– Не знаю. Мне никогда не приходилось оставаться одному. У меня всегда был Коул, а у него всегда был я. Не знаю, кем бы я был без него. И не хочу знать. Вот это-то и страшно. Не думаю, что обычные люди рассуждают так же. И не думаю, что обычные люди боятся понять, кто они внутри. И не думаю, что я обычный. Вообще я сильно переживаю из-за этого. И чем больше переживаю, тем больше переживаю о том, что я правильно делаю, что переживаю. – Ну и ну. Ты действительно не хочешь быть перевёртышем? – Я правда не знаю, – признался Тинн. – Почти всегда. Но иногда… – Иногда что? – Иногда я надеюсь, что это я. Не говори Коулу. Порой надеюсь, что я и есть перевёртыш, потому что не хочу, чтобы Коул покинул меня и ушёл жить с гоблинами без меня. Не хочу остаться один. Если окажется, что перевёртыш всё-таки я, то, может быть, когда снова превращусь в гоблина, я забуду, что значит быть человеком, и тогда уже не буду ничего бояться. – Гоблины не боятся? – Не знаю. – Тинн глубоко вздохнул. – Наверное, они боятся чего-то другого. И есть ещё одна причина. Фэйбл терпеливо ждала. – У Коула лучше получается жить – быть человеком, – чем у меня. Он хороший человек. – В каком смысле? – Во многих смыслах. Например, однажды в школе дети стали задирать мою подружку Эви, потому что она маленькая. Они задирали её несколько недель, и я ничего не делал. Я не знал, что делать. Я ненавидел этих людей. Коул узнал об этом и всё одним махом исправил. Сразу. – Он им надавал? – Не совсем. У него было несколько камушков, завязанных в платок, он высыпал их себе в карман и передал платок Эви, а она только странно на него посмотрела. Потом он набрал чернил из чернильницы в свою ручку и обрызгал чернилами одного из задир, прямо ему в лицо. Все стали над ним смеяться. Я тоже стал смеяться. А Эви оказалась единственной, кто помог ему вытереться. У неё в руках уже был платок. Потом Коул подставил подножку одной из самых противных девчонок в классе, так, что она упала в большую кучу грязи прямо перед Эви. Все опять засмеялись, кроме Эви. Эви помогла ей подняться и привести себя в порядок. Коул весь день придумывал ужасные, жуткие, гадкие штуки, чтобы навредить этим задирам, и я помогал ему. Отличное было чувство. Наверно, звучит противно, но так оно и было. В конце они ненавидели нас больше всего на свете, но перестали приставать к Эви. И это сделал Коул. Всего за несколько часов. Тинн посмотрел себе под ноги. – Коул не может быть перевёртышем. Он теребил свою рубашку и пытался не встретиться глазами с испытующим взглядом Фэйбл. – Если бы я мог сделать одну стоящую вещь за всю мою жизнь, она заключалась бы в том, чтобы дать Коулу возможность быть настоящим мальчиком. У него это получилось бы во много раз лучше, чем у меня. Фэйбл смотрела на него несколько секунд, пока он трепал пыльный край своей рубашки, а потом спросила: – Так ты больше переживаешь, что ты и есть гоблин или что нет? Тинн опять пожал плечами с несчастным выражением лица. – Да. – Это, – заключила Фэйбл, – не объясняет вообще ничего. Коул обошёл дом вокруг и вернулся к тому месту, которое было похоже на входную дверь. Он отодвинул в сторону последнюю гроздь листьев и постучал по пыльному оконному стеклу. – Осторожнее, – повторил ему Тинн. – Это может быть дом ведьмы. – Если это и так, она точно им давно не пользовалась, – возразил Коул. Густой мох покрывал подоконник и ставни, через окно было видно паутину, пересекающую комнату, и высокие сорняки, растущие в одном углу между досками пола. Он отпустил плющ, и тот снова заслонил окно. – Им уже давно никто не пользовался, – согласилась Фэйбл. – Только семейство енотов жило тут какое-то время. А что такое ведьма? – Ведьма Чащи? – переспросил Коул, возвращаясь к ним и переступая через корни деревьев, которые проросли через дорожку у входной двери. – Королева Глубокого Мрака? Мать Монстров? Которая изводит посевы и поедает детей? Фэйбл состроила гримасу. – Для чего ей это делать? Не лучше ли изводить детей и поедать посевы? – Не обращай внимания, – отмахнулся Коул, спускаясь с холма и вытирая ладони о штаны. – Это просто старый дом. – Но это точно не мост через болото, – заметил Тинн. – Ты уверена, что именно так мы попадём в гоблинскую орду? – Да, абсолютно, – Фэйбл уверенно кивнула. – Я почти уверена. Но, чтобы убедиться, гоблины – это такие зеленоватые, правильно? И ещё – а что именно значит орда? Да, ещё одно: вы любите чернику? Это мои любимые ягоды. – Что? Что ты имеешь в виду? – Тинн почувствовал, как всё его лицо начало багроветь. – Нет, нет, нет, нет! – Успокойся! Это всего лишь черника. – Так ты что, понятия не имеешь, где мы находимся? – заорал Тинн. – Конечно, имею. Мы в Дикой Чаще, дурень. Это мой лес. – Ар-р-р! Мы слишком далеко ушли на север! Я знал, что нам не стоило слушать её. Мы должны были уже давно пересечь Кривотопь. – Так вы хотите пересечь Кривотопь? – уточнила Фэйбл, приподняв запылённую бровь. – Я… что… но ты ведь сказала… – заговорил Тинн бессвязно. – ДА! Мы же за этим… ар-р-р! Да, нам надо пересечь Кривотопь! – А вы раньше пробовали? Я пробовала. Я специалист по попыткам пересечь Кривотопь. Пробовала сорок семь раз. Один раз прошла довольно далеко, но, думаю, тогда я немного перепутала, потому что в конце случайно оказалась опять на этой стороне. Кривотопь иногда переворачивает всё наоборот, где перед, а где зад. Но в любом случае в следующий раз я обязательно перейду. Вам надо будет пойти со мной, чтобы вы тоже смогли перейти, когда я наконец сделаю это. В течение нескольких секунд рот Тинна оставался открытым. – Так ты никогда не была на той стороне топи? – переспросил Коул. – В это невозможно поверить! – зашипел Тинн, потом резко повернулся и зашагал в том направлении, откуда они пришли. – Я знал, что нам нельзя было доверять ей. Коул презрительно посмотрел на девочку и устремился вслед за братом. – Подождите меня! – раздался голос Фэйбл у них за спиной. Тинн, не обращая на неё внимания, продирался через траву высотой по колено, веткой отбивая упрямый кустарник, – для того чтобы расчистить дорожку, но даже больше – для того чтобы дать волю своему возмущению. Коул шёл за братом по пятам, двигаясь по полосе из примятых папоротников и разворошённых листьев. Своими яростными движениями Тинн создавал слишком много шума, чтобы кто-то из них мог услышать низкое рычание, которое разнеслось по лесу. Где-то далеко в Дикой Чаще когти рыли землю, а чёрный нос принюхивался к окружающему воздуху. В голове у огромного медведя была одна мысль. Он должен был найти этих детей и не успокоится, пока не добьётся своего. Глава 15 – Тыр на мой перевёртыш, – только и смог сказать Кулл после того, как он и Энни долго и напряжённо молчали. – Ты… – запнулась она. – Ты… – Гоблин? – подсказал Кулл. – Гоблин. – Энни восстановила душевное равновесие. Она глубоко вздохнула – и сразу же снова утратила его. – Ты гоблин! Ты тот самый гоблин, так? Тот самый, кто… это ты написал это? Она помахала перед глазами Кулла помятой и потрёпанной бумажкой. – Звать Кулл, – представился он. – Мне всё равно, как тебя зовут! И если ты думаешь, что я стану вежливо представляться, будто мы встречаемся на каком-нибудь дружеском чаепитии, то… – Тебяр звать Энни Бёртон, – продолжал Кулл. Энни поперхнулась. – Откуда, – проговорила она, стараясь дышать ровно, – ты знаешь моё имя? – Шпионил за твоими ребятами скоро уж тринадцать лет. Должен забрать мелкого. Знаю много больше, чем твоё имя. Энни моргнула. – Новые ботинки? – поинтересовался Кулл. – ГДЕ МОИ ДЕТИ?