— Пся крев! — выругался Юзеф и встал за Тимом. Двое других поляков встали за Юзефом. Тим передвинул всех вперед и встал замыкающим. — Чух-чух-чух! — сказал Колоб, покрутив правой рукой, и отряд за его спиной вжался в спины друг другу. Все взяли в зубы круглые полосатые шапочки заключенных. С уходом охраны никто бы уже не заставил ходить по всей форме, но если кто собрался выйти на улицу в Сахаре среди бела дня, то лучше бы ему не забывать головной убор. — Ту-ту! — «паровоз» полетел вперед. Если бы договориться с неграми, которые тоже хотели выйти. Но поздно. Пришлось прорываться и через черных как черезбелых. Кто другой и упал бы, когда надо драться руками, в спину толкают шестеро а под ногами тела в лужах крови. Но большой и тяжелый Колоб с разбегу расчистил дорогу для «паровоза» на две трети пути, пока не застрял. Кого-то просто отпихнуть в сторону, кого-то ударить, кого-то схватить и стукнуть головой об стену. Колоб уперся в здоровенного негра, который обрушил на него ураган размашистых ударов. Хорошо, что пустыми руками. В это время на хвост «паровоза» напал отряд с пожарным инвентарем. Студент бросился в ноги негру. Неудачно, эти ноги как колонны. Схватил с пола ручку от ящика с торчавшим из нее саморезом и ударил негра в ступню сверху. Негр ответил сильным пинком, и Студент отлетел в сторону, под ноги паре сцепившихся борцов. Тим перехватил пожарный багор и развернул противника, чтобы длинная палка оказалась между «паровозом» и остальными «пожарными». Парировал древком удар пожарного топора. Хорошо, что сицилиец с огнетушителем попытался использовать его под назначению, а не лупить баллоном по головам. Еще лучше, что огнетушитель заело, потому что надо было читать инструкцию, которая на русском и на французском. Подскочил поляк Михал, сунул кулаком в зубы мафиози с багром, пнул его в пах и захватил древко. Тут же ему досталось топором по голове. Топор застрял в черепе. Тим бросил багор, хлестким ударом ноги сложил колено мафиози с топором, откинул в сторону его левую руку и нокаутировал врага апперкотом. Михал еще не упал, а Тим уже выдернул из его черепа топор и отскочил назад, уходя от удара лопатой. На огнетушителях кроме букв рисуют картинки, и итальянец смог заставить его работать. Белая струя ударила в стену. — Дорогу! — крикнул Колоб негру. За эти месяцы он так и не выучил французский. Сзади по-французски заорал Ицхак. Негр махнул рукой, сделал шаг в сторону и ударил белого борца кулаком в висок. — Ту-ту! — заорал Колоб, собирая паровоз. На спину нажали, и он рванул дальше вдоль стены, а заряд огнетушителя достался неграм. Путь к выходу преградили двое крепких итальянцев. Один с молотком и блестящей трубой. Другой — с разводным ключом и велосипедной цепью. Справа от Колоба поравнялся с ним выкинутый из строя Студент с осколком стекла, обернутым шапочкой, а между ними вклинился Тим с окровавленным пожарным топором. Итальянцы прижались к стенам, пропустили отряд и жестко встретили облитых белой пеной негров, которые всей толпой рванули за паровозом. Негры через полчаса могут привести из города несколько тысяч бойцов, а белые… маловероятно. Воля встретила адовой жарой и ярчайшим светом. — Стойте! — крикнул Студент, — Велики! Все остановились. За охраняемым периметром охранники сделали навес, где хранились велосипеды. Часть охранников жила в общежитии при тюрьме, а часть жила в городе с семьями или с любовницами. В утренний и вечерний пересменок погода позволяла ездить между тюрьмой и городом на велосипедах. Мало кто из заключенных об этом подумал, но Студента навело на мысль оружие в руках итальянцев. Там же под навесом стояла тумбочка с инструментом и запчастями. — Все проскочили? — обернулся Колоб. — Михал погиб и выиграл для нас топор, — сказал Юзеф, — Остальные все. — Тогда по коням! — Человек на вышке! — крикнул Тим, нажимая на педали. — Впереди верблюды! — крикнул Ицхак. Колоб и сам видел, что впереди верблюды, но гнал по дороге, что было сил. На вышках пулеметы-семерка, а не двенашка, но в руках хорошего стрелка даже на километр они уверенно достанут. Допризывники редко совершают преступления, заслуживающие урановых рудников. Еще реже они получают статус проблемных заключенных, которым не место в обычной тюрьме. Почти весь контингент Арлита успел отслужить в армии, и стоило ожидать, что паханы пошлют на вышку пулеметчика, а не пилота или матроса. Бойцы у выхода просто старались выиграть время, пока он добежит. Тра-та-та! — короткая очередь легла между велосипедистами и верблюдами. — Ложись! — вся группа в полосатых робах бросилась к обочине. Дорогу построили на небольшой насыпи, чтобы ее не заметало песком. Не то, чтобы насыпь скрыла бы лежащих от пулемета на вышке, но усложнила бы ему прицеливание. Оказалось, что на верблюдах ехали берберы, и кто-то из них опрометчиво выстрелил по вышке с седла. Конечно, не попал. Пулеметчик прицелился и дал очередь по группе всадников. Как всадникам не было необходимости в него стрелять, так и ему не было необходимости отвечать. Просто люди почувствовали вкус крови и запах смерти. Два верблюда упали. Берберы положили на землю остальных и укрылись за ними. Нет смысла убегать от такого стрелка, только умрешь уставшим. Следующая очередь хлестнула по обочине, куда только что залегли беглецы. Ни в кого не попало. Лежащий человек — мишень сложнее верблюда. Берберы достали оружие. АК и какие-то длинные винтовки. Старший приказал из автоматов не стрелять, а сам расчехлил оптический прицел на русской СВД, состоявшей на вооружении у армии Евросоюза, у местных коммерсантов, у мародеров и у элиты племен. Мальчишка-араб достал большой бинокль. Выстрел. Очередь по верблюдам. Крик мальчика с биноклем. Еще выстрел. Еще очередь. — В пустыню! — крикнул Студент, выскочил на дорогу и схватил велик. — Дурак? — ответил кто-то из поляков. — Им не до нас! — Лежать! — скомандовал Колоб. Студент вернулся обратно. Наблюдатель с биноклем после очередного выстрела издал радостный возглас. Араб-снайпер что-то скомандовал своим с простыми винтовками, и те прицелились. Выстрел снайпера и сразу залп еще четверых. Очередь с вышки, еще выстрел и еще залп. Длинная-длинная очередь и фонтанчики песка, ниточкой уходящие в пустыню. Снайпер взял у мальчика бинокль, посмотрел на вышку и отдал команду. Берберы встали. Беглецы тоже. — Аллах акбар! — крикнул Колоб, выходя первым в сторону берберов и поднимая руки. Стволы едва направились на полосатых и сразу опустились. — Ицхак, подойди, будешь переводить. Не дай Бог, по-французски не секут. — Ты мусульманин? — удивился Тим. — Я на четверть татарин, — ответил Колоб, — Попробуем побазарить. 12. Глава. Морошка любит ножки Если для Эйрстрип Ван низкотехнологичный самолет это фанерный, то для Евросоюза — брезентовый. С крыльями, обтянутыми материей, как сто лет назад. Степанов выписал себе ведомственный АН-2 и полетел с океанским шпионом сразу на деревню к маме, без лишних пересадок. Из иллюминаторов всю дорогу был виден только лес, от горизонта до горизонта. На сельском аэродроме их встретил военный внедорожник с брезентовым верхом и повез уже через более населенную местность. По пути англичанин разглядывал в окно машины северную архитектуру. При неограниченном количестве леса вокруг русские делали из дерева все, что можно сделать из дерева. Дома и хозяйственные постройки — из сложенных друг на друга стволов. Заборы, мосты и даже тротуары из досок. Дома производили особенное впечатление. По пять-шесть окон по фасаду. У половины первый этаж начинается на уровне человеческого роста. У остальных первый этаж на умеренной высоте над землей, но над ним полноразмерный второй. Крыши двухскатные, под крышей, похоже, еще одно жилое помещение. Часто окна украшались резными наличниками. Сзади дома продолжались нежилой частью. «Поветь», как сказал Степанов. Обращенная к улице часть дома предназначалась для людей, а задняя — для домашней скотины, для дров и всего прочего, объединяя функции десятка хозяйственных построек на все случаи жизни. Если жилая часть часто ограничивалась квадратом десять на десять метров, то поветь уходила вдаль еще метров на двадцать. С повети во все стороны открывались грузовые двустворчатые ворота, у некоторых даже зачем-то на уровне второго этажа. Такая архитектура давала возможность заниматься хозяйственными делами, не выходя зимой из-под крыши, не надевая шубу и не раскапывая дорожки в снегу. Во всех дворах на расстоянии от основного огромного дома стояли маленькие домики. Бани, где люди раз в неделю мылись. Для Англии обычай ставить отдельный домик для мытья выглядел слишком расточительным, но здесь почему бы и нет, если земли полно, строевого леса полно и дров тоже полно. В доме Степановых Николай провел гостю экскурсию. Жилая часть делилась крестом из стен на четыре комнаты, причем в середине креста стояла огромная кирпичная печь. В каждую комнату выходил какой-нибудь бок печки, а со стороны «кухни-столовой-гостиной» оставалась ведущая вверх труба и весь интерфейс управления с чугунными или стальными дверцами. Дверь для дров, дверь для духового шкафа и дверь для вентиляции, «вьюшка». Вход в дом традиционно делался не с фасада, а сбоку. Сени получались между жилой частью и поветью. На повети первый этаж занимали стойла для коров и загоны для свиней. Корову днем отправили пастись в стадо, а в загоне весело похрюкивала большая грязно-розовая свинья. На втором этаже повети хозяева устроили склад разных полезных вещей. У больших ворот лежала даже деревянная лодка, а рядом с ней два длинных бруса с роликами. — Это для лодок ворота? — удивился Уинстон. Он понимал, что зимой река замерзнет, и лодки во льду оставлять нельзя. Да и под снегом не стоит, лучше их на зиму убирать под крышу. — Для сена, — ответил Степанов и показал наверх, где на жердях под крышей лежало прошлогоднее сено. — Вот туалет, — Степанов открыл скромную дверь. Туалет предсказуемо находился под крышей, но не в жилой части. Деревянный подиум и крышка, под ней дырка. Умывальник, под ним ведро. Лампа на стене, под ней выключатель. Уинстон попытался придумать более совершенную конструкцию при отсутствии центрального водоснабжения и канализации. Не придумал. Хотя унитаз с гидрозатвором можно бы было поставить и тут, только воду в бачок пришлось бы наливать из ведра. Покажи ему такой туалет года три назад, он бы в ужас пришел. Но после тюремной параши любой осколок цивилизации выглядит приемлемо.