— Ох, я не знаю. Я не должна была упоминать белые цветы, стоявшие позади Офелии в тот вечер, аромат, который мы вдыхали, толпу людей в холле. Чуть позже Люк отделился от этой толпы и увел меня прочь. Я попыталась ухватиться за что-то другое, приятное, без опасного шлейфа воспоминаний. — Офелия недавно приводила в клинику сына. От нее пахло фрезиями. — Я увидела, как расслабились губы мужа. — Она даже похожа на них — высокая, бледная, очень красивая. — Об этом я не подумал. — Нейтан улыбнулся, и я вспомнила, как он смотрел на Офелию при первой их встрече, как та его очаровала. Эти фрезии он мог срезать в ее честь — неосознанно, конечно. Муж отвернулся, чтобы заварить чай. Мы сели за стол друг напротив друга. Мне захотелось спросить, помнил ли он тот последний раз, когда мы спали вместе в этом доме и как он набросился на меня в постели. — Нейтан… — Как думаешь, что будет дальше? — Он поставил передо мной чашку с чаем, но его голос звучал жестко. Была моя очередь чувствовать себя виноватой. Разговор, который я планировала, пришлось отложить. — Мне не сказали. Полагаю, меня вызовут, когда соберут все доказательства. — Они забрали твой ноутбук и все бумаги со стола. — Они ничего не найдут, там нечего искать. — Они нашли фотографии. — Так себе улики. Легкая судорога пробежала по лицу Нейтана и исчезла, будто он подавил боль или гнев. Он встал из-за стола и принялся вынимать тарелки из посудомоечной машины. Зазвонил домашний телефон, но мы оба не обратили на него внимания. — Ты веришь мне, Нейтан? — Хочешь, чтобы я ответил? — Прежде чем повернуться ко мне, он повесил кружки на крючки, сложил тарелки в шкаф и протер сушильную доску. — Если на то пошло, я не думаю, что ты имеешь отношение к убийствам, но верю в виновность Лефевра, хотя он явно был болен, когда их совершал. Ты была втянута в его жизнь, и в этом твоя беда. На самом деле все было наоборот: это Люк встретил меня, себе на беду. Он потерял здоровье и свободу. Любовь и чувство вины вызвали стресс, спровоцировавший обострение его болезни. Если бы не я, он был бы в безопасности. — Это пришло вчера. — Нейтан достал из буфета тонкий белый конверт, положил его передо мной и снова сел. Я вскрыла письмо. В нем говорилось, что Трибунал практикующих врачей приостановил действие моей лицензии на оказание медицинских услуг и это решение уже вступило в силу. Я знала, что так будет, но слова, которые я читала, тонули в моем сознании, как камни в воде, не оставляя следа. Я вообще не понимала их значения. — Меня отстранили от работы, — произнесла я, складывая листок все более и более мелким квадратиком. — Но мне неясно, по какой причине именно. Нейтан уставился на меня: — Неясно? — Здесь не написано, за что отстранили. За связь с пациентом или за то, что уговорила его убить регистратора и другого пациента. — Это прозвучало настолько нелепо, что я рассмеялась. — Лиззи беременна. — Голос мужа прорвался сквозь мой смех. Я перестала смеяться. — Я знаю. — И что ты об этом думаешь? — Я счастлива. — Это было правдой. Пока я говорила, я почти физически ощущала, как во мне прорастают семена счастья. Ребенок мог изменить жизнь каждого из нас. В безликой камере я запрещала себе радоваться, но дома все было по-другому. Теперь я могла представить ребенка Лиззи на высоком стульчике на кухне или в детской коляске в саду. Я бы баюкала его на руках. Впервые за несколько дней я улыбнулась по-настоящему. — Жаль, что она от нас скрывает. Подобной новостью следует делиться, как только узнаешь. — Мне она сказала. — Самодовольство мужа было почти незаметным. — Когда? — Несколько недель назад. Я опустила взгляд в чашку. Чай уже остыл, на поверхности плавали молочные разводы. Нужно было выплеснуть его и налить свежего. Глупо было печалиться, я должна была радоваться, что она рассказала Нейтану, что по-прежнему поддерживала связь, пусть и не со мной. — Что касается отца… — Нейтан пожал плечами. — О, мне кажется, я его видела. Муж резко вскинул голову, на его лице застыл немой вопрос. — По крайней мере, я предполагаю, кто он. Это молодой учитель, возможно, немного моложе нее, трудно сказать. Она не в курсе, что я видела их вместе в библиотеке. Он выглядел довольно добрым и явно потерявшим от нее голову, а она — очень счастливой. Нейтан покачал головой. Я хотела добавить, что разница в возрасте не имеет значения, но побоялась, что это снова приведет его к мысли о Люке. Он мог разозлиться и замкнуться, а мне хотелось узнать о Лиззи больше. — Я позвоню ей. — Я бросила взгляд на фото дочери, стоявшее на подоконнике. — Сомневаюсь, что Лиззи возьмет трубку. Она тебе не доверяет, ты слишком многое от нас скрывала. — Теперь у меня не осталось секретов. — Я решила не принимать близко к сердцу слова Нейтана. В нем говорила обида, поэтому он и пытался меня уязвить. — Что именно ты хочешь знать? — Все. — Его голос звучал холодно. Я стала говорить, что мои отношения с Люком ничего не значили, что это была банальная интрижка, что у меня был трудный жизненный период, гормональный всплеск. Мне не хватало уверенности в себе, вот и все. Было немного одиноко, и я ухватилась за шанс хоть как-то встряхнуться. Я не упомянула о влечении, страсти и сексе. Не сказала ни слова о любви. Муж слушал, склонив голову и с тем же спокойным выражением лица, с каким слушал указания спутникового навигатора в машине. Он словно впитывал информацию и составлял план дальнейших действий. Потом он встал и взглянул через кухонное окно на наш небольшой двор. Магнолия уже отцвела, ее высохшие лепестки бурыми клочками лежали там, где упали на брусчатку. — И что теперь? — спросил он. — Я уже сказала, все кончено. — То есть вы больше не будете встречаться? — Когда мы виделись в последний раз, Люк был болен и очень напуган. Я обещала, что найду его. Я должна сдержать свое слово, хотя бы чтобы попрощаться. Нейтан пожал плечами и ничего не сказал. — Ты знаешь, куда его увезли? — спросила я. — Не имею ни малейшего понятия. — Но семья наверняка его навещает? — Полагаю, Офелии сообщили, где его содержат, но тебе следует оставить его в покое. Мне было больно, но я не имела права винить мужа в жестокости. По отношению к нему я вела себя гораздо хуже. — И что мы будем делать дальше? — спросила я его. — Я хотел бы вернуться к тому, что было. — Нейтан снова сел напротив и положил ладонь на мое запястье. — Не уверена, что это возможно. — Зато я уверен. — Его хватка была жесткой, почти болезненной. Это значило, что моим наказанием станет притворство в красивой обертке. Мне придется делать вид, что ничего не случилось, хотя мы оба будем помнить, что было все. Но я уже привыкла: я поступала так последние несколько месяцев. Муж отправился спать, а я какое-то время искала свою пижаму. Она нашлась не там, где я обычно ее оставляла, не в сушильном шкафу, а в нижнем ящике моего комода, куда я, видимо, засунула ее по ошибке или в спешке. Я неторопливо поднялась по лестнице, прошла мимо нашей спальни и, преодолев еще один пролет, направилась в свободную комнату рядом с комнатой Лиззи. Мы ничего здесь не меняли со времен моих родителей. Остались и желто-коричневые обои, и кровать с изголовьем из темного дерева, и маленький гардероб. Пустой книжный шкаф Лиззи сиротливо приткнулся в углу. Комната казалась неуютной, немного заброшенной, но я решила принести книги и всю свою одежду и постепенно сделать ее обжитой. Я разделась, натянула пижаму и скользнула под холодную простыню. Я решила не упоминать при муже об этих поисках. Глупо признаваться в том, что у тебя провалы в памяти и ты не можешь найти свою вещь. Вскоре мне предстояло выступать перед судом, давать клятву говорить только правду. Если станет известно, что память меня подводит, никто не поверит моим словам. Глава 29 Июнь 2017 года — Время сейчас неподходящее, но я уезжаю всего на несколько дней, — сказал Нейтан, готовя две чашки кофе. Он уже позавтракал и убрал со стола. Саймон попросил Нейтана сопровождать его на конференции директоров школ в Праге. Меня отпустили всего неделю назад. Я ничего не слышала ни о Люке, ни о предстоявшем процессе. Лиззи на связь не выходила. Нейтан взял меня за подбородок и не спеша поцеловал; его хватка причиняла боль, даже поцелуи казались болезненными. Он не спрашивал, почему мы стали спать раздельно. Я собиралась поговорить с ним об этом, но не смогла — все его мысли занимала карьера. — Для меня это большая честь. — Голос Нейтана впервые за несколько дней звучал бодро, его настроение улучшилось.