особенным, – произнёс Коул внезапно. – Я хочу быть героем, как Геркулес, совершавший все эти подвиги, о которых нам надо было читать на уроках миссис Сильвы. Я просто хочу доказать, что могу совершить – ну, не знаю – что-то большое и страшное. – Геркулес тоже был одним из двух близнецов, – вспомнил Тинн. – У него был брат по имени Изоскелес, кажется. Нет, Ификл. – Мне кажется, я эту часть не читал, – ответил Коул. – А его брат тоже отправлялся на всякие классные приключения – убивать чудовищ и всякое такое? – Хм… не думаю, – признался Тинн. – Может быть. Он не был полубогом, как Геркулес. Я думаю, он был просто человеком. Перед ними показался ручей, и Коул начал на ходу подбирать гальку. Тинн тоже наклонился, чтобы поднять несколько камушков. – Как думаешь, ему хотелось? – спросил Тинн. – Кому чего хотелось? – не понял Коул, выбирая куски коры из груды камней. – Брату. Как думаешь, ему хотелось убивать чудовищ и всё такое? – Конечно, хотелось. Почему же не хотелось? – удивился Коул. – Ну, я имею в виду: Геркулесу не хотелось всё это делать, так ведь? Он не хотел бороться со львами, убивать амазонок или выгребать какашки из старой конюшни. Он это делал, чтобы искупить вину за очень плохие поступки в прошлом. Он просто мечтал вернуться домой. Не думаю, что ему вообще хотелось быть героем. Скорее всего, он просто не хотел быть чудовищем. Какое-то время они прислушивались к звуку собственных шагов на пыльной дорожке. – Геркулес не выгребал какашки, – сказал Коул. – Выгребал. Это был один из подвигов. – Мерзко, – рассмеялся Коул. – Сам ты мерзкий. Они подошли к мосту, и Коул кивнул. – Готов? Тинн перебрал камушки на ладони. – Три… два… один… Они подбросили все камушки высоко в воздух и стали смотреть, как они падают в ручей с приятным звуком: плип-плип-плип-пити-плюх-плип-плуп. Коул перегнулся через ограждение, чтобы посмотреть на муть, поднявшуюся со дна под поверхностью воды. – Может быть, Геркулесу больше понравилось бы совершать свои подвиги, если бы он мог взять с собой брата, – предположил Коул. Тинн не ответил. Он смотрел на лес. В тот самый миг, когда они бросили камушки, он что-то заметил. Там, в тени деревьев на краю леса, сквозь просвет между листьями широкого куста, на них смотрела пара глаз. Куст зашевелился, а потом замер. Тинн сглотнул. Ему захотелось домой. Глава 5 Торопливо пробираясь между деревьями, Кулл вертел в руках маленький квадратик пергамента. Он уже столько раз складывал и разворачивал его, что тот стал мягким по краям. Он оказался не таким тяжёлым, каким должен был быть. Всего лишь бумага и чернила – но то, что там было написано, уже давно тяготило его, словно кусок свинца в груди. Сколько ночей он смотрел на этот листок бумаги, примостив подбородок на сжатый кулак и макая перо в чернильницу! Сколько книг и свитков он собрал, пока писал: гоблинские сказания, человеческие истории и даже несколько преданий фейри – их стопки, груды, кучи высились вокруг него! Голова Кулла всё ещё болела от учения. Гоблин всегда считал себя способным справиться с любыми проблемами, но предпочитал такие, которые можно решить обычным способом: силой, воровством или бегством. Но эта проблема была другого рода. Для неё требовались слова! Кулл остановился под деревом, обвитым лианами, и глубоко вздохнул. Вокруг него жужжали мошки, и прямо за кустами журчал ручей. Он почти дошёл до человечьей деревни, когда впереди послышались голоса. Кулл знал эти голоса лучше, чем свой собственный. Как можно тише он подполз к краю опушки. Одной рукой он осторожно раздвинул листья и выглянул между ними. Мальчики стояли на мосту. Он не мог разобрать их слова из-за шума воды, но вся ситуация была хорошо знакома. Он наблюдал за близнецами из кустов в течение всей их жизни. Через несколько минут они уйдут с моста и отправятся дальше по извилистой тропинке, мимо толстого дуба. Они всегда останавливались у большого дуба по пути домой. Они называли его своим деревом для лазания. Рука Кулла, в которой он держал записку, вспотела. Дерево – вот где он оставит послание. Внезапно мальчики разом бросили пригоршни гальки в воздух, и Кулл вздрогнул. Скоро они пойдут дальше. Он отпустил листья, чтобы они вернулись на прежнее место, и бросился бегом через лес так быстро, как только позволяли его гоблинские ноги. Он должен был оказаться у этого дерева раньше них. Слова. Кулл учил человеческие слова многие месяцы. Другого выхода не было. Дети игнорировали все записки, написанные по-гоблински, которые он многие годы оставлял для них. Однажды, когда мальчикам было семь лет, он набрался смелости и вырезал целое послание на их подоконнике – ясное как божий день. Мальчики водили пальцами по его аккуратной гоблинской надписи и громко рассуждали, что, скорее всего, это кошка оказалась на улице и расцарапала когтями доску, пытаясь залезть внутрь через окно. Если бы только Куллу было позволено выйти за опушку и поговорить с детьми напрямую! Но он был связан клятвой на крови, и, хотя правила он мог нарушать сколько угодно, отменить её не представлялось возможным.