— У нас есть всего три места, где делают то же, чем занимался Мэйс. Один хирург из Бостона продвинулся дальше всех. Готов поспорить, что к нему Маллош и направляется. Мне нужно проникнуть в больницу, мне нужна связь с местным ФБР. — Ты действительно думаешь, что так все и есть? — Если нет, то, обещаю, больше я этим заниматься не буду. Ну, согласен попробовать? — С одним условием: чтобы больше никаких «вспомни Сальвадор». Договорились? — Договорились. — Сделаю все, что смогу. Только на рожон не лезь. Глава 2 — Ты можешь ослепнуть на один или на оба глаза. Ты можешь потерять способность передвигаться. — Джесси, прошу тебя! — Сара, по уставу больницы я обязана зачитать тебе условия операции. Ты же знаешь, я тупо исполняю все предписания. Джесси отложила папку с документами и присела на краешек кровати Сары Деверо. Тридцатидевятилетняя Сара была учительницей начальной школы и матерью троих детей. Ей предстояла третья операция по поводу астроцитомы. Первую, пять лет назад, проводил Карл Гилбрайд, и насколько она была успешной, Джесси не знала. На второй, почти два года назад, Джесси ему ассистировала. Когда он объявил, что удалил большую часть опухоли и этого достаточно для долгосрочной ремиссии, Джесси не слишком ему поверила, но поделать ничего не могла — Гилбрайд был заведующим отделением. После второй операции она познакомилась с Сарой поближе. Эта женщина научила ее такой смелости, такому умению смириться с несчастьем, каких она не встречала ни у одного больного. «Долгосрочная ремиссия» продлилась всего два года. Несколько недель назад, когда возобновились головные боли и речь стала затрудненной, дамоклов меч упал. Из отдела МР-томографии пришли неутешительные результаты. Реакция Сары на мрачный прогноз была простой — сделайте все возможное. Но она настояла на том, чтобы на сей раз ее оперировала Джесси. Разговор между Джесси и Сарой проходил в палате 748, одной из десяти отдельных палат отделения нейрохирургии, находившегося на седьмом этаже восьмиэтажного хирургического корпуса. За пять лет Седьмая хирургия стала для Джесси настоящим домом. Было четыре часа пополудни. Джесси только что поднялась в Седьмую хирургию для обхода пациентов, а перед этим провела час в патолого-анатомическом отделении, где помогала извлекать АРТИ из головы покойного Пита Ролански. Начинали они, тренируясь на арбузах, потом перешли к опытам на свиньях и, наконец, на обезьянах. С Карлом Гилбрайдом Джесс училась управлять АРТИ, а с лаборантом Скипом Портером — усовершенствовала модель. Теперь, как только Скип вынесет вердикт, они возьмутся за подготовку к очередной операции на трупе с использованием АРТИ-2, робота-близнеца. А потом, кто знает? Может быть, Гилбрайд решит, что пора делать заявку на операцию на человеке. Сейчас она доверила АРТИ Скипу: пусть разбирается. Через двенадцать с небольшим часов Джесси с Сарой предстояло вступить в смертельную схватку с раковой опухолью. Им надо было о многом поговорить. — Завтра — день не из легких, — начала Джесси. В глазах Сары не было обычного задора. — Знаешь, Джесс, у меня запал кончается. — Понимаю. Я бы давным-давно сломалась. Ты держалась героически. Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы на третий раз получилось как надо. — Я и не сомневалась, но мне приятно услышать это от тебя. Ты же знаешь, я готова. Только у меня в голове все время вертятся идиотские вопросы. Например, как я узнаю, что так и не очнулась от наркоза? Глупо, правда? — Вовсе не глупо. Этот вопрос мучает каждого пациента перед операцией. Только в твоем случае ответ на него есть. — Как это? — Ты не будешь под наркозом. Я снова просмотрела снимки. Эта чертова опухоль расположена слишком уж близко от кучи важных центров. Речь, моторика, мимика. Чтобы свести повреждения к минимуму, я должна буду с тобой общаться. Тебе сделают местную анестезию, дадут седативные препараты, но общий наркоз будет только в самом начале. — А тот робот, про которого ты мне рассказывала? Джесси покачала головой: — Думаю, он бы мало чем помог. Это будет твоя третья операция. Череп вскроем в старом месте, так что проблем не возникнет. Мы удалим большую часть опухоли, а защитные реакции организма доведут дело до конца. Сара взяла Джесси за руку. — И каковы мои шансы на этот раз? Джесси отнеслась к вопросу со всей серьезностью. — Считаю, что мы обе в хорошей форме. Я довольно опытный хирург, а уж ты пациентка — опытнее не бывает. Так что вдвоем мы с тобой просто обязаны победить. Седьмая хирургия, как и все хирургические отделения, представляла собой опоясанное замкнутым коридором помещение, к которому вели четыре лифта и лестница. В центре располагались пост медсестры и подсобные помещения, а также кухня, комната для совещаний и две смотровые. Около лифтов находилась шестиместная палата интенсивной терапии, а по окружности шли тридцать палат, вмещавшие пятьдесят человек. Кроме лифтов и главной лестницы здесь была еще и узкая лестница, соединявшая Седьмую хирургию с Восьмой, где находились операционные и палаты реанимации. Для защиты от излучения, а также из-за веса магнита МР-операционная находилась в цокольном этаже. Кабинеты нейрохирургов, в том числе и кабинет Джесси, были расположены вдоль по коридору, который служил также приемной для приходящих пациентов. Джесси вдруг поняла, что сейчас расплачется, и, пообещав Эмили закончить обход через двадцать минут, помчалась к себе в кабинет. Началось все с истории с АРТИ, а беседа с Сарой Деверо стала последней каплей. Кабинет ее был крохотной квадратной комнатушкой. Стол, два стула, шкаф с карточками пациентов и медицинскими журналами, от середины стены до потолка — полки с книгами. Джесси поставила таймер на пятнадцать минут, положила ноги на стол, откинулась назад и закрыла глаза. Обычно ей хватало и пятнадцати минут на то, чтобы проснуться бодрой и полной сил. Но сейчас в голове с бешеной скоростью крутились мысли. Завтра у Сары последняя попытка, последняя надежда на чудо. Моторика, зрение, речь… Предсказать, чем придется пожертвовать, чтобы удалить опухоль, невозможно. — Джесс? На пороге кабинета стояла Эмили. Джесси поняла, что проспала. Таймер, который она, по-видимому, выключила, лежал у нее на коленях. Прошло сорок пять минут. — О-го-го, — сказала она и встала. — Как ты себя чувствуешь? Обход закончить сможешь? — Конечно. — Ой, чуть не забыла! Тебе на пост звонил доктор Марк Нэринг. — Психиатр? — Да. Помнишь, какое шоу он устроил на конференции? — Разве такое забудешь? Бедная женщина. Нэринг был психофармакологом. Перед аудиторией из двухсот врачей он дал женщине средних лет, страдавшей сильным эмоциональным расстройством, комбинацию из двух каких-то препаратов, после чего больная впала в гипнотический сон и в красках описала, как ее в детстве изнасиловали. Нэринг дал ей еще какой-то препарат и провел постгипнотическое внушение, чтобы пациентка начисто забыла о том, что про себя рассказала. Во время психотерапевтических сеансов он собирался постепенно подводить ее к тому, чтобы она вновь обо всем ему поведала, но уже в сознательном состоянии. — А ты узнала, что ему нужно? — Узнала. Он услышал про наши МР-снимки и хотел узнать, можно ли ему как-нибудь зайти посмотреть. Он считает, что его препараты могут нам помочь — они действуют успокаивающе, но при этом пациент легко поддерживает контакт. — Интересно. Ты не пригласила его на Сарину операцию? — Пригласила. Но завтра он весь день на конференции. Просил, чтобы мы позвали его в следующий раз. — Отлично. Обязательно позовем. Ну, как у нас дела? — Неплохо. Я уже побывала у всех, кроме Дейва Сколари и Тамики. В палате 717 полузащитник «Нью-Ингланд пэтриотс» Дейв Сколари встретил их безучастным взглядом. Двадцать шесть лет, рост метр девяносто, вес сто двадцать килограммов, и тело будто высеченное из гранита. Он был парализован ниже шеи — последствие лобового столкновения на поле. Операция помогла зафиксировать перелом в шейном отделе позвоночника, но о шансах на выздоровление говорить было рано. И Сколари готов был сдаться. — Еще открытки! — сказала Джесси, взглянув на стену. — Наверняка опять от каких-нибудь красавиц. — Я не смотрел. Их сестры повесили. Джесси быстро, но внимательно его осмотрела. Пожатие руки было уже не таким вялым. — Дейв, есть улучшение. Я серьезно говорю. — Да ладно вам, доктор Коупленд. Никаких изменений. — Дейв, я обожаю играть в игры, но только не в такие. Если я говорю «есть улучшение», значит, оно есть. С этим пора кончать. Чем вы пассивнее, тем меньше пользы приносит лечение. Извините за резкость, но вы должны сами себе помогать. — Да, конечно. Как скажете. — Сколари отвернулся. Джесси положила руку ему на плечо. — Постарайтесь, Дейв. Надежда есть. Все еще наладится. Главное, держитесь. Выходя из палаты, она сказала Эмили: — Надо интенсифицировать лечение. — Ты и вправду считаешь, что есть улучшение?