— Как ваши дела? — Я надеялась, он не заметит, как дрожит вино в моих бокалах. Неожиданная встреча. Я почти забыла его французский акцент и теплоту голоса. — Если бы я знал, что вы придете, я ждал бы вас. — Я тут за компанию. — Я старалась говорить беззаботно. — Им нужен мой муж, а не я. — Почему не вы? — Произнося это, он приподнял бокал, будто благодаря меня безмолвным тостом за тот час в моем кабинете. — Муж — полезное знакомство, он учитель в школе, где будет учиться их сын. Мамаша уже произвела разведку боем. — Какое точное выражение. — Его темные глаза сверкнули. — Выходит, вы тот архитектор, который занимался реставрацией здания? — Моя роль была проста. Проследить, чтобы ничего не изменилось. — Думаю, вы сделали больше. — Я обвела взглядом безупречные потолки, очищенные каменные подоконники и глубокие оконные проемы. — Я бывала в этом доме много лет назад. Теперь он выглядит лучше. Прежде в комнатах было очень мрачно. — А я жалею, что мрачность исчезла. На мой взгляд, дома в наши дни недостаточно мрачны. — Он допил вино и улыбнулся мне. Я и забыла, как улыбка преображает его лицо. — Мой доктор сейчас сказал бы, что не стоит пить спиртное одновременно с лекарствами. — Я бы тоже, но я не ваш доктор. Наверное, из-за выпитого алкоголя мне показалось, будто мы не беседовали, а танцевали, двигаясь друг другу в такт. — Думаю, вы снова им станете. — Он поставил бокал на стол. — Я перестал принимать таблетки. Я хотел сказать вам… — Вот ты где, пупсик! — Офелия отделилась от толпы и взяла его под руку. Пазл сложился, в нем было не так уж много элементов. Удивительно, что я до сих пор не сообразила. Ее лицо светилось триумфом — прием проходил хорошо. — Вижу, ты уже познакомился с женой будущего учителя нашего сына? — Быстрая улыбка сверкнула в мою сторону. — Иди представься ему самому, он потрясающий! — Увы, Офелия, тебе придется меня извинить. — Он высвободил локоть. — Жена учителя оказалась моим врачом, ее зовут Рэйчел. Мне важно узнать ее мнение как специалиста. — Только не слишком долго, Люк. — Крошечная морщинка появилась на ее гладком лбу. — Нам нужно поговорить. Офелия кивнула мне. Я не представляла собой никакой угрозы, а была лишь досадной помехой. Она повернулась и наткнулась на массивную фигуру епископа, это вызвало у нее очередное радостное восклицание. Укол вины, который я почувствовала от того, что по незнанию критиковала жену Люка при нем самом, бесследно растворился, когда тот посмотрел на меня. В это мгновение Виктория положила ладонь мне на плечо. — Я уже ухожу, дорогая. — Она поцеловала меня и бросила взгляд на Люка, в ее глазах светился живой интерес. Мне не хотелось представлять ее как свою ближайшую соседку, хоть это было так — понятие «сосед» подразумевает дружеские отношения, которые вы не выбирали, а Виктория выбрала меня, и это до сих пор казалось мне чудом. — Ви, это Люк Лефевр, наш хозяин. Люк, это Виктория Джексон. Я старалась говорить непринужденным тоном, но фотографа не обманешь; Виктория замечала все. Она видела, как пульсирует жилка у меня на шее, как мои пальцы вцепились в ножку бокала. Люк наклонился и поцеловал ей руку. Она наверняка оценила его привлекательность и необычайно выразительный взгляд, но даже ей не пришло бы в голову, что два месяца назад он сидел передо мной и по его лицу текли слезы. Интересно, что увидел Люк при взгляде на нее? Гламурную семидесятилетнюю даму с розовыми прядями в волосах и ничего не упускающими подведенными глазами? Это вряд ли. Мне кажется, он вообще на нее не смотрел. — Пока, мои дорогие! — Виктория одарила нас общей улыбкой. — Желаю хорошо повеселиться! — И она исчезла, оставив в воздухе аромат роз. Люк взял бокал из моих рук, поставил его на стол и наклонился ближе. — Идите за мной. — От тепла его дыхания возле моего уха по коже побежали мурашки. Я мельком увидела Нейтана с Сарой, они были полностью поглощены беседой. Вокруг все пили и болтали. Казалось, никто не заметил, как мы выскользнули из комнаты. Люк спустился по ступенькам, прошел по выложенному камнем коридору и открыл боковую дверь. Мы окунулись в вечернюю прохладу. Лужайка освещалась фонариками, воткнутыми в землю. Люк опустил взгляд: — Вы сегодня обуты? Это хорошо. Меня охватило волнение, я ощутила покалывающее тепло, поднимающееся от пальцев моих ног. В окнах были видны склоненные друг к другу или откинутые назад в смехе головы гостей. Я надеялась, что Нейтан будет настолько увлечен разговором с Сарой, что ему не придет в голову меня искать, а Блейк вернулся к Лиззи и спасает ее от скуки. Никто не знал, что мы здесь. «Не будь дурой, — говорила я себе, идя вслед за Люком по большой квадратной лужайке. — Ты, должно быть, пьяна. Не воображай, что ты ему интересна; у него очаровательная жена вдвое моложе тебя. Ты стареющая женщина с морщинами на лице и взрослым ребенком. Ты двадцать пять лет в браке. И к тому же он пациент, а ты врач. Нельзя нарушать границы». Я споткнулась о каменный бордюр на краю лужайки. Люк меня поддержал, и тепло его руки показалось мне обжигающим. Я засунула ладони поглубже в карманы. Мне следовало вернуться на вечеринку, найти мужа, вникнуть в его беседу с Сарой, присоединиться и смеяться в нужные моменты, но я продолжала идти, глядя на тени, которые бежали впереди нас по траве. Тень Люка была высокой, а моя, колышущаяся рядом, намного меньше. Он провел меня через железную калитку в старом каменном заборе, а затем вниз по широкой травяной дорожке с клумбами по обеим сторонам, пустыми в это время года. Мы не разговаривали. Он шагал быстро, и приходилось торопиться, чтобы не отстать. Журчащий звук доносился до нас из темноты, становясь все громче и ближе. Впереди показалась темная живая изгородь, через проделанный в ней проход сверкала водная гладь. Мы вышли к реке, текущей между высокими берегами, ее поверхность блестела в лунном свете. Шум воды был громче, чем можно было ожидать, будто под спокойной поверхностью скрывались невидимые водовороты и подспудные течения, более быстрые и дикие. В детстве моя мать поскорей увела бы меня с такого места. — Там заливные луга. — Люк указал на пространство на другом берегу реки и вереницу огней вдалеке. — А то освещенное место — ресторан, который обожает Офелия. Не было нужды пояснять. Я знала ресторан «Старая мельница», знала эти заливные луга и эту реку. Я бывала там прежде. Мы с Кэти во время летних каникул сооружали на реке маленькие островки из водорослей, а теперь мимо лугов и ресторана, огни которого пронизывали темноту, пролегал маршрут моей вечерней пробежки. На участке между мельницей и рекой обычно пасся скот. Я прожила здесь всю жизнь, но не стала рассказывать Люку — это было бы слишком скучно. К тому же в темноте пейзаж выглядел по-другому, будто я очутилась в незнакомом месте, где никогда прежде не была. — Вот почему в конце концов я и согласился на этот дом. Здесь, на берегу, возникает видимость полного покоя, особенно по вечерам. — Его глаза сияли в лунном свете. — Вы спасли мне жизнь. Для вас, вероятно, в этом нет ничего особенного. Уверен, вы делаете это каждый день, но мне захотелось поблагодарить вас где-то в тишине, а не посреди вечеринки, где любой может вклиниться в наш разговор. — Каждый врач на моем месте… — Это неправда, не каждый. Поверьте, я знаю. Врачи на самом деле не слушают, но вы выслушали. Вы дали мне выговориться. Я почувствовал себя возрожденным. Мне показалось, что мир, в котором существует такая доброта, как ваша, не может быть плохим местом. Было ли это проявлением моей доброты? Или просто случаем, для которого нашлось достаточно времени, и меня привлек человек и его история? — Я пытался рассказать о вас Офелии и Блейку, но они тоже не слушали. Они никогда не слушают. Я был на грани нервного срыва. У меня они уже бывали раньше, я вам говорил. Все могло кончиться намного печальней. А теперь мне лучше, вы меня исцелили. Почему вы улыбаетесь? Не верите мне? — Вы выглядите довольно хорошо, но вряд ли это моя заслуга. — А вы совсем другая, когда улыбаетесь. Обычно я не воспринимала всерьез комплименты от пациентов, но этот был мне приятен — и я испугалась. Будто рухнул один из защитных барьеров, которые меня окружали, и я оказалась на краю обрыва. Я не ответила; я не знала, что сказать. — Простите. — Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица Люка, но в его голосе не слышалось сожаления. — Вероятно, я ужасный пациент? Я покачала головой и попыталась рассмеяться, но от последних слов мне стало не по себе. Они вызвали в памяти образ Брайана, его полуулыбку и шепчущий голос; даже звуки вокруг теперь казались шепчущими: шелест деревьев, тихие шорохи в камышах. В таких местах на берег в поисках пропитания могут выходить водяные крысы; возможно, это их хвосты шуршали в траве. Я вздрогнула. Люк снял и накинул мне на плечи свой пиджак; тот был тяжелым, шелковая подкладка еще хранила тепло хозяина. — Нам пора возвращаться, — сказала я. — Вы хозяин вечеринки, гости будут гадать, куда вы делись. Люк покачал головой: — Это вечеринка Офелии, уж точно не моя. Мы бок о бок пошли обратно к горящим фонарикам и дому. Шум реки затихал позади нас. — Это была ее задумка, — продолжал он. — Люди, цветы, декор. Я просил ее ничего не затевать, я не выношу подобных вещей. Он снова пренебрег правилами, как тогда в клинике, как будто обычный путь к дружеским отношениям казался ему слишком долгим. — Проигнорировать все это оказалось труднее, чем я предполагал. — Он повернулся ко мне, его лицо белело в лунном свете. — Как только Офелия с Блейком обнаружили это место, они загорелись желанием жить здесь. Я был слишком занят, чтобы хорошенько все обдумать, и это было ошибкой. Я не хочу так жить, никогда не имел подобной цели. Мы приближались к дому, который предстал перед нами во всем своем сияющем огнями великолепии. Шпиль собора уходил в небо, возвышаясь над древними стенами и двускатной крышей этого сказочного сооружения, тонкого и изящного, словно сделанного из сахарной глазури. «Неужели Люк решил искать у меня сочувствия посреди такого великолепия?» Должно быть, он почувствовал мой безмолвный вопрос. — Это, конечно, потрясающе, но дом строили для какого-то богатея или в лучшем случае как церковное имущество. Люди, которые его возвели, остались за его стенами. Я предпочел бы жить как они. Пустая комната, лист бумаги, открытое пространство за окнами. — У строителей, о которых вы говорите, не было открытого пространства за окнами, — заметила я, не удержавшись. — В их хижинах и окон-то не было. — Конечно, вы правы. Я имел в виду, что хотел бы довольствоваться малым. — А что бы вы нарисовали на своем листе бумаги? — «Наверное, дом его мечты, современное сооружение, которое он жаждал построить всю жизнь». — Деревья, горы и небо. — Почему не дома? — Дом, который мне нужен, уже построен. Он во Франции, помните? Вам стоило бы съездить взглянуть на него. Вы бы поехали, если бы я предложил? Это было приглашение из тех, которыми разбрасываются, не подумав. Представляю, как бы он был ошарашен, прими я его. Я на мгновение вообразила себя на пороге красивой виллы на Лазурном Берегу. Люк открывает дверь, вежливо маскируя удивление и тот факт, что совершенно забыл мое имя. Остальные члены семьи и друзья, потягивая напитки, сидят во дворе на солнышке, мальчик плещется в бассейне с другими детьми. Блейк появляется со стаканом чего-то прохладительного и демонстрирует дружелюбие, но Офелия смотрит со скукой. Меня, конечно, приглашают войти, но атмосфера остается неловкой. И я сбегаю при первом удобном моменте. Мы наконец подошли к дому; кто-то запер боковую дверь, и нам пришлось воспользоваться парадным входом. Гости уже начинали расходиться. Когда мы поднимались по ступеням, я услышала смех Офелии и краем глаза заметила, как повернулась в нашу сторону ее светловолосая голова. Она разговаривала с епископом. Не думаю, что она обратила на меня внимание. Она сразу взяла Люка под руку и увлекла его в толпу гостей. Нейтана я нашла в библиотеке; он все еще разговаривал с Сарой, они почти соприкасались головами. Лиззи нигде не было видно. Я сняла пиджак Люка и повесила на стул. — А вот и я! — Мой голос прозвучал громче, чем обычно. — Извини. Нейтан удивленно поднял глаза. — За что? — Я потеряла счет времени. Слишком долго любовалась садом. Сара бросила на меня рассеянный взгляд с оттенком неприязни. Они с Нейтаном увлеклись беседой и не заметили моего отсутствия. Не стоило уходить последними.