— Помню. Виктор Николаевич и правда помнил. Было что-то в этом парне неправильное. Вроде бы сообразительный, делу предан, вел себя, как положено. Однако после ухода Беляева у Виктора Николаевича еще долго оставалось послевкусие опасности. Такое редко с ним бывало и очень давно. Еще во времена службы в контрразведке. — Ты понимаешь, не пойму, в чем подвох, но он точно есть. Старается, служит на совесть. Молодец, одним словом. А вот…предчувствие у меня хреновое. Биография там такая еще…Пацан через концлагерь прошёл, чудом остался жив. Отец — герой. Отца его и сам знаешь лично. Но вот иногда у меня зубы сводит от того, насколько Беляев молодец. Не могу даже объяснить. Однако это — вторая причина. Не главная. Скорее, из первой вытекает. А первая… мразь какая-то снюхалась с американцами. И мразь, ты знаешь, не из мелких. Чин не маленький. Я что хочу предложить… Мы снова тот слух о списке агентов запустим. Подзабылась история, но мы напомним. И посмотрим. Этот человек непременно попытается что-то предпринять. Однозначно попытается. Посмотрим, кто. Посмотрим, как. — Ты кого-то конкретного подозреваешь. — Ершов не задавал вопрос, он и так знал, старый товарищ пришел, уже имея почву для подозрений. Иначе вообще бы не пришел. — Да. — Подполковник поморщился. — Но мои сомнения сейчас к делу не пришьёшь. Вот в чем проблема. Дима Поляков. Помнишь такого? Он дал возможность разведгруппе Селявина из-под огня выйти. Спас ребят, можно сказать. — Помню. — Ершов кивнул. — На память не жалуюсь. — Ну, вот…– Полковник вздохнул. — Ты представь, только четыре года назад сорок семь разведчиков ГРУ и КГБ кто-то слил. А через год еще почти половину. А я как Диму-то заподозрил…Мария Доброва… — Маша…Понял, да. — Ну, она в Бронксе последние годы салон красоты открыла. Сам понимаешь…В общем, есть информация, будто Машу перевербовали. И главное, мы ее никак разыскать не можем. То есть, испарилась она. Нет ее, вроде, нигде. Последним, кто с ней работал, был Поляков. Так вот…Я Машу знаю. Она не могла. Глупо звучит для подполковника КГБ, чай не бабка, которая на кофейной гуще гадает, но я уверен в своих сомнениях и предчувствиях. А судя по тому, что Доброву вообще нигде не удаётся найти, думаю, она в последний момент сделала правильный выбор. Поняла, что ее вычислили и…не знаю. Может, яд, может, еще что-то. Но перевербовать…нет, исключено. Зато, сам Поляков эту версию активно поддерживает. Мол, да, Доброва переметнулась на сторону врага. — Думаешь на самом деле, это он крот? — Думаю. Но, похоже, в этих мыслях меня сейчас не поддержат. Нужны факты. Весомые, настоящие. Если опять всплывет твое имя и список…Волна пойдет. Эта волна нам всех, кто нужен, на берег выкинет. Виктор Николаевич думал несколько дней. Усиленно думал. А потом снова встретился с подполковником и сказал, что согласен. Взамен на возможность вывезти из Штатов двоих людей и жить дальше спокойно. Естественно, особо никому Ершов не верил. Даже подполковнику. Опыт имеется уже, предать любой может. Но зато эта операция и поиск крота позволят Виктору Николаевичу свои дела провернуть так, как ему хочется. Так, как им с Сашкой надо. Не прошло недели после встречи с подполковником, а волна, как и говорил старый товарищ, пошла. Видимо, информацию, куда надо, запустили. Столько лет Ершов был никому не нужен, а тут снова — гость. Дима Поляков. Тот самый. А ведь, если бы подполковник ошибался, не было бы у Димы причины приходить. Тем более, с Ершовым все прежние товарищи постарались контакты разорвать. Потому как в 1951году выйти оттуда, где он был, мог лишь только предатель. Ну, и опять же, зачем ставить себя под удар дружбой с таким человеком, который в деле Абакумова засветился. А вот Дима взял и пришел. Посидели они, поговорили. Дима много рассуждал. О том, как его маленький сын умер. Как его в этом несчастье Родина бросила. Как Хрущев позорит своими закидонами Советский Союз. А еще Дима настойчиво возмущался, мол, что ж с самим Виктором Николаевичем так хреново поступили. Верой и правдой служил человек. Ну, и все в таком ключе. Поляков допил чай, погостил еще часик, а потом распрощался и вышел за дверь. Со словами, мол, Виктор Николаевич, в любое время приходи. Помогу всем, что понадобится. — Завербовали, суки…– С недоверием высказался Ершов, глядя на закрывшуюся за гостем дверь. Хотя, Поляков по всем параметрам был человеком, которого никак, вообще никак зацепить невозможно. Крепкий, надежный, со всех сторон. — Слушай… Он за идею продался. Не за деньги. И это очень плохо. — Сказал Ершов подполковнику. — Ему поперёк горла новый курс встал. Понимаешь сам, о чем я. Уверен, Поляков свято верит, будто правильный выбор сделал. Он от души работает на врага. По желанию. Так что, не все просто. Было бы за деньги, быстро решил бы ты эту проблему. А так… Будет до последнего упираться. Если тебе требуются факты, придётся постараться. Ему список нужен до зубовного скрежета. По роже понял. Думаю, он уже и своим хозяевам отчитался. Поэтому… Действовать будем, как я скажу. Думал всю ночь. Планировал. Примерял и так, и этак. Наскоком ничего не выйдет. И я теперь под прицелом. Ладно бы только сам. Сашка тоже пострадать может. Но ее они тронут, если я в отказную пойду. А вот, если меня не станет… Тут другой расклад получается. Уверен, через несколько дней ко мне придут. Затягивать не станут. Поэтому… План такой. Для начала помру я. Во время «беседы» и помру. Ну, и еще, смотри… Сашка будет думать, что одна осталась. Я последние годы беспокойство чувствовал. Подготовил кое-что. Так пускай она по моей заготовке дальше действует. Ты ей не мешай. Сашка и будет приманкой. Но поставь к ней человека. Беляева своего. Вот Максима и поставь. Двух зайцев убьем. Насколько дело затянется, пока неясно. Беляев будет за Сашкой по городам бегать и ничего плохого сделать не сможет. Уж поверь, Сашка ему лишнего времени на глупости не оставит. А крот твой… Думаю, справимся. Если устраивают тебя вот такие мои мысли, давай детально решать. Подполковник буквально секунду молча смотрел в одну точку, а потом подвинулся ближе к Виктору Николаевичу. Глава 15 В которой я, наконец, говорю правду — Ты знала? Ну, только давай честно. Ок? Комарова повернула голову, посмотрела на меня, будто я что-то удивительно тупое спросил, а потом ответила. — Конечно, нет. Я была уверена, что он умер. Он бы и не объявился раньше нужного времени. Я же его по-настоящему оплакивала. И все время думала, будто одна осталась. Сыграть такое сложно, когда знаешь, что за спиной есть тыл. — И ты на него не обижаешься? — Я на секунду оторвался от дороги, по которой мы очень быстро мчались в сторону «Кораблика». Там Володя, наверное, уже все волосы на заднице порвал. Опаздываем почти на час. А нам еще надо, чтоб Комарова с Фиделем переговорила. А для этого, в свою очередь, я должен Володю отвезти подальше. Там у меня его из рук в руки примут. Саша пойдёт с костюмом к команданте сама. Все должно выглядеть натурально. Ершов считает, среди тех, кто охраняет Фиделя есть крыса, но уровнем помельче. Вообще, трындец, конечно. Я в своей обычной жизни советское прошлое знал по фильмам, по учебнику истории. И уж никак не интересовался всей этой шпионской темой. Максимум — «Семнадцать мгновений весны» смотрел. По мне разведчик — это Штирлиц. А то, что свои же продавались, и подумать не мог. Тем более, если верить Ершову, именно те, которые, по идее, наоборот, Родину должны защищать. Нет, я видел в воспоминаниях Беляев некого Пеньковского. Смутно понял, что там за ерунда вышла. Но не предполагал, что их, этих Кротов, как собак нерезаных. — Обижаюсь? — Комарова снова посмотрела в мою сторону. — За что мне на него обижаться? — Слушай, ну, так-то тебя типа приманки сделали. Ждали, пока нужные им товарищи себя проявят. — Ну, это же на пользу все. Не просто так. — Комарова подала плечами и снова уставилась в окно. — Круто… Я кивнул. Хотя, что кивать, если ни черта не круто. Даже не в отношении Саши, а чисто насчет меня. Получается, полковник, мой непосредственный руководитель, все эти семь лет просто ждал, пока Беляев оступится. Подозревал его, но не имел доказательств. И, собственно говоря, судьба Максима Сергеевича была предрешена еще тогда. Вопрос…И че я, как дурак, раскорячился тут? Какие-то выходы ищу. Пути. Варианты. Если и без того нахожусь под конкретным таким подозрением. Настолько конкретным, что Беляева просто тупо привязали к внучке Ершова, чтоб он, грубо говоря, под ногами не мешался и ничего не натворил. Как дурачка, ей-богу. Он наивно думал, что ему начальство доверяет, считает профессионалом. Ничего себе. Столь важную тему поручили. А тут большой вопрос, кто с кем работал. Он с Комаровой или Комарова, как сказал Виктор Николаевич, его за собой тягала. — И когда узнала? — Снова спросил я. Просто было интересно, насколько Беляев лох. И насколько сидящая рядом со мной женщина хорошая актриса. Оно и так понятно, весьма даже неплохая. За некоторые сцены можно ей «Оскара» свободно вручить. Но хотелось больше понимания. — В ночь, когда приходила к тебе в гостиницу поговорить. Когда хотела выяснить правду. — Комарова теперь не маялась ерундой и обращалась на «ты». Впрочем, как и я. А то правда эти игрища немного утомили. Драконим друг друга при каждой возможности. Теперь уж точно ни к чему. — Аааа…когда ты Максима, так сказать, угробила. Херней своей напоила. Александра Сергеевна поморщилась, но промолчала. Ей очевидно не нравилось, что я снова говорю о Беляеве в третьем лице. Все равно ее мозг, заточенный совсем под другое восприятие жизни, отказывался в это верить. А вот дедушка меня удивил. Реально удивил. Когда в двух словах, очень короте́нько он рассказал, что все минувшие годы были частью одной большой операции, цель которой — выявить мудака, сливавшего советских разведчиков, Виктор Николаевич очень резко, а главное — очень неожиданно спросил. — И что с тобой, Максим, не так? Причём взгляд у него был в этот момент насмешливый, ироничный, а внутри, я чувствовал это наверняка, будто охотничий пес в стойку стал. След почуял. — Говорит, из будущего он. — Подала голос Александра Сергеевна. — Говорит, его в Беляева перенесло. Судя по интонации, с которой она это произнесла, Комаровой подобная перспектива виделась совершенно глупой и смешной. Правда, с дедушкой она всё-таки успела поделиться этой информацией. Не поверила, но рассказала. А я бы тоже не против посмеяться. Жаль только в отличие от нее знаю, что ни хрена не смешно. — Я разве тебя спрашивал? — Ершов обжег внучку таким выразительным взглядом, что она следующей фразой буквально подавилась. Видимо, хотела еще что-нибудь саркастическое сказать. Ну, неплохо так у них семейные отношения построены. Прямо как у генерала с солдатом. Приказ был говорить? Нет. Вот и завали хлебало. Приблизительно такой смысл. — Черт…– Я почесал затылок. Тянул время, пытаясь сообразить, что делать. В принципе, можно сказать, мол, пошутил я. Александру Сергеевну разводил. Но с другой стороны, в моей ситуации лучше уж правду говорить. В том смысле, что за поступки настоящего Беляева я вообще-то не отвечаю. Он, да, — сволочь и предатель. А я между прочим, получил все это в наследство, соответственно, отвечать не могу ни за что. Какой с меня спрос? Единственное, конечно, вряд ли такое положение вещей покажется нормальным комитетчикам. Вряд ли они эту причину примут, как данность, и все грехи с меня спишут. — Если честно, то она правду говорит. Хоть и не верит. — Я, наконец, принял решение. Оно, может, и не самое правильное, однако, из всех существующих, наверное, самое подходящее. Это тот случай, когда из самого хренового выбираешь тоже хреновое, но хотя бы не настолько. — Интересно…– Ершов покачал головой, прищелкнул языком, но глаз с меня не сводил. — И как же сие чудо приключилось? — Понятия не имею. — Я развёл руками. Табуретка подо мной опасно заскрипела. Все-таки не зря сразу усомнился в ее крепости. — Не могу объяснить вообще ни с какой стороны. Но на самом деле, зовут меня Максим Андреевич Падин. Я — адвокат. По крайней мере, был им последние…до хрена сколько лет. Занимался различными «грязными» делами. Замолчал, соображая, какую глупость сморозил. Грязные дела…мандец. Будто к адвокату могут обращаться с чистыми. Они, все эти дела, в любом случае грязные. Вопрос только в том, с какой стороны замазались. С той, которая нападает, или с той, которая защищается. А так, дерьмо в любом случае присутствует. — Интересно. Продолжай. — Виктор Николаевич сути моей заминки не понял. Или просто хотел выслушать до конца. Не знаю. У этого человека такой странный взгляд, когда он смотрит на меня, что хрен поймёшь, о чем он думает. — Да что продолжать? Меня убили. Типа, того. Старый знакомый. Вернее…Знакомый убил, прежний начальник мой. В ментовке вместе работали. А подставил дружок вместе с женщиной моей. На последней фразе, против воли, чисто на автомате, посмотрел на Комарову. Она стояла все так же, сложив руки на груди, и мой рассказ слушала с выражением крепкого, непоколебимого скептицизма. — Убили. — Повторил я. Сам не знаю, на черта. Просто обсуждать все произошедшее вслух, впервые после того, как очнулся Беляевым, было, мягко говоря, очень странно. Могу представить, как это выглядит для Ершова и его внучки. Вообще, наверное, полный бред. — Так…– Виктор Николаевич кивнул. — Убили. И? — И я проснулся утром в гостинице Максимом Сергеевичем. Сначала охренел, конечно. Думал, крыша едет. Тут Калинин явился. Потом на завод повез меня. Ну и понеслась душа в рай. То одно, то другое. Практически ничего из жизни Беляева не помню. Есть ряд моментов только…Типа встречи с Вами. Когда он в квартиру Вашу приходил. Потом, помню, как его сюда, в Союз отправили. Как готовили, не помню. Он на самом деле, конечно, не Беляев. Это–правда. Звали его Максимилианом. Больше подробностей не имеется. В моей башке, по крайней мере. Я так понял, какая-то страна, близкая к нам. Что-то славянское. Имею в виду по-настоящему родился он там. Потом, что еще…С Масловым он сотрудничал, да. Велел ему всю эту херню с чертежами замутить. Чисто по тем обрывкам, которые в голове имеются, я так понимаю, хотел побольше шумихи сделать, чтоб делегация с Кубы не приезжала. Он уже знал, что его «распечатали» для убийства Кастро. Ну, с инженером, конечно, ерунда получилась. Ваша внучка, видите ли, решила Беляеву допрос с пристрастием устроить. Херней какой-то его напоила. А тот должен был как раз с Львом Иванычем встречаться и планировал ночевать на даче. Предполагаю, Беляев догадывался, что помимо Филатовой и Ведерникова есть еще кто-то. Кто-то более серьёзный. Может, даже понимал, кто именно. В общем, все равно не судьба была. Александра Сергеевна влезла со своими экспериментами. Ершов перевел взгляд на Комарову. Посмотрел сурово, но ничего не сказал. Хотя мне показалось, во взгляде его читалась весьма конкретная мысль. Мол, что ж ты, внученька, не проверила толком. Если случайно допустила, что он умер, так надо было убедиться. Если целенаправленно хотела, чтоб он умер, так надо было добить. Мда уж… Интересный человек Виктор Николаевич… Собственно говоря, я теперь понимаю, отчего Комарова такой выросла. — Ну, и ещё, по мелочам кое-какая ерунда всплывала. Но все кусками, отрывками. — Добавил я. — А потом вот эта история с Кастро понеслась. В защиту Беляева могу сказать, что убивать он его сильно не хотел. Да и вообще…Нелегалом тоже оставаться не хотел. Ему по душе своя жизнь была. Он даже надеялся, в глубине души, что про него вообще забыли. Мало ли. — Хотел, не хотел…– Ершов хмыкнул. — Это что, ромашка вам, что ли? Люблю, не люблю. Он сам во все это ввязался. — Да в смысле — сам⁈ — Вот тут мне за предшественника стало немного даже обидно. — Он пацаном был. В приюте жил. Из этих сирот вот таких спецов и готовили. Именно с детства. Вбивали в голову всякую херню. У него что? Выбор имелся? Да ни черта подобного! Не было выбора. В семнадцать лет особо не соображаешь, где правда, а где — ложь. Этот Джонатан…который пацанов отбирал…я смутно видел, но мозги он детям промывал знатно. Особенно про Советский союз. Их растили в ненависти к коммунистам. Ко всему, что касается нашей страны… — Ты знаешь…– Перебил меня Ершов. — Интересное дело… Говоришь, конечно, полную чушь, на первый взгляд. Для меня, для человека, который и в бога-то не верил никогда, странно слышать про какие-то переселения душ. Или как еще это назвать. И вполне возможно, я бы мог списать вот этот рассказ на твое желание избежать ответственности. Мол, это не ты. Все время жил под прикрытием чужого имени не ты. Но вот что интересно…Тупой план. Абсолютно тупой. Беляев никогда бы до такого не додумался. Я говорил с ним один раз. Видел со стороны — до хрена. Приглядывал за Сашкой, заодно следил за Максимом и теми, кто кружил рядом. Он был совсем другим. Не таким, как ты. У Максима в голове постоянно работал механизм. Шарики крутились без перерыва. Постоянно. У тебя тоже крутятся, но какие-то дефектные. Максим все время внимательно смотрел по сторонам. Считал, просчитывал, вычислял. Эмоций в нем почти не было. Холодный. А сейчас гляжу на тебя…Лицо даже другое. То же самое, но другое. И кипит в тебе до хрена всякого. Говоришь ты чу́дно. У нас так не говорят. Ты же понимаешь, в том и была суть моей службы. Мы врага вычисляли по мелким, незначительным деталям. Ну, конечно, и крупные были. Детали. Однако в основном, враг хорошо прятался. Все играло значение в нашей работе. Взгляд, жесты, слова, манера вести себя. Лжет, не лжет. Боится, не боится. И, наверное, будь на моем месте кто-то другой, вон, как Сашка… Ершов усмехнулся, а потом кивнул в сторону внучки. Она, кстати, смотрела на деда с недоверием и даже раздражением. Мол, ну, что ж ты, старый матерый волк веришь этому козлу. Козел, соответственно, я.