– У меня тут маленькая проблема… так получилось… я задержусь… Большего Сашенька сказать не могла. Как рассказать про кетчуп? Про специи для плова, гриля и картофеля, про испорченное платье и безумное желание все же попасть на бал? Невероятным, волшебным образом обязательно попасть на бал! Вдруг Марина рассердится (а она обязательно рассердится!), разочаруется (а она обязательно разочаруется!) и больше никогда никуда не позовет (так будет!)… – Но ты приедешь?! – …да. Глава 16 Платье для Золушки Сердце Федора Ивановича разрывалось на части – виноват, кругом виноват! И зачем он только решил поужинать, зачем взял в руки бутылку с кетчупом, зачем заорал, как кабан недорезанный! – А если пятновыводителем, а? У меня пузырек есть… позапрошлогодний, – он тяжело вздохнул, посмотрел на разложенное на диване платье и тихо добавил: – Деньжищ-то оно сколько стоит… кошмар… но это я, конечно, беру на себя. – Я сама виновата, не надо было его так рано надевать, – изо всех сил сдерживая слезы, проговорила Саша. – Ты только не расстраивайся сильно, сейчас мы что-нибудь придумаем, – Федор Иванович заметался по комнате, – давай присыплем чем-нибудь, а? Пудрой! У тебя есть пудра? Сашенька тяжело вздохнула. – Я сейчас еще раз попробую аккуратно застирать, – она поднялась с дивана, постояла немного и снова села. Ничего не поможет… Пятно на семьдесят процентов удалить получилось, и есть вероятность, что справиться с ним еще процентов на десять можно, но что делать с запахом? Его же никакими духами не перебьешь! – А если влажной марлей протереть, а потом утюжком… – начал Федор Иванович и осекся, увидев в глазах Сашеньки слезы. Они блеснули и все-таки покатились по щекам, переполняя душу неимоверным отчаянием и болью. «Ах ты, пень старый! Ах, кочерыжка бестолковая! – воскликнул про себя Федор Иванович, мотая бородой. – Да что ж ты пичугу такую праздника лишил, да что ж ты натворил-то!» – Ничего страшного, – смахивая слезы, попыталась улыбнуться Сашенька. – Все к лучшему. Я и сама знаю, что мне там делать нечего, напридумывала просто… Ну как бы я с чужими людьми общаться стала… это же на всю ночь… Марину вот подвела, а так… незачем мне на бал ехать… Все к лучшему… – Да ты что! – взорвался Федор Иванович, – Да кому, как не тебе, ехать?! Ты только посмотри на себя! Принцесса, как есть принцесса! Не какая-нибудь штампованная, а настоящая! И ни один бал без тебя хорошим не получится! Дурацким будет без тебя бал! Пустым и дурацким! – он всплеснул руками и издал беспомощное продолжительное «у-у-у». Эти искренние слова мгновенно высушили слезы, Сашенька мягко улыбнулась и вдруг неожиданно для себя с грустью сказала: – Просто там будет один человек… я хотела его увидеть. В комнате воцарилась тишина, Федору Ивановичу даже показалось, что он дышать перестал. На лице Сашеньки явно читались испуг и удивление – кажется, она сказала вслух то, что и про себя-то не произносила… «Просто там будет один человек… я хотела его увидеть», – самые обыкновенные слова о чем-то необыкновенном. – Он? – еле слышно спросил Федор Иванович. – Он, – еле слышно подтвердила Сашенька и опустила глаза. Щеки порозовели. Теплые особенные чувства, которые могут быть одновременно невесомыми и невозможно тяжелыми… Миллионы надежд, которые могут дарить счастье или поселять в сердце горькую тоску… Капля восторга, которую можно сравнить с чудом или вечным проклятьем… О, как много Федор Иванович знал об этом, как много… Но он-то – беспутный олух, заслужил душевные муки, потому что предал свою Машеньку, а Сашеньке-то за что? Ее-то надежды почему должны превратиться в пыль на ветру?.. Несправедливо! Понимать же надо! Федор Иванович со злостью посмотрел на ненавистное пятно и… хлопнул себя ладонью по лбу! – Подъем! Ноги в руки и за мной! – скомандовал он и вылетел из комнаты. – Будет у тебя платье, честное слово, будет! * * * Перед дверью бывшей жены Федор Иванович стоял целых пять минут – не поднималась рука к звонку. Это дома последние две недели он храбрился и пыжился, придумывал многоходовые примирения и репетировал витиеватые фразы. А здесь – трусил. Трусил, но не отступал. Ради Сашеньки и ради того самого сто первого «прости», которое не досказал тогда, он должен был переступить порог Машенькиной квартиры. Должен. И еще – ради своей мечты… Наконец он медленно поднял руку, что-то буркнул под нос и нажал кнопку. Сначала – тишина, потом еле слышные шаги, потом опять тишина, потом бряцанье замка. Федор Иванович обернулся на Сашеньку и, встретив понимающий взгляд, несколько приободрился. Дверь распахнулась. – Добрый вечер, – ровно произнесла Мария Дмитриевна Веревкина, приветствуя гостей. – Здравствуй, Машенька… Маша… А я вот зашел… по делу. А это – Александра, постоялица моя. У нас тут кое-что приключилось… только ты можешь помочь… э-э-э… да, только ты. Сашенька, прижимая к груди чехол с платьем, с интересом и надеждой смотрела на Марию Дмитриевну. Именно такой она ее представляла – приятной, женственной, спокойной. Тяжелые каштановые волосы собраны на затылке в пучок, взгляд чуть строгий, но в глазах искрится тепло, кофта белая, накрахмаленная… Она похожа на добрую учительницу, которая собирается сказать нечто важное на классном собрании. – Проходите, пожалуйста, – Мария Дмитриевна посторонилась, пропуская гостей. Очутившись в единственной комнате уютной квартиры, Сашенька огляделась – да, здесь действительно живет профессиональная портниха и ее жизнь неотделима от любимого ремесла. В углу – деревянная ширма, дверцы массивного шкафа открыты, и на них на двух тонких золотистых вешалках висят прямое платье и недошитое короткое пальто, на столе несколько игольниц, напоминающих рассерженных ежиков, голубой сантиметр, оранжевый сантиметр, линейка, плоские кругляши мела, коробка с обрезками ткани. Но на полу – ни ленточки, ни ниточки, ни пылинки. – Машенька… Маша, – вновь неуверенно забормотал Федор Иванович, – давай пройдем в кухню… и я тебе все объясню… э-э-э… я бы не стал тебя беспокоить, но… а Саша пока посидит здесь… подождет… На лице Марии Дмитриевны появилась улыбка – быстрая, приятная, и этого оказалось достаточно, чтобы Сашенька успокоилась. – Хорошо, я как раз заварю чай. У меня есть пирожки с повидлом. Александра, вы любите пирожки? – Да, очень люблю. – Вот и прекрасно. Пойдем, Федор, ты мне поможешь. На кухне Федор Иванович сник. Оказавшись наедине со своей любимой Машенькой, он окончательно убедился в том, что жить без нее он больше не может. Не может, и все тут! Ах как же она красива. И родная, до боли в сердце – родная! Он прижался спиной к подоконнику, немного обрадовался, отметив, что никаких гвоздик не наблюдается, и выдохнул: – А я тебе гладиолусы… передавал… Твой любимый сорт… – Спасибо, я поняла, чей это подарок. – И что? – Федор Иванович подался вперед. – Спасибо, – повторила Мария Дмитриевна и засуетилась около плиты. По ее виду никак нельзя было понять, о чем она думает, рада гостям или нет. И вдруг она замерла – в одной руке тарелка, в другой заварочный чайник, повернула голову и посмотрела в глаза бывшему мужу. – Вот и свиделись… – тихо произнесла она. Сглотнув, Федор Иванович резко схватил с блюда пирожок и принялся его поедать с невероятной скоростью – нервное напряжение достигло пика, и справиться с ним он уже не мог. Слопав один пирожок, Федор Иванович схватился за другой и за третий. Мария Дмитриевна вздохнула и спросила: – А что у тебя с рукой? – Рана, – с набитым ртом произнес Федор Дмитриевич, протягивая обмотанную бинтом ладонь. – Очень глубокая! Еле кровь остановили… – И тут он вспомнил про Сашу: – Машенька, милая, помоги! Времени совсем не осталось! Мария Дмитриевна вздрогнула и со стуком поставила маленький керамический чайник на конфорку. – Да что у вас случилось-то? Не зная, с чего начать, Федор Иванович стал выдавать информацию небольшими порциями и вовсе не в той последовательности, в какой надо было. Он так торопился, что часть слов проглатывал, но несмотря на это история получилась понятной и по-настоящему трогательной. Теперь Мария Дмитриевна знала все: и про вредную тетку Галину Аркадьевну, и про наглую Светку, и про прохиндея Пашку, и про Марину, и про Осенний бал… – …влюбилась она, что ли – не пойму… а только обязательно ей надо попасть на этот бал! Она так ждала… разучивала танцы, – горячился Федор Иванович, размахивая руками, – не ела сегодня ни черта! Ты ей пирожков-то дай, пожалуйста, от таких пирожков никто отказаться не сможет! А я же не со зла… испортил, как есть платье испортил… А если рюшку на это место какую-нибудь пришить, а? Или бантик? Ты же волшебница, руки у тебя золотые… Помоги. Выслушав речь до конца, Мария Дмитриевна подхватила блюдо с пирожками и, покачав головой, молча вышла из кухни. Федор Иванович чуть ли не вприпрыжку последовал за ней. * * * В ГЦКЗ «Россия» Марина приехала без двадцати девять. Относительно своей подопечной она уже успокоилась (приедет – хорошо, нет – ну, что с ней поделаешь…) и теперь спокойно прохаживалась мимо огромных зеркал, поглядывая то на свое отражение, то на роскошные букеты из бордовых и белых роз, выстроенные вдоль стен. Ее элегантное серебристо-сиреневое платье из тафты и органзы подчеркивало бесспорные достоинства фигуры и безукоризненно подходило к лицу. Прикоснувшись к волосам, непривычно уложенным в тугую высокую прическу, Марина остановилась и повернула голову к помпезно украшенному входу. Наконец-то! Андрей Юрьевич Белозерцев. Он не предложил ее подвезти, не договорился заранее о встрече. Он вообще никогда не выходил за рамки рабочих отношений. Ни на йоту. А она ждала – терпеливо, молчаливо. Много лет ждала. Когда же это началось? Да, пожалуй, на первой встрече, когда он снял очки, протер их специальной салфеткой, вновь нацепил на нос и уткнулся в ее резюме. «Та-а-ак…» – протянул он, сосредоточенно читая, а ее пальцы мгновенно онемели и во рту пересохло. Она старалась, работала за троих, не высыпалась и редко позволяла себе мечтать. Зачем мечтать? Все понятно – он начальник, она подчиненный, только работа, и ничего более. И день шел за днем, и душа не ждала перемен… Он не женат, романы с женщинами так редки, что на них можно не обращать внимания (она в курсе, она «наводила справки»…), закоренелый холостяк, трудоголик. И она такая же, только не по доброй воле, а вынужденно. Он рядом и – хорошо, спокойно. Он принадлежит только ей, правда, ничего об этом не знает… – Марина, добрый вечер, вы прекрасно выглядите, – произнес Андрей Юрьевич, убирая пригласительный билет в карман. Сам он тоже выглядел превосходно: подтянут, свеж, одет с иголочки. – Спасибо, – Марина искренне и радостно улыбнулась. – Где Александра? – Подъедет позже, возникли некоторые осложнения, и она задержится. – Надеюсь, ничего серьезного… – Ничего серьезного. Наши, кстати, тоже еще не появились, Денюхин вечно опаздывает… – Марина раскрыла маленькую сумочку-кошелек и вынула мобильный телефон, – сейчас я ему позвоню. – Не стоит, – Белозерцев огляделся и, перескакивая с «вы» на «ты», добавил: – Ты слишком много работаешь, отдохни хотя бы этим вечером, ребята сами все сделают.