Маленькая плюгавая собачонка выскочила из кустов. Что-то вроде клочкастой болонки – в шлейке с волочащимся за ней поводком. Тявкнула как-то жалобно. Слава спустился по ступенькам крыльца. Это что еще за явление? – Ты откуда здесь? Ты чья? – Ой, моя, моя! Это моя собака! Мики… Мики, мое золотко, иди ко мне… Голос какой приятный. Слава увидел у забора человека – черные кожаные брюки в обтяжку, берцы, косуха в заклепках, кожаная фуражка. На лице эта чертова маска. Даже здесь, на дачах, кто-то их не снимает! – Моя девочка вырвалась у меня и шмыгнула к вам на участок. Не могли бы вы ее мне подать через забор. Или впустите меня, я ее сейчас заберу. Голос просто прелесть. На сердце у Славы потеплело. И страх пропал. Он подошел к калитке, открыл ее. У собачки и правда вид какой-то чумной – шерсть свалялась, глаза гноятся. Собачка подбежала к его ногам, умоляюще заглядывая в лицо. Она как будто просила о чем-то. Человек, затянутый в черную кожу, словно в латекс, зашел на участок. В правой руке у него было большое черное шерстяное пончо. – Мики, золотко, иди ко мне. Вы бы не могли поймать ее поводок? Пожалуйста. И прошу прощения за беспокойство. – Конечно. А песик нервный у вас какой-то. Слава нагнулся, чтобы взять поводок, волочащийся за собачонкой. И в этот миг… Точно душный страшный покров на него накинули сверху – пончо, воняющее изнутри чем-то резким, химическим, сладким, тошным… Он вдохнул эту гадость, пытаясь сдернуть шерстяную тряпку с головы, но его сильно ударили по ногам, подсекли, повалили на землю и притиснули сверху тяжелым телом, всем весом, не давая освободиться от удушающего покрова. Через минуту, надышавшись, он потерял сознание. Тьма. Очнулся он от резкого запаха. Заморгал. Под нос ему сунули пузырь с какой-то дрянью. Нашатырь, что ли? Первое, что он увидел, – черное ночное небо, усыпанное звездами. И косматые тени деревьев на его фоне. Он хотел пошевелиться – и не смог. Все его тело словно паутиной было обмотано липкой лентой – скотчем. Он хотел крикнуть – и тоже не смог. Потому что скотчем обмотали и все его лицо, оставив свободными лишь нос и глаза. Этакий кокон, а не человек. Он лежал на боку в багажнике просторного дорогого внедорожника. – Очнулся? Отлично. Голос тот же. Все такой же приятный. Но интонация изменилась. Какие-то истерические скрытые ноты, нервозность. Страх. И еще что-то… Словно предвкушение. – Как ты себя чувствуешь? На, выпей. По скотчу у самых губ провели бритвой, вспарывая липкую ленту, порезали и губы. А затем что-то полилось – он видел бутылку в руке похитителя. Он едва не захлебнулся сладостью напитка – мед… молоко… сладкое молоко с медом… – Я прошу у тебя прощения. Ты прости меня, пожалуйста. Слава закашлялся. Он не понимал, где он и что с ним. Но липкий животный ужас уже овладел им. Все как в фильмах-хоррорах… Он их смотрел всегда с наслаждением и восторгом. Но как такое может случиться в реальности? С ним? Со Славой?! Похититель с усилием начал вытаскивать его из багажника. Вытащил. Поволок за ноги прочь от машины. Шел… шел… волок… – Здесь. Правильно. Это здесь. Слава лежал в дорожной пыли. И видел над собой черное бархатное ночное небо, усеянное звездами, словно жемчугом. Его похититель куда-то пропал. Возможно, вернулся к машине? Слава забился на земле. Изогнулся. Приподнял голову, стараясь оглядеться по сторонам. Лес… Темнота… Но он не в чаще. Это лесная узкая дорога. От нее начинается просека, уводящая в темноту. И есть еще одна дорога – совсем узкая, лесная тропа. Перекресток. Он на перекрестке трех дорог. Но где это место? Как далеко его увезли от Отрадного? Шаги. Жалобное тявканье. Его похититель вернулся, прижимая к груди правой рукой опутанную поводком болонку, которая жалобно скулила, словно плакала. В левой руке – большая канистра. Слава почувствовал запах бензина. – Гляди, – просто, как-то свойски и очень доверчиво произнес его похититель. Швырнул опутанную поводком собачку в пыль. Она шмякнулась на спину, перевернулась, пытаясь убежать, но намотанный на тело поводок не позволил. Похититель достал мобильный и, держа его одной рукой, начал снимать на камеру, другой рукой отвинтил крышку канистры и плеснул бензина. Бросил зажженную спичку. Столб пламени! Дикий визг! Огненный шар прополз полметра – почти к самому Славе, к его лицу, обдавая жаром. Слава дико заорал. Изгибаясь, извиваясь, как змей, он бился в пыли, пытаясь отползти, отдалиться от этого полыхающего заживо ужаса. Его похититель молча смотрел на то, что было живым, а теперь сгорало в огне. Снимал на мобильный, держа его в вытянутой руке. – Жертва ночная. – Голос тихий, печальный, усталый. – Конечно, это живодерство… И, наверное, деградация. Но таковы правила. Я не могу их изменить. Так было всегда. И это даже жестокостью не считалось… Я прошу у тебя прощения. Лучше для всех и для тебя, если ты не станешь держать на меня зла, когда это случится сейчас. Похититель с размаха выплеснул весь бензин из канистры на Славу. – Наверное, не стоило приводить тебя в чувство. В отключке ты бы меньше мучился и так бы и не понял ничего… Но мучения необходимы, они обязательны… И мне нужно было попросить у тебя прощения. Хотелось видеть твои глаза… Похититель приблизился к нему вплотную, наклонился. Слава в этот миг увидел его глаза. Ему показалось, что с ним говорит не человек. В этом взгляде не было ничего человеческого. Но сквозила печаль. – Нет, ты меня не прощаешь. Но это не важно. Есть четкий приговор. Либо они, либо… кто-то еще… Ну, получилось, что ты, парень… Конечно же, ты, а не они. За них я не просто убью, понимаешь? За них я умру. Похититель достал из кармана косухи зажигалку. Вспыхнул крохотный огонек. Он шагнул назад, продолжая снимать на мобильный, и швырнул зажигалку на землю, туда, где растекалась лужа бензина. Все вспыхнуло в единый миг. И возник огромный костер. Глава 3 Труп