Единственным звуком в колючей тюрьме, в которой оказались близнецы, было чирканье спички о край коробка. Потом молчание. Темнота. Ещё одно чирканье. Выбившаяся искра на один короткий миг осветила дрожащие руки Тинна. Он чуть не выронил коробок. Коробок весь промок от купания в болоте, но если бы можно было уговорить его зажечь спичку… Чирк. Чирк. Чирк. Наконец вспыхнуло пламя. Почти сразу же оно едва не потухло, но Тинн сложил руку горстью и удержал в полной неподвижности слабый, срывающийся огонёк. Он затаил дыхание. Через несколько секунд крошечный фитиль немного вырос и начал неохотно ползти вверх по спичке. Свободной рукой он потряс коробок. Оставалось ещё три. – Молодец, – ободрил брата Коул. – Эй, вот здесь. Я думаю, что вижу тропинку. – Ты уверен? Тинн напряг зрение. Теперь их окружал почти правильный купол из лиан, так что слабый свет спички блестел на острых шипах со всех сторон. Тропинка за спиной Коула была единственным проходом. – Надо или идти туда, или стоять здесь, пока у нас не кончатся спички, – сказал Коул. – Ничего. Я пойду первым. Держи свет у меня над плечом. Мальчики пошли, пригнувшись, глубже в заросли. Над их спинами нависал покров из лиан. Впереди медленно шёл Коул, осторожно проверяя каждый шаг, прежде чем двигаться дальше. Туннель искривлялся и изгибался, так что было невозможно ничего увидеть дальше чем на несколько метров вперёд или назад. Огонь обжёг пальцы Тинна, прежде чем он наконец уронил спичку, съёжившуюся до кривого кусочка пепла, на лесную землю. Чирк. Чирк. Чирк. Следующая спичка зажглась с третьей попытки, и мальчики снова пошли вперёд. Заросли стали гуще. Очень скоро Коул опустился на колени, чтобы пробираться по сужающемуся тоннелю. Тинн почти сразу потерял опору. Земля в узком коридоре была неровной, покрытой толстыми корнями и бледными ветками. Тинн выбросил в сторону свободную руку, чтобы не упасть, и она угодила прямо на какой-то мерзкий шип, который глубоко разрезал его ладонь. Он зашипел сквозь зубы, но сумел удержать спичку на весу. До тех пор пока они не выйдут из зарослей, им ничего больше не оставалось. Тинн видел, как Коул ещё до него получил такое же ранение. Коул не вскрикнул, и Тинн тоже не сделал этого. Он просто сосредоточился на том, чтобы удерживать равновесие и не обращать внимания на боль, ожидая, что она сама утихнет. – Как думаешь, куда ведёт эта тропинка? – прошептал Тинн, изо всех сил стараясь удерживать мерцающий огонёк над братом. – Наружу, – пробурчал Коул, надеясь, что в его голосе звучит больше оптимизма, чем он чувствовал на самом деле. Сердце Коула тяжело стучало о рёбра. Каждый удар резко пульсировал через разрез на его ладони. Свет, подпрыгивая над плечом Коула, освещал землю неровными пятнами. Узловатые разломанные ветки под его пальцами были холодными, сухими и какими-то неправильными, совсем не похожими на древесину. Медленно и осторожно он поднял одну из них. Ветка была не просто бледной, она была цвета слоновой кости. И это была не ветка. Коул повернулся лицом к Тинну. Он сглотнул. – Это… – прошептал Тинн. Коул кивнул. Тинн опустил спичку ниже. Мальчики одновременно посмотрели на землю под ногами. Кости. Большие и мелкие, сломанные и целые, какие-то длиной в рост мальчиков, другие не больше ногтей на пальцах – землю сплошь покрывали кости бесчисленных созданий, жертв. По чёрному коридору прокатилась волна холода. Спичка в руке Тинна задрожала и погасла. Глава 25 Наконец время пришло. Существо глубоко втянуло воздух. Теперь у детей не будет спасения, уже не будет. С каждым шагом они только глубже забирались в его гнездо. Теперь Существо могло не спешить. Их было двое. Такие похожие и одновременно такие разные. Их страх, их ничтожность, их паника, их страдание – Существо чувствовало вкус этих сладких эмоций с каждым уколом чёрных шипов. Но ещё была магия. Существо застонало в предвкушении. Первородная, зрелая, аппетитная магия бежала по жилам одного из мальчиков – больше магии, чем у какого-нибудь пустякового тролля, гнома или водяного. Магия – сырая, подлинная и мощная – жила прямо под его кожей. Гоблин? Больше чем гоблин. Перевёртыш. Существо придвинулось к мальчикам. Сначала оно проглотит человека, а изысканного перевёртыша оставит напоследок. Глава 26 Чирк. Чирк. Чирк. Третья спичка в руках Тинна наконец ожила. – Осталась одна, – предупредил он со вздохом. – Мы выберемся отсюда, – пообещал Коул. Он видел отчаяние в глазах брата. – Мы только забираемся всё глубже, – покачал головой Тинн. Коул достал свой карманный ножик. – Я тебе обещаю, – сказал он. Он стал изо всех сил резать лианы. Они гнулись и раскачивались под ударами, но он мог бы с таким же успехом резать железные цепи. Тинн вздохнул. Спичка уже почти догорела. Коул со злобой сложил лезвие ножа и убрал его обратно в карман. Он поднял длинную кость. Она была толщиной с его запястье, с узловатой рогатиной на одном конце. Он изо всех сил ткнул костью в ветки. В ответ стена подалась назад примерно на полметра, и в ней возникла неглубокая впадина. Коул установил кость в землю как распорку, и, когда отпустил её, она осталась стоять на месте. – Ага, – сказал Коул. Получается, что раз они не могли прорубить себе путь через лианы, то, возможно, получится раздвинуть их. Тинн спешно помогал, подбирая свободной рукой другие большие кости и передавая их брату. Устанавливая их в распор одну за другой, Коул отвоевал ещё метр, потом три, четыре. Постепенно они отходили всё дальше от зловещей тропинки, шедшей сквозь заросли, и пробивали свою собственную. Впервые с того момента, когда Свечебородый оставил их здесь, Тинн почувствовал надежду. А потом спичка погасла. Чирк. Чирк. Чирк. Пока Тинн изо всех сил старался зажечь последнюю спичку, Коул вслепую искал следующую крепкую кость, чтобы упереть её в лианы. Его пальцы перебирали тонкие, хрупкие, разрозненные останки, пока наконец не ухватились за что-то мягкое, восковое. Эта маленькая штуковина легко помещалась в его ладони, и он уже собирался выбросить её, когда рядом с ним наконец зажглась спичка. Тинн убрал коробок и закрыл пламя рукой. Он огляделся. В свете их последней спички проход, к которому их выводили заросли, казался намного шире и выше, чем их самодельный тоннель. Он выглядел действительно привлекательно, если бы только не ковёр из костей, который его укрывал. Тинн содрогнулся. Он посмотрел на Коула. Коул смотрел на то, что было в его руке. Что-то бледное, перламутровое, но это была не очередная кость – это был огарок свечи. Несколько секунд они оба смотрели на него, но тут пламя спички заколебалось, и Тинн наклонил её, чтобы поддержать слабый огонёк. – Держи ровно, – велел Коул. Он наклонился вперёд. Пламя облизало фитиль свечи, но тот никак не загорался. – Ну же. Ну же. Они подносили свечу с разных сторон, прикасаясь фитилём к пламени, но всё оказалось напрасно. Скоро и последняя спичка почти догорела. Её драгоценное пламя было потрачено на непослушный фитиль. Судя по результату, он мог бы с таким же успехом быть сделан из камня. – Ар-р-р, – зарычал Коул. – Брось ты её! Ничего не получается! Он засунул огарок в карман и двинулся назад в поисках крепких костей. – Это наша последняя спичка, – сказал Тинн, – Коул! Пламя задрожало и начало гаснуть. В полумраке из земли перед Коулом торчали оленьи рога, и он начал тянуть, пытаясь вытащить их из кучи других останков. – Коул! – повторил Тинн. И тут огонёк умер. Вновь окутанный темнотой Тинн наконец позволил себе заплакать. Он слышал, как его брат всё ещё работал, вытаскивая в темноте рога и сражаясь с колючими лианами. Сейчас Тинн хотел бы, чтобы храбрым был он. Он хотел бы найти спасение. Он хотел бы всё исправить. Горячие слёзы текли по его щекам. И когда он решил, что ничего хуже этого с ним уже случиться не может, мальчик почувствовал неестественный холод. Это было хуже мокрой Кривотопи, хуже зимнего ветра. Этот холод был абсолютным. Волоски на руках Тинна встали дыбом. Мир состоял изо льда и из темноты, в которых лишь временами раздавалось пустое эхо. Он мог слышать глухой стук собственного сердца. Он мог слышать, как прямо перед ним, задыхаясь, сражается Коул. И он мог слышать, как что-то двигается сквозь заросли за его спиной. Глава 27 Существо скользило сквозь лианы, не цепляясь за колючки и шипы, и его тени вздувались позади него. Теперь мальчики были прямо перед ним: человек и перевёртыш. Приближаясь к ним, Существо набухло и отвердело. Теперь оно выглядело почти как человек, разве что в виде маскарадного образа своих недавних жертв, закутанное, как всегда, в саван из рваных теней. Существо начало расти, пока его плечи не упёрлись в колючий покров наверху. Чем больше оно росло, тем более голодным становилось. Уже так долго эта тварь не получала пищи, реальной пищи. Слуги Существа периодически с неохотой приносили ему какие-то ошмётки, которых едва хватало, чтобы поддерживать существование. И, конечно, когда поток их подношений начинал иссякать, Существо просто питалось самими слугами – хотя пища из них получалась ненамного лучше. Но дети – эти деликатесы, запутавшиеся в его лианах, – они были другими. Магия перевёртыша гудела во всех уголках зарослей, и во рту у Существа скапливалась слюна. Оно придвинулось ещё ближе, чтобы наконец увидеть мальчиков сквозь паутину колючек. Они вырывались, беспорядочно и беспомощно. Существо улыбнулось. Знают ли они, что скоро умрут? Существу нравилось, когда об этом знали.