— В десять утра? — Подожди, пока сама его не увидишь. — Я на минутку заскочу на Франсуа-де-Сурди, а оттуда сразу к ним. Хочу сама его допросить. Она нажала отбой. К ней возвращалась надежда. В конце концов их кропотливый труд себя оправдает. Они во всех подробностях восстановят передвижения и поступки жертвы и доберутся до его связи с убийцей. Она проверила, пришли ли на айфон фотографии Дюрюи. Пришли, и сразу несколько. Молодой панк выглядел не слишком привлекательно. Черные волосы торчком. Черные глаза в густой обводке. Пирсинг на висках, на крыльях носа, в уголках губ. Странный парень. Наполовину панк, наполовину гот. И стопроцентный фанат неформальной музыки. Она уже катила по городу, вдоль набережных. Над эспланадой Кенконс светило солнце. С небес, словно промытых ливнем, на еще мокрые крыши домов лилась ослепительная голубизна. Анаис свернула на бульвар Клемансо, миновала шикарный квартал Гранз-Ом и, чтобы не соваться в центр, поехала по улице Жюдаик. Она не раздумывала над маршрутом; рефлекс, служивший ей чем-то вроде навигатора, вел ее сам. На улице Франсуа-де-Сурди она быстро проскочила к себе в кабинет и проверила почту. Пришел отчет от координатора криминалистов, красавца араба. Они совершили сенсационное открытие: в глубине ямы нашлись частицы особой разновидности планктона, обитающего в прибрежной зоне моря в Стране Басков. Но главное, точно такой же планктон обнаружился под ногтями утратившего память мужчины — ковбоя из клиники Пьера Жане. Анаис нетерпеливо схватилась за телефон. Ведь это же прямая связь между преступлением и великаном с амнезией! Димун повторил все, что изложил в своем отчете, а потом вдруг спросил: — Вы знаете психиатра по имени Матиас Фрер? — Да. — Он ваш эксперт в этом деле? — Мы не привлекали экспертов. С какой стати, если у нас пока нет ни одного подозреваемого? А почему вы спрашиваете? — Он звонил мне вчера вечером. — И чего он хотел? — Узнать результаты анализов. — С места преступления? — Нет. С образцов, взятых с рук мужчины с амнезией. — И вы ему все рассказали? — Он утверждал, что звонит от вашего имени. — А про планктон в яме вы ему тоже выболтали? Димун ничего не ответил, но его молчание было красноречивее любых слов. Она не могла злиться ни на психиатра, ни на криминалиста. У каждого в этом деле свой интерес. На войне как на войне. Она уже собиралась повесить трубку, когда Димун вдруг снова подал голос: — У меня есть для вас кое-что еще. Новые результаты, которые пришли уже после того, как я отослал вам отчет. Я сначала глазам своим не поверил. — Что же это? — Мы обработали стенки ямы методом химической трансмутации. Это новый способ, благодаря которому можно снять папиллярные следы даже с мокрой поверхности. — Вы нашли отпечатки? — Несколько штук. И это не отпечатки пальцев жертвы. — Вы сравнили их с отпечатками беспамятного? — Только что. Это не его отпечатки. В яме побывал кто-то другой. У нее по всему телу пробежали мурашки. Третий. Убийца? — Я вам их высылаю? — не дождавшись ответа Анаис, спросил Димун. — Давно пора. Даже не попрощавшись, она бросила трубку. Да уж, хороша стратегия соблазнения красивого мужчины. Но ей сейчас было не до того. Значение имело только расследование. Перед тем как ехать в комиссариат на улицу Дюко, она набрала номер Зака — в конторе, как выяснилось, его не было. — Зак, что у тебя нового? — Пока ничего. Продолжаю трясти дилеров. Кое-кто знал Дюрюи, но никто и слыхом не слыхивал про чистый героин. А что тебе удалось узнать на ферме? — Потом расскажу. Окажи мне услугу, а? Заскочи в клинику Пьера Жане и проверь, там ли еще беспамятный с вокзала Сен-Жан. И предупреди психиатра — его зовут Матиас Фрер, — что днем я заеду с ним побеседовать. — С психиатром или с беспамятным? — С обоими. * * * — Странное ощущение — знать, что едешь домой. Они мчались по магистрали N10 по направлению к Стране Басков. Выехали раньше, чем планировали, еще до полудня. Фрер усадил Бонфиса на заднее сиденье. Великан устроился ровно посередине и обеими руками вцепился в спинки передних кресел. Как дитя малое. За каких-нибудь несколько часов он совершенно преобразился. К нему на глазах возвращалась его подлинная личность вместе с повадками рыбака. Как будто его психика была соткана из какой-то эластичной, податливой ткани и сейчас постепенно обретала привычную форму. — А что Сильви? Что она тебе сказала? — Что рада твоему приезду. Она за тебя волновалась. Бонфис энергично потряс головой. Широкие поля его шляпы загораживали обзор, и Фреру приходилось следить за дорогой через наружные зеркала. — Слышь, док, я вот все думаю… Что же это со мной приключилось-то? Психиатр не ответил. Он смотрел в покрытое изморосью ветровое стекло. По обеим сторонам дороги рядами тянулись сосны. Как же он ненавидел Ланды! Ненавидел этот бескрайний лес, эти деревья — слишком тонкие и прямые, уходящие корнями глубоко в песок. Ненавидел океан, прибрежные дюны и похожие один на другой пляжи. Бесконечная монотонность пейзажа внушала ему смутное чувство тревоги. Он незаметно включил диктофон. — Патрик! Расскажи мне о своей семье. — Да нечего особенно рассказывать-то. Перед отъездом Фрер немного поговорил с пациентом у себя в кабинете. Ему удалось составить его фрагментарный портрет. Пятьдесят четыре года. Последние шесть лет рыбачит в Гетари. До этого жил на юге Франции, подрабатывал где придется. В том числе на стройке — элемент, использованный подсознанием при сотворении его новой личности. Патрик как-то выкручивался, но постоянно балансировал на грани бродяжничества. — У тебя есть братья или сестры? Великан поерзал на сиденье. Фреру казалось, что от каждого его движения автомобиль слегка сотрясается. — Нас было пятеро, — наконец произнес Патрик. — Два брата и три сестры. — Ты с ними видишься? — He-а. Мы родом из Тулузы. Они все так там и остались. — А родители? — Померли. Давно уже. — Значит, твое детство прошло в Тулузе? — Под Тулузой. В Герене. Это такой типа пригород. Мы всемером жили в двушке. Память возвращалась к нему, в мозгу оживали ясные и точные детали. Совсем не те бесформенные обрывки, которые можно извлечь с помощью гипноза или химии. — А до Сильви у тебя были серьезные отношения с женщинами? Великан помолчал, потом признался: — Мне с бабами никогда не везло. — То есть у тебя никого в жизни не было? — Была одна. В конце восьмидесятых. — Где? — Неподалеку от Монпелье. В Сен-Мартен-де-Лондре.