Я молча мотнул головой. Потом услышал, как Ниссе шепчется и хихикает с двумя другими парнями из нашего класса, но я сделал вид, что меня это совсем не волнует. Тут я заметил, что Холгер ободряюще похлопал Йеппе по плечу: – Тогда мы споем с тобой вместе – ты и я. И они запели. Бородатый Холгер в своем мешковатом синем свитере грубой вязки стоял рядом с длинным худым Йеппе, и они вместе пели песню Стефана. Тонкий звонкий голосок Йеппе почти потонул в басе Холгера, но никто даже хихикнуть не осмелился. Ульрика играла на пианино и время от времени кивала нам головой, показывая, где начинается припев, и мы должны были петь хором. Все шло вроде бы неплохо. Но внезапно я понял, почему у меня так тоскливо и безрадостно на душе, хоть на мне и была надета шапочка гнома. Я был трусом. Трусом в красной шапке. Единственным храбрецом в зале был Йеппе. Щелчок Хьюго ждал меня у школьных ворот. Никакой Майи поблизости не наблюдалось. – Пойдем ко мне играть в компьютерные игры? – спросил Хьюго. Вопрос, который он задавал мне уже сотни раз. Наверное, это самый обычный и самый лучший вопрос в мире. Но за те несколько дней, пока я был Оскаром, Совершающим Странные Поступки, а он – Влюбленным Хьюго, этот вопрос не прозвучал ни разу, и ни в какие компьютерные игры мы с ним не играли. И теперь я не знал точно, что должен ответить. – Возможно, – осторожно произнес я. – Что «возможно»? – неожиданно обозлился Хьюго. – Только не говори, что твоя бабушка опять заболела. И кстати, почему именно ты должен помогать своей бабушке? – Нет, не заболела, – сказал я. – Но… почему ты не с Майей? – Ей не нравятся компьютерные игры, – отрезал Хьюго. – Вот как… – протянул я. – Ну так ты идешь? Всю дорогу до дома Хьюго мы поскальзывались и чуть не падали на только что очищенном от снега тротуаре. Открыв дверь подъезда, мы взлетели вверх по лестнице, вопя во все горло какую-то песню, так что эхо отскакивало от стен и громыхало по всем этажам. В доме Хьюго тоже хорошая акустика. Ввалившись в квартиру, мы допели конец песни под дверью его сестры и заорали «АЛЛО!». Все было как всегда, и это было замечательно. Правда, я вдруг вспомнил вчерашний случай на автобусной остановке. Поэтому, когда Ханна проходила мимо открытой двери в комнату Хьюго, я с повышенным вниманием уставился в экран, надеясь, что она ничего не скажет. Ханна тем временем спокойно прошла дальше и исчезла в своей комнате. Через короткое время я, потянувшись, заявил, что должен идти домой. – Но ты же можешь поужинать у нас… – предложил Хьюго. В его голосе послышалось разочарование. – Нет, мама сказала, что я должен вернуться домой к ужину, – соврал я и пошел в прихожую. На самом деле меня не устраивала перспектива ужинать за одним столом с Ханной, рискуя услышать вопрос о том, что же я все-таки такое вытворял вчера на автобусной остановке. Снег идти перестал, но было морозно. Под ботинками скрипело, изо рта вырывались маленькие белые облачка пара. Вдобавок мне показалось, что в носу от мороза начали расти сосульки, когда я вдыхал холодный воздух. И все же я не пошел прямо домой, а выбрал окольный путь, мимо ресторана Бие. Казалось, мои ноги сами решили пойти этой дорогой. Когда я приблизился к ресторану, мое сердце начало бешено колотиться, отдаваясь стуком в ушах, как колеса паровоза, и, вместо того чтобы заглянуть внутрь, я проскочил мимо. Засунув руки поглубже в карманы куртки и уткнувшись носом в шарф, я зашагал дальше. С одной стороны, я хотел, чтобы Бие была там, заметила меня и с криком «Привет, Оскар!» выбежала ко мне. С другой стороны, я этого просто дико боялся. До чего же порой непредсказуем бывает человек! Да, Бие помогла мне, нам вдвоем было очень весело, и мы почти объелись, слопав целую банку «печенья счастья». Но ведь это же не значило, что она меня любит? Или?.. Как же это узнать? Мои ноги шли все дальше и дальше, и я с ними за компанию. Мы дошли до ледяной горки у школы, пересекли школьный двор и остановились. Я и мои ноги. В комнате группы продленного дня горел свет, внутри сидели несколько ребят и занимались моделированием самолетиков. От этой картины веяло умиротворением. Я прислонился к фонарному столбу и посмотрел на небо. Никакого снега не наблюдалось. Несколько ребят с продленки выбежали во двор с мячом и начали играть в футбол. С того места, где я стоял, просматривался весь школьный двор, даже было видно, что творится в классе группы продленного дня. Хорошее место, если хочешь за кем-то понаблюдать. Внезапно я сообразил, что это тот самый фонарный столб, у которого на днях стоял Йеппе. Может, у него вошло в привычку простаивать здесь? Мне почему-то пришло в голову, что я никогда раньше не видел Йеппе играющим с другими ребятами во дворе во время большой перемены. Я обычно всегда был занят тем, что гонял в футбол с мальчишками. Но теперь я стоял тут, у фонарного столба, и мои мысли бродили далеко от тех привычных будничных мыслей, которые посещали меня раньше. На самом деле уже ничего не было таким, как раньше. Я вздрогнул и посмотрел на школьные часы на стене. Ой, как поздно! Я совсем забыл о времени. Я открыл дверь квартиры и сразу услышал папино пение. Он тоже услышал, как я пришел, и высунул голову из кухни: – Где ты был, Оскар? И почему твой мобильный не отвечает? – Я был дома у Хьюго. А телефон я сегодня забыл, – ответил я. Я опустил рюкзак на пол и снял куртку. Потом разыскал мобильный телефон: два пропущенных вызова. – Она приходила сюда, – крикнул папа из кухни. Там у него что-то шкворчало на плите – судя по запаху, папа жарил котлеты. – Кто? Я уже открыл дверь в свою комнату, но, услышав папин ответ, застыл на пороге. – Девочка, которая была здесь на днях, Бие. Она выглядела расстроенной, когда я сказал ей, что тебя нет дома. – Вот как… – пробормотал я. – А когда… Когда она приходила? Папа пожал плечами и посмотрел на кухонные часы: – Полчаса назад, кажется. Полчаса назад. То есть тогда, когда ходил мимо ресторана. Я был там и Бие, а она в это же время была здесь кала меня. В груди что-то щелкнуло. Честное щелкнуло. Птица счастья – ПОДЪЕМ, СТАРИК! Мама подняла жалюзи и открыла нараспашку окно. Жуткий ледяной ветер ворвался в мою комнату. Я свернулся калачиком под одеялом и изо всех сил попытался опять заснуть. Тогда мама уселась на краешек кровати и принялась щекотать меня через одеяло. Я до смерти боюсь щекотки, поэтому едва ее пальцы коснулись меня, как я забарахтался и, с хохотом вынырнув из-под одеяла, попытался пощекотать ее в ответ. Но мама вспорхнула с кровати и, стянув с меня одеяло, завернулась в него, как в мантию. Я попытался сдернуть с нее одеяло, но мама каким-то непостижимым образом выдернула меня из кровати и закружилась со мной в вальсе по комнате. – Мамааа! – взмолился я. – Оскар! – счастливым голосом закричала мама. – Просыпайся! Снаружи нас ждет чудесный снежный мир! В конце концов мама оставила меня в покое и, закинув одеяло на мою кровать, умчалась на кухню. Я немедленно нырнул обратно в постель, но тут же понял, что придется опять вскакивать, чтобы закрыть окно. Она – сумасшедшая. Я имею в виду мою маму. Но вот в искусстве будить по утрам ей просто нет равных. Сложно сердиться, когда тебя щекочут. Вдобавок до меня донесся аромат свежезаваренного чая и поджаренного хлеба. На кухонном столе стояла коробка с электрической гирляндой. Папа распутывал провод, собираясь повесить его на окно. – Как у тебя обстоят дела с песней Стефана? – спросил он, едва завидев меня на кухне. Я сунул в рот ломтик поджаренного хлеба и, отвернувшись, пробормотал: