— Когда тебя нет рядом, я снова начинаю вспоминать. Что у вас с Наташкой был сын, что я это всегда знал, что он у тебя в контракте был вписан наследником, что ты его на базу притаскивал, что Змейса его младенцем тетёшкала… — Так он вписан в контракте? — С утра был. Но я не уверен, что, посмотрев сейчас, увижу то же самое. Потому что поговорил с тобой — и опять помню, что детей у вас не было и быть не могло, потому что Наташке матку чуть ли не наизнанку вывернули. И помню это так же отчётливо, как утром помнил вашего сына. Так что, Докище, сам с этой хернёй разбирайся, у меня крыша едет. — Вот же… — расстроился я. — У Змейсы есть какая-то теория, но она тебе сама пускай рассказывает. Всё, отключаюсь. Будьте бдительны. *** — Я не думаю, что ты жулик, которому нужны мои деньги, — сказал я. — Слава яйцам! — саркастически откликнулся Дмитрий, выдирая сорняки на могиле. — Ты ж у нас олигарх, все так и норовят в наследники… — Но я не знаю, кто ты. — Напоминаю, я твой биологический сын. Ты мой биологический отец. «Билохический», — вспомнил я Нагму. — Это меня не радует, поверь, — продолжил он. — Потому что отец ты всегда был дерьмовый. Точнее, никакой. Не было тебя. От тебя в семье были только деньги и фотки в камуфляже и очках. Я лет до пятнадцати не знал, есть ли у тебя глаза. — А в пятнадцать узнал? — В пятнадцать мне стало пофиг. Я ковыряю в земле лунки и втыкаю в них какие-то саженцы. Не знаю какие, Анахита дала. Утверждает, что будет красиво и сорняки не пробьются. Хотела сама пойти, но я решил, что это моё дело. Ну, может быть, ещё Дмитрия. — Тебе сложно в это поверить, — сказал я. — Но для меня тебя не существовало. — Почему сложно? Я это много лет наблюдал своими глазами. Я же говорю — говно из тебя отец. — Не в этом смысле не существовало. Буквально. Ты не рождался, не рос, не учился. Тебя не было. У Натальи, — я показал на портрет на камне, который сам и нарисовал два года назад, — не было детей. Не могло быть. По медицинским причинам. Я никуда не исчезал, а жил с ней, отлучаясь только в командировки. Частые, но не долгие, редко больше месяца-двух. Большую часть времени мы проводили вместе, так что я, поверь, заметил бы, будь у неё ребёнок. — У вас там, в вашей армии, есть какой-нибудь медосмотр? Психиатр на нём присутствует? — поинтересовался ехидно парень. — У нас не армия, а частная военная компания. И главный медик там, не поверишь, я. — Кто стрижёт парикмахера? — вопросил он. — Кто лечит доктора? — Никто, — кивнул я. — Более того, твоя версия реальности реальнее моей. У тебя есть документы, подтверждающие твоё существование, а у меня подтверждающих твоё несуществование — нет. Потому что не бывает таких документов. — И что ты полагаешь с этим делать, непапаша? — Без понятия, несынок. Да и надо ли что-то делать? Ты большой мальчик, воспитывать тебя поздно. Материально не нуждаешься… — Проверял? — перебил он меня. — Проверял, — признал я. — А кто бы не проверил? Так вот, я тебе не нужен, ты мне тоже. Посторонние, в общем, люди. Может, на том и разойдёмся? Наследник ты и так первой очереди, если найдётся, что унаследовать. Или у тебя ко мне претензии морального плана? Психологические травмы, моральный ущерб… — Не, этим я в пубертате отстрадал, — отмахнулся он. — Так чего же ты до сих пор тут? Я тебя не гоню, не подумай, но тут ни блядей, ни наркоты, ни ночных клубов… — И это узнал… — покачал он головой. — Всю жизнь тебе неинтересно было, а тут озаботился. Обломись, с этим покончено. — Отчего же? — Оказалось, плохим мальчиком быть так же скучно, как хорошим. — А что не скучно? — Не знаю. Пока в поиске. — Ну, удачи. Сходи за водой к колонке, полью эти репьи. — Так я поживу у тебя пока? — спросил он, поднимая с земли канистру. — Раз не гонишь? — К Алиане клинья бьёшь? — А хоть бы и так. Нельзя? — Она несовершеннолетняя. — Ещё неделю. — В смысле? — Ей восемнадцать через неделю, не знал? — Нет. — Да тебе вообще на всех плевать, — заявил он и ушёл за водой. *** Ко дню рождения Алианы готовились серьёзно. Торт и шампанское (первый в жизни глоток шампанского — это событие!), подарки — ничего особенного, скорее, знаки внимания, — но Калидия вся извелась в выборе. За время наших пляжных каникул девчонки постепенно перестали быть Носительницами Оболочек, Воинами Дома Креона, Наездницами На Кикаттах и так далее. Альку с недельку заметно ломало, но потом отпустило, и даже Калидия прекратила свой обычный владетельский говнёж. Задумчиво бродят в саду, сидят с книжками в шезлонгах, гуляют по побережью, катаются со мной в город на шопинг, плещутся в море в купальниках и без. Самые обычные семнадцатилетние девчонки, только кружочки интерфейсов видны. И то если присмотреться, потому что загорели обе. Алиана ухаживаниям Дмитрия не поддаётся. Наоборот, немного демонстративно нежничает с Кали. Но при этом и не гонит. Девицам нравится его дразнить — прийти с пляжа топлес или вообще голышом, нарочито пойти мимо модельной походкой, поцеловаться у него на виду и всё такое. Парень держится стойко, улыбается, смотрит, не ведётся. Ни малейших признаков раздражения, терпелив и корректен. Подаёт сигналы: «Ни на чём не настаиваю, но, если что — я всегда рядом». Лучшая тактика в такой ситуации, так что паренёк не дурак и с женским полом опыт явно имеет. Альке он интересен. Не настолько, чтобы это что-то значило, но не противен. Она с ним охотно болтает, улыбается, смеётся шуткам, иногда остаётся тет-а-тет, хотя всегда на открытом, не интимном пространстве. Это как крепость осаждать. Если идти на приступ — получишь чан кипящего говна со стены за шиворот. А если не спешить и не отступать — глядишь, сами ключи от ворот вынесут. Не сразу, конечно, но… Калидия ещё не ревнует в открытую, но посматривает на них иногда этак задумчиво. Молодёжь такая смешная. *** На день рождения прибыла Змеямба. Не специально, просто совпало. Слон пропихнул её в кросс-локус и сразу откланялся. — Пусть побудет тут, мне так спокойнее, — сказал он мрачно. — Рассредоточиваемся по схеме три. — Всё так плохо? — поинтересовался я. — Пока не так. Но с каждым днём такее и такее. Схема три предполагает опасность нападения на базу, что совсем не радует. Не такого нападения, когда надо драться (это схема один), а такого, когда надо разбегаться по кустам. Личный состав растусовывается кто куда, чтобы всех одним ударом не накрыли. — И куда ты влез на этот раз? — спросил я скептически. — Не забивай башку, лепила, — отмахнулся Слон. — Чем дальше влез, тем ближе вылез. Разрулю. Змеямба активно включилась в подготовку дня рождения, придумала кучу активностей, устроила много шума и веселья и вообще была душой вечера, а ночью, кажется, трахнула Лжедимитрия. То есть я свечку не держал, но по всему похоже. Глаза парня перестали быть голодными, и круглые жопки гарцующих поутру к морю девок он тоскующим взглядом не провожал. Я пацана понимаю — перед ним каждый день две красотки прелестями трясут без всякой перспективы. Яйца, поди, уже звенят. А Зме ему хоть и в матери годится, но на свои годы никак не выглядит, к тому же тётка опытная, понимающая и без заморочек. Оказала гуманитарную помощь подрастающему поколению, да небось ещё и научила новому. У неё есть чему поучиться. Лишь бы на здоровье. — Хорошо тут у вас, спокойно так, — сказала Змеямба, присев на соседний шезлонг. В руке у неё бокал с чем-то газированным, на носу тёмные очки, на голове соломенная шляпка, из одежды — бикини чуть шире ботиночных шнурков. Отлично выглядит. — Неплохо, да, — согласился я. — А у вас? — Тоска зелёная, — пожаловалась она. — Слон сначала никак не мог добраться до нужных людей и бесился, а потом добрался, но что-то пошло не так, и он начал беситься ещё сильнее. Нервная, в общем, обстановка. — Агентурная разведка не его стезя, — вздохнул я. — Он больше насчёт пострелять горазд. — Не, он в своём деле неплох, зря ты так, — Змейса его всегда защищает, — просто у конторских совсем другой уровень. Где он учился, там они преподавали. — Может, и так, — не стал спорить я.