Матросы молчали. — Ладно. Давайте обратно на «Геральд»! Когда второпях отвязывали от кнехта шлюпку, журнал выскользнул из-под куртки матроса и, ударившись о палубу, распался. Пачка страниц отломилась от переплета и упала в море. Матрос едва успел подхватить клеенчатый переплет. На борту «Геральда» его осмотрели. Сохранилось только несколько первых страниц и последняя. На первых страницах был список людей экипажа и говорилось, что «Октавиус» отплыл из Англии в Китай 10 сентября 1761 года. Погода стояла прекрасная, и уже 19 сентября команда увидела Канарские острова. На последней странице прочитали единственную запись. В ней говорилось, что корабль уже семнадцатый день в плену у льдов, что люди жестоко страдают от холода, что сын капитана умер, а жена сказала, что уже не чувствует холода, что помощник капитана безуспешно пытается развести огонь и что приблизительное местонахождение корабля — 75 градусов северной широты и 160 градусов западной долготы. — Черт возьми, это же примерно сто миль к северу от мыса Барроу на Аляске! — воскликнул штурман «Геральда». — Интересно: каким ветром их занесло туда из Китая? После долгих споров решили, что капитан «Октавиуса» на обратном пути вместо того, чтобы возвращаться домой дальней дорогой вокруг мыса Доброй Надежды, попытался найти Северо-Западный проход. Но корабль был затерт льдами, кончились продукты, начали болеть и умирать люди, А вырваться из ледяных тисков «Октавиус» уже не мог. И когда умерли все и корабль остался без управления, его понесло вместе со льдом в тот самый загадочный пролив, который искали и не нашли ни Джон Кабот, ни Роберт Торн, ни Мартин Фробишер. Четырнадцать лет носило несчастный «Октавиус» по проливам Канадского Арктического архипелага, пока наконец не вынесло в Атлантику к берегам Гренландии. И корабль мертвецов стал первым в мире кораблем, прошедшим Северо-Западный проход из конца в конец… ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Фрегат высочайшей славы ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Только в XVII веке наиболее крупные пушки начали устанавливать на четырехколесных лафетах. Самое крупное морское орудие того времени калибром 177 миллиметров весило две тонны. Для того чтобы пушку не откатывало далеко после выстрела, ее крепили к боковым стенкам пушечных окон-портов толстым тросом, который назывался брюк. Кроме того, были еще пушечные тали с блоками, при помощи которых орудие подкатывали к порту перед боем и откатывали после боя. В походном состоянии, при закрытом порте, ствол пушки поднимали, чтобы он касался верхнего косяка порта, и накрепко притягивали талями к борту. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Для поражения команды воажеского корабля часто пользовались «виноградной» картечью. Она состояла из крупных пуль или обрезков железа, обернутых тканью и перевязанных тонкой бечевой. На каждое орудие полагалось, по боевому расписанию, шестьдесят ядер и десять картечных зарядов. После выстрела пушку чистили банником. Это была круглая щетка из бараньего меха, насаженная на длинную рукоятку. Банник смачивали водой для охлаждения ствола. Пушки можно было снимать с лафетов и переносить с корабля на корабль или на берег. В 1854 году так поступили защитники Петропавловска-на-Камчатке, сняв с борта «Авроры» двадцать два орудия и объединив их в береговые батареи. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ олландии принесли славу флейты — корабли, которые как бы струились по волнам во время быстрого хода. Англия гордилась военными линейными кораблями и фрегатами, которые проникали в самые отдаленные уголки океанов. Америка строила лучшие в мире клиперы. Эти бегуны моря за один рейс огибали чуть ли не половину земного шара. Россия не строила ни клиперов, ни больших торговых кораблей. В то время русские не знали длинных морских дорог, но в части конструирования фрегатов и бригов не отставали от исконно морских государств. Лучшие фрегаты спускались на воду с Охтинской верфи. В 1804 году «мастер добрых пропорций» Андрей Михайлович Курочкин спроектировал и построил семидесятичетырехпушечный фрегат «Сильный», оказавшийся таким ходким и таким прочным, что англичане тщательно изучили его, признали лучшим в мире и потом около двадцати лет строили на своих верфях только подобные суда. Андрей Михайлович Курочкин, Михаил Дмитриевич Портнов, Иван Афанасьевич Амосов были тогда «корабельными королями» России. Особенно Иван Афанасьевич из династии Амосовых. Династия корабелов Амосовых была подлиннее царской династии Романовых. Она началась на Беломорье, в Холмогорах, еще в XIV веке. Трудно даже сказать, сколько судов спустили на воду Амосовы. Тогда не велось никакого учета, не было никаких регистровых книг. Впрочем, о всех Амосовых рассказать тоже невозможно — слишком мало сведений о них сохранилось. Пожалуй, лучше начать с Петра, который в архангельском адмиралтействе заведовал вооружением строившихся кораблей. У него было три сына. Двое из них — Осип и Иван — стали известными строителями. Десятилетними мальчиками отец отдал их на выучку знаменитому Михаилу Дмитриевичу Портнову, ведавшему всеми архангельскими верфями. Особенную хватку в учебе проявил Иван. Уже к тринадцати годам он так изучил конструкцию корабля и усвоил корабельную терминологию, что свободно читал самые сложные чертежи. Мальчики именовались тиммерманскими учениками. Тиммерманами в то время, да и сейчас за границей, называют корабельных плотников. Правление адмиралтейства заметило способного мальчика, и, когда встал вопрос, кого отправить на дальнейшую выучку за границу, выбор пал на Ваню Амосова. В числе лучших тиммерманских учеников Ваня уехал в Англию. Семь лет проработал Иван Амосов на английских верфях плотником, Научился прекрасно говорить по-английски, овладел архитектурой английских кораблей, узнал все лучшее в мировом кораблестроении. Весной 1793 года возвратился в Петербург. Адмиралтейств-коллегия для того, чтобы проверить, чему он научидся за границей, назначила специальную комиссию. Старые мастера экзаменовали Ивана три дня подряд по шесть — восемь часов в день! Иван Петрович с блеском выдержал труднейшее испытание и получил аттестацию высшей степени. Ему шел тогда двадцать первый год, и его назначили корабельным подмастерьем на постройку стопушечного корабля. Только подмастерьем! Так высок был класс русских корабельных мастеров. Только в 1800 году, когда Амосову исполнилось двадцать семь лет, его произвели в корабельные мастера и назначили на только что открытую в Санкт-Петербурге верфь. Здесь, на этой верфи, он построил по проектам Катасанова стодесятипушечный «Гавриил» и семидесятичетырехпушечный «Селафаил». В 1810 году он становится главным инспектором Кронштадтского порта, и вот здесь-то наконец по его собственным проектам строятся бриги «Меркурий» и «Феникс», а в 1813 году — стодесятипушечный корабль «Ростислав». Он готовил шлюпы «Восток» и «Мирный» в кругосветное плавание, читал лекции в старших классах Училища корабельной архитектуры, достраивал в 1832 году фрегат «Паллада». Но более всех прославился сын третьего брата Амосовых, штурмана Афанасия Петровича, — Иван Афанасьевич. Иван Петрович очень любил своего племянника и вместе с ним в свободное время — он еще успевал находить свободное время! — строил модели кораблей. Мальчик целые дни проводил на верфи у стапелей. С восторгом он наблюдал, как спускается на воду очередной корпус, как обрастает он мачтами и снастями, как разворачиваются на реях светлосерые полотнища парусов. Девятилетним он попросился у дяди на верфь… плотником. Дядя шутливо хлопнул его по макушке, сказал: — Годика через два, когда вот здесь побольше накопится… И действительно, как только исполнилось Ване одиннадцать, определил его в училище. И пошел Иван тем же путем, что и дядя. За семь лет учения овладел английским и французским, узнал все премудрости строения кораблей и восемнадцатилетним пришел на Кронштадтскую верфь руководителем ремонтных работ на фрегатах. В двадцать один год произвели Ивана в помощники корабельного мастера, а потом перевели в Главное адмиралтейство «иметь смотрение за черчением чертежей». Вот здесь-то он и освоил до конца корабельное дело. Двадцатишестилетним начал строить свой первый корабль. То был восьмидесятичетырехпушечный «Гангут». За ним вышел в море стодесятипушечный «Император Александр I». ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Вскоре Ивана Афанасьевича, как в свое время и его дядю, направляют в Англию, а потом в Америку для изучения опыта строительства паровых кораблей. По возвращении из-за границы его назначают управляющим Охтинской верфью. Двадцать девять лет проработал он в этой должности, стал ведущим кораблестроителем России. Здесь, на Охте, он спроектировал и построил пятидесятишестипушечный фрегат «Прозерпину» и семидесятичетырехпушечный «Фершампенуаз». Даже англичане, которые не очень любили хвалить, отметили, что «Фершампенуаз» — это высшее достижение не только русского, но и мирового кораблестроения! За «Фершампенуаз» Иван Афанасьевич получил орден Владимира 4-й степени. Для кораблестроителя это была очень редкая и очень высокая награда. В 1834 году Амосов построил небольшой пароход «Мирный», а в 1835-м — два парусных линейных корабля — семидесятичетырехпушечные «Выборг» и «Константин». Оба корабля были настолько прочными, что через двадцать лет принимали участие в Крымской войне 1854 года, переоборудованные пароходами. А надо сказать, что обычный век деревянных кораблей — двенадцать — пятнадцать лет. Но я хочу рассказать о другом корабле, о том фрегате, который дал имя броненосному крейсеру, известному сейчас во всем мире. Я скажу несколько слов об «Авроре», построенной Иваном Афанасьевичем в 1835 году на той же Охтинской верфи. Для Ивана Афанасьевича это был обычный, серийный, как сейчас бы выразились, фрегат, и упоминал он о нем вскользь, хотя водоизмещение корабля приближалось к двум тысячам тонн, а длина — к шестидесяти метрам. Вооружение «Авроры» состояло из сорока четырех пушек, стреляющих двадцатичетырехфунтовыми ядрами. Действительно, для Амосова это был не особенно большой корабль, даже меньше сверхпрочной «Прозерпины». Но судьба распоряжается кораблями иначе, она не обращает внимания на величину и количество пушек. Она может привести к славе даже простой рыбачий бот. «Авроре» исполнилось уже восемнадцать лет, когда командиром на нее назначили капитан-лейтенанта Ивана Николаевича Изылметьева. Военное ведомство дало ему такой приказ: выйти из Петербурга, пересечь Атлантический океан, обогнуть мыс Горн в Южной Америке, пройти Тихим океаном до Камчатки и там, в Петропавловске, сменить совсем одряхлевший к тому времени, но тем не менее славный фрегат «Палладу» из экспедиции вице-адмирала Путятина. Какие люди плавали на «Авроре»? Достаточно назвать трех из целого созвездия моряков, прославивших российский флот. В 1838 году на борт фрегата поднялся и прослужил на корабле девять лет старшим офицером исследователь Охотского моря и Татарского пролива, будущий адмирал Геннадий Иванович Невельской. Получил на «Авроре» чин лейтенанта мичман Николай Александрович Фесун, который позже, в 1860–1862 годах, на винтовой лодке «Морж» перешел из Кронштадта в Тихий океан через Магелланов пролив и составил такое подробное описание этого пролива, какого не сделали ни сам Магеллан, ни пират Елизаветы I английской Френсис Дрейк, ни сэр Томас Кэвендиш, лоцман той же королевы… Молоденьким гардемарином вместе с Изылметьевым плыл Константин Федорович Литке, который позже дважды обогнул земной шар. Выполняя приказ, при самых жестоких осенних ветрах, которых побаивались и Дрейк и Кэвендиш, капитан Изылметьев обогнул мыс Горн, и в апреле 1854 года «Аврора» отдала якорь в бухте Кальяо у побережья Перу. Команда приступила к обтяжке и ремонту такелажа и починке корпуса. Только через сутки Изылметьев узнал, что невольно попал в чудовищную ловушку: здесь же в одной из гаваней Кальяо стояла англо-французекая эскадра под командованием контр-адмиралов Прайса и де Пуанта. А Россия уже целый месяц находилась в состоянии войны с Англией и Францией! Вероятно, весть о том, что Англия и Франция объявили войну России, еще не дошла до Кальяо. Однако в любой момент могли узнать об этом Прайс и де Пуант, и тогда… Конечно, «Аврора» не смогла бы сражаться в одиночку с целой эскадрой. Изылметьев сделал вид, что ему тоже ничего неизвестно. «Аврора» и корабли эскадры обменялись традиционными приветствиями. Вечером начались обычные в таких случаях визиты. А тем временем из Лондона уже вышел быстроходный винтовой фрегат, капитан которого вез английскому и французскому контрадмиралам приказ отыскать и уничтожить русские фрегаты «Аврору», «Палладу» и «Двину», затем взять курс на Охотское побережье и к берегам Аляски и захватить там русские поселения. Изылметьев вежливо улыбался на банкете, данном в его честь адмиралом Прайсом, и прикидывал, за какой срок весть о войне перелетит Атлантику, достигнет берегов Южной Америки где-нибудь в районе Порт-оф-Спейна, Джоржтауна или Каракаса и оттуда доберется по горным дорогам до Боготы, Кито и, наконец, до Лимы на Тихоокеанском побережье, откуда рукой подать до Кальяо. Выходило совсем немного.