— Лучше быть не может. Я хочу ненадолго заскочить в лечебницу, чтобы задать пару вопросов тем ребятам из отделения неотложной помощи, которые занимались с Пейшенс Стэнхоуп. — Ты провел эксгумацию и аутопсию? — Да. — И что же ты обнаружил? — Кроме рака толстой кишки, не имеющего отношения к инфаркту, ничего. — Ничего? — не скрывая разочарования, переспросила Алексис. — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, потому что чувствовал то же самое. Я был совершенно подавлен. Но теперь, как мне кажется, я получил неожиданный подарок. — Что за подарок? — Если бы я обнаружил болезнь сердца, которую ожидал найти, или нечто более экзотичное, на что надеялся, я бы на этом успокоился. Но тот факт, что сердечного заболевания у нее не было, требует объяснения. Конечно, у нее мог быть какой-то фатальный дефект сердца, который мы не смогли обнаружить через восемь месяцев после смерти, но я все же склоняюсь к тому, что существовали какие-то иные факторы, говорящие в нашу пользу. Меня в этом мнении укрепляет рвение, с которым Фазано боролся против аутопсии, и то, как Франко пытался столкнуть меня с этой проклятой дороги. Но больше всего меня убедили угрозы в адрес твоих детей. Как они, кстати? — Прекрасно. Они ведут себя крайне осторожно, и им очень нравится жить у бабушки. Она, как всегда, делает все, чтобы их испортить. Но вернемся к тебе. Что ты хочешь сказать? — Сам точно не знаю. У меня есть кое-какие соображения, хотя неизвестно, чего они стоят. Смерть Пейшенс Стэнхоуп и борьбу с аутопсией следует рассматривать раздельно. За угрозами мог стоять Фазано и его команда, и его мотивом была чистая корысть. Но я, честно говоря, не вижу в этом особого смысла. С какой стати они врываются в твой дом, а затем позволяют мне беспрепятственно провести эксгумацию? Мне кажется, что все три события между собой не связаны. Фазано угрожал мне по причине, которую не постеснялся назвать. У Франко взыграло самолюбие, после того как я въехал ему коленом между ног. Поэтому наши с ним отношения никоим образом не связаны с Пейшенс Стэнхоуп. Не имеет объяснения лишь проникновение в твой дом. — Все это очень сложно, — жалобно произнесла Алексис. — Если моим девочкам угрожал не Тони, то кто мог это сделать? — Понятия не имею. Но я себя спросил: какие мотивы могли стоять за этим поступком, если это не имеет отношения к Фазано и деньгам? Ясно одно: это была попытка не допустить аутопсию, после которой мы могли что-то узнать. Но что мы могли бы выяснить в результате вскрытия? Мы, например, могли бы узнать, что Пейшенс Стэнхоуп скончалась от передозировки лекарства или от того, что ей в больнице дали вообще не тот препарат. Больницы — огромные организации с большим числом акционеров. Там крутятся очень серьезные деньги. — Чистое безумие, — ответила Алексис. — Больница и запугивание моих детей?.. — Алексис, ты хотела, чтобы я приехал в Бостон с безумными идеями. Так получи одну из них. — Да. Но чтобы больница!.. И ты поэтому сейчас туда едешь? — Да, — признался Джек. — Я думаю, что неплохо разбираюсь в характерах людей, и на меня произвели очень хорошее впечатление врачи из отделения неотложной помощи, с которыми я говорил во вторник. Они откровенны, естественны, и я хочу потолковать с ними еще раз. — И о чем же ты собираешься их спросить? — усмехнулась Алексис. — Спросишь, не совершили ли они чудовищную ошибку, из-за которой, чтобы спрятать концы в воду, больнице приходится терроризировать моих детей? Полная чушь! — Если излагать это подобным образом, то моя версия действительно покажется притянутой за уши. Но я все равно с ними потолкую. Аутопсия еще не окончена. Я хочу сказать, что вскрытие как таковое завершено, но нам еще предстоит получить результаты токсикологической экспертизы и самим взглянуть в микроскоп. Кроме того, мне надо точно узнать, какие лекарства получала Пейшенс Стэнхоуп, чтобы сообщить об этом токсикологу. — Что же, это звучит более разумно. — Помимо предположения о возможной передозировке или ошибке с лекарствами у меня есть и другие идеи. Хочешь послушать? — Выслушаю в надежде, что очередная идея не окажется столь же безумной, как предыдущая. Джек хотел блеснуть остроумием, но сдержался. — Все действия врачей больницы исходили из того, что у Пейшенс Стэнхоуп инфаркт. Инфаркт и сопротивление аутопсии — два различных, но имеющих отношение друг к другу обстоятельства. Что, если за тем и другим стоит один и тот же человек? Джек выдержал паузу, позволяя Алексис осмыслить его слова. — Не уверена, что понимаю тебя, — сказала она. — Ты хочешь сказать, что кто-то спровоцировал инфаркт, и теперь всеми силами пытается не допустить, чтобы это открылось? — Именно! — Не знаю, Джек. Это предположение тоже достаточно безумно. Мне кажется, что ты говоришь о Джордане. — Джордан — первый, кто приходит на ум. Крэг говорит, что Джордан и Пейшенс вряд ли были любящей парочкой, и, кроме того, Джордан многое выигрывал от ее смерти. Во всяком случае, он долго не скорбел. Нам известно, что он развлекался с подружкой, когда Пейшенс была еще жива. — Но как можно преднамеренно вызвать инфаркт? — С помощью дигиталиса, например. — Не знаю, — с сомнением в голосе протянула Алексис. — По-моему, здесь большая натяжка. Если Джордан виноват, то ни за что не вчинил бы Крэгу иск и ни в коем случае не дал бы согласие на эксгумацию. — Я об этом думал, — ответил Джек, въезжая на стоянку больницы. — Согласен. Это кажется фантастикой, но не исключено, что мы имеем дело с человеком, который не мыслит рационально. Может быть, Джордан получает эмоциональный заряд, считая себя умнее всех остальных. Но подождем, когда токсикологический анализ обнаружит — если обнаружит — какое-то вещество. Если мы что-то найдем, то начнем раскручивать события назад. — Ты второй раз употребляешь местоимение «мы». Это особенность речи или что-то иное? — Мне очень помогает один из сотрудников Бостонского управления судмедэкспертизы. — Надеюсь, что ты уже поговорил с Лори, — сказала Алексис. — Она согласна, чтобы ты здесь задержался? — Нельзя сказать, что Лори счастлива, но пока она спокойна. — Не могу поверить, что завтра ты женишься. — Так же как и я, — ответил Джек. Он поставил машину напротив пруда, и свет ее фар выхватил из темноты дремлющую стаю каких-то водоплавающих птиц. — Что произошло на суде во второй половине дня? — Рэндольф пригласил двух экспертов: одного из Йельского университета и второго — из Колумбийского. Оба выступали вполне убедительно, и Тони, как ни старался, не удалось сбить их с толку. Как мне кажется, Тони рассчитывал, что Рэндольф вызовет Крэга для повторного допроса, но Рэндольф этого не сделал. Это все. Завтра с утра предстоят итоговые заявления. Рэндольф начинает. — Что говорит твоя интуиция о возможном исходе процесса? Твои оценки не изменились? — По правде говоря, не очень. Свидетели защиты были на уровне, но они, увы, чужаки. Поскольку Бостон считается эдакой медицинской Меккой, мнение людей, приехавших издалека, вряд ли могло оказать сильное влияние на присяжных. Эксперты истца произвели на них большее впечатление. — К сожалению, должен признать, что ты скорее всего права. — Если случится чудо и ты обнаружишь наличие криминала, Крэг будет спасен. — Эта мысль меня постоянно преследует. Честно говоря, это главный мотив всех моих действий. Какое у Крэга настроение? — Подавленное, как обычно. Может быть, даже больше, чем обычно. Я боюсь оставлять его дома одного. Как ты считаешь, когда ты вернешься? — Просто не знаю, — ответил Джек, чувствуя себя виноватым из-за того, что ему вовсе не хочется возвращаться в дом сестры. — Посмотри, как он, когда вернешься. Мне страшно не нравится это сочетание алкоголя и снотворного. — Хорошо. Я это сделаю. Я уже в больнице, и мне надо бежать. — Чем бы все ни закончилось, я искренне благодарна тебе, Джек. Ты не представляешь, что для меня означала твоя поддержка в эти дни. — Ты по-прежнему это говоришь, несмотря на то, что я виноват в нападении на твоих девочек? — Да что ты! Я нисколько тебя в этом не виню. Они ласково попрощались. Джек закрыл телефон и некоторое время сидел в машине, думая о своих отношениях с сестрой и о том, как они менялись с течением времени. У него стало теплее на душе, потому что между ними появилась прежняя близость, несмотря на годы отчуждения — годы, когда он боролся с собственным отчаянием. На этот раз в отделении негде было яблоку упасть. В комнате ожидания было много людей, и все стулья были заняты. Несколько человек топтались у входа, куда прибывали кареты «скорой помощи». Вечер был теплым и влажным. Почти летним. Джек встал в очередь в регистратуру вслед за женщиной с больным ребенком на руках. У ребенка был жар, и он смотрел на Джека через плечо матери большими, полными слез глазами. Когда подошла очередь Джека и он уже готов был спросить о докторе Матте Гилберте, тот появился сам. Он бросил на стол заполненную регистрационную форму и посмотрел на Джека. — А я вас знаю, — сказал он, явно пытаясь припомнить имя. — Доктор Джек Стэплтон. — Верно! Нью-йоркский судмедэксперт, заинтересовавшийся неудачной попыткой реанимации. — Отличная память, — заметил Джек. — Это главный талант, обретенный мной на медицинском факультете. Чем могу быть вам полезен? — Мне нужно две минуты вашего внимания. Предпочтительнее в обществе Джорджины О’Киф. Она работает этой ночью? — Джорджина, как всегда, режиссирует все шоу, — рассмеялась сидящая за стойкой регистрации девушка, а затем серьезно добавила: — Да, она здесь. — Я знаю, что сейчас не самое удачное время, — сказал Джек. — Но мы эксгумировали тело, и я только что закончил аутопсию. Думаю, вам будет интересно узнать, что мы обнаружили. — Чрезвычайно интересно, — ответил Матт. — А время не такое уж и неудачное. Дела, конечно, есть, но ничего такого, что требовало бы неотложного вмешательства. Посидите в комнате ожидания, а я поищу Джорджину. Оставшись один, Джек стал быстро просматривать две страницы записей о пребывании Пейшенс Стэнхоуп в отделении неотложной помощи. Он взял этот документ из общего файла во время разговора с Алексис. — Рада вас видеть, — бросила Джорджина, вбегая в комнату. Следом за ней вошел Матт. Оба были в белых куртках, наброшенных поверх зеленой рабочей одежды. — Матт сказал, что вы провели вскрытие. Круто! И что же вы нашли? Раньше мы никогда не сталкивались с этим. — Самое интересное, что ее сердце оказалось совершенно нормальным. Никаких дегенеративных изменений. Джорджина подбоченилась, выставив локти вперед, и на ее лице появилась кривоватая улыбка. Девушка была явно разочарована. — А я-то думала, что вы выдадите нечто потрясающее.