— Ладно. Сейчас свет потушат. Так что у кого какие дела ещё есть, быстрее. И отбой. Завтра практически весь день Устав учить будем, если на какие другие работы или занятия не припашут. — Это комвзвода сказал? — осведомился Третий. — Да, это его приказ. Учить Уставы, чтоб без запинки наизусть знали. Особенно он сказал Устав гарнизонной и караульной службы вызубрить до автоматизма. После принятия присяги в караул заступать будем. Прозвучала команда: «Отбой!» и потушили свет. В коридоре раздался шум падающего тела, кто-то чертыхнулся и послышались удаляющиеся шаги. Я лежал в кровати с открытыми глазами. Выбрал себе верхнюю, что не у окна, но и не у двери, а так, в серединке. Думал о прошедшем дне, что за соседи у меня по кубрику. Так, вроде впечатление оставили нормальное, а дальше время покажет. Проснулся до подъёма. Встал, пошёл умылся и только потом прозвучала команда: «Подъём!». Все сорвались со своих мест и принялись одеваться для построения на зарядку. Зарядка на открытом воздухе бодрила, а когда вернулись в расположение, началось форменное столпотворение. Народа в умывальнике было столько, что образовалась очередь. Хорошо, что встал раньше, почистил зубы, умылся. Осталось только после зарядки обмыть лицо, но это можно сделать и до завтрака. День прошёл в зубрёжке. Практически всё время, с перерывом на обед, сидели в закреплённой за взводом аудитории и учили Устав. Замо́к лично, иногда по памяти зачитывал строки общевойскового Устава, и все сидели, повторяли за ним. Обладая хорошей памятью, со второго-третьего прочтения я запоминал текст практически дословно и когда после обеда, ближе к вечеру, все уже устали и откровенно маялись, кто чем может, попал под раздачу. В очередной раз вошёл лейтенант — командир взвода и надо же было подумать, что именно меня поднимет проверить усвоенные за это время знания. Оттарабанив без запинки практически целую главу, лейтенант удивлённо уставился на меня, а потом поставил в пример. Вот такого внимания к своей персоне я не хотел, ещё подумают, что зубрила там или ботаник. Пришлось объяснять, что просто хорошая память и на спор, прочитав пару раз незнакомый текст, его по памяти воспроизвести. — Ну, Зелёный, не ожидал! — восхищался Кот. Ему заучивание давалось с большим трудом. При ответе взводному выполз только на логическом складе ума, да и языку без костей. — Что поделать, память хорошая, — пожал плечами, будто извиняясь. Не говорить же первому встречному, что память в учреждении развивали с детства, сначала заставляли заучивать стихотворения, потом, когда стали чуть по старше, по определённой методике запоминали множество цифр и несвязанных между собой слов. — Так это ты, если совсем припрёт и за весь взвод сможешь занятие прогнать, — мечтательно проговорил всё тот же Кот, когда мы после вечерней поверки сидели на лавочке возле жилого корпуса. — Не надейся, за всех учиться не буду, — ответил, не скрывая раздражения. — Ладно, ладно. Это я так, к слову. Завтра в наряд по кухне заступаем. Надо у замка узнать, куда поставят. — А тебе не всё равно? — не понял в чём разница. У нас были дежурства, но как-то сами распределяли, что, кому делать и не гнушались любой работой. Так научили. — Не скажи. Если тебя поставят в зал, накрывать, убирать и прочее, то с непривычки с ног будешь валиться после первой смены. А у нас сколько смен принимает пищу? Правильно, две. И умножь на три приёма пищи. Всего шесть раз тебе надо будет накрыть, убрать, расставить и прочее. А если хлеборезом, то это хорошо, вот только вставать надо будет в три утра, включать плиты, но зато есть возможность буханку сэкономить. — Крысятничать? — Нет, зачем. Кто в длительном увольнении, кому сухпаёк выдали. Да и хлеба всегда больше заказывают. Вот и остаётся немного. Его потом на сухари режут. Мне брат говорил. Так, — встрепенулся Кот, — что сидим, пошли к Замку… — Вы куда? — остановил нас возле кубрика, где жил Замок командир отделения, он как раз оттуда только вышел. — Мы узнать, куда в наряде поставили, — с невозмутимым видом осведомился Кот. — На мойку всё отделение поставили. Так что, всё. Идите, скоро отбой. Глава 8 Утром после развода курса на занятия, остались в строю. — Так, — пояснил Замок, — у вас полчаса переодеться в полевую форму, а лучше в спортивную. Полёвку потом отстирывать труднее и выдвигайтесь в столовую. — Что так рано? Думал будет время отдохнуть, — после команды «Вольно! Разойдись!», возмущался Кот. — Сам не понимаю, у нас заступали в наряд во второй половине дня, а тут с утра. И времени считай выспаться нет, — высказал своё мнение Иван. — В караул и по курсу заступают в семнадцать часов, а по столовой в десять, — пояснил командир отделения, — всё двигаем, переодеваемся и в столовую, сейчас там Замок принимает наряд, а нам надо хоть машино-моечное оборудование посмотреть, как работает и прочее. Кто где будет стоять, распределю на месте. Всё, десять минут у вас. «Вот и первый мой наряд, а сколько их ещё будет…», — думал, переодеваясь в спортивную форму. Отдельное помещение, где установлена огромная автоматическая машина для мойки посуды поражала своими размерами. Она занимала бо́льшую часть помещения и приходилось фактически протискиваться по стеночке, чтобы обойти её по периметру. Как ни странно, инструктаж проводил не Замок или командир отделения, а кто-то из дежурных офицеров или поваров, я так и не понял. Он был одет в поварской белый халат и говорил спокойно, размеренно, видно, что не в первый раз объясняет прописные истины: — Сюда руками не лезть, не оторвёт, но ошпарит горячим паром. Посуду сначала освобождаете от объедков, потом ставите в приёмник. В зависимости от вида приёма пищи на подачу достаточно от двух до четырёх человек. На обед четыре, на ужин четыре, а на завтрак достаточно и двоих, успевают. Но вы пока освоитесь, — он сделал небольшую паузу, оглядывая нас, стоявших возле машины, — в первый раз заступаете? — Так точно! — за всех ответил командир отделения. — Не кричи и учи Устав. В столовой не все команды подаются, да и никто не требует тянуться в струнку. Тем более, за работой. Лучше всего, когда машина заполнена примерно на две трети. Тогда перемывать посуду не придётся. На приём помытой посуды ставите троих, должны в любом случае успеть. Остальные на подхвате. Донести, перенести посуду из окна посудоприёмника. Вроде всё, если будут вопросы, зовите. — У меня вопрос, — вновь отличился Кот. — Спрашивай. — Если машина сломается или заглохнет? — Если сломается, зовите меня. Покажу, что проверять в первую очередь, может направляющие просто перекосились. На словах это трудно понять, а одного раза показать будет достаточно. Плохо, что вы впервые заступаете. Никто не знает, как она работает. Так что придётся искать меня. А если совсем сломается, будете мыть посуду вручную, но это совсем швах. Ещё как минимум два отделения придётся в помощь направлять. Так что, не ломайте. И ещё, все отходы выносите на мусорку самостоятельно, не привлекая работников зала. За этим следим строго. Вроде всё. Первую и самую трудную смену отстояли, едва успев перемыть посуду к ужину. Оставались в столовой, практически не отлучаясь ни на минуту. Изредка в наш закуток заходил Замок, смотрел, как мы тут справляемся с завалом, но поговорив с командиром отделения, удалился. — Сергей, — обратился к командиру отделения, звать старшего по должности и возрасту по общепринятому прозвищу не привык, — сильно Замок ругался? — задал вопрос, так как по неопытности не успевали справиться с наплывом грязной посуды. Хорошо, что после первой остановки моечной машины, поняли, как её вновь запускать и потом звать старшего не понадобилось, а то постоянные остановки из-за то покосившихся направляющих, то забитых фильтров, сильно сбивали темп и на всех свободных в нашем закутке столах скопилась много не помытой посуды. — Терпимо, — отмахнулся Серый, — видит, что не прохлаждаемся, а работаем. Да, немного не успеваем, но ничего, разрыв между приёмами пищи большой, так что успеем… — Всё! Сил у меня больше нет! — не выдержал Кот, — пойду хоть картохи выпрошу, чтоб пожарить. Вторая смена ужина закончилась два часа назад, а мы всё продолжали перемывать посуду. Рабочие зала и прочие стоявшие в наряде по столовой, мирно сидели в зале ожидая, а мы всё продолжали трудиться. Монотонная работа: взять, стряхнуть, поставить, повернуться, взять, стряхнуть, поставить — бесила. Пробовал в уме повторять стихотворения, но быстро сбивался. То машина остановится и приходилось лезть в её нутро, исправлять съехавшие с направляющих полозья, то по столовой раздастся звон разбившейся посуды. Ладно бы один раз, так нет, засекал, в среднем за час, два-три раза из зала доносился сначала шум разбившейся посуды, а потом отборный мат Замка. В сопровождении Серого вернулся Кот. — Долго ещё? — Минут на двадцать, — ответил, оглядев изрядно убавившуюся гору посуды. — Давайте, заканчивайте, на весь наряд картошки нажарили. Так что сильно не задерживайтесь, а то не достанется. Всей небольшой группой ускорились и через десять минут сидели в зале ели жареную картошку. Впервые за эти несколько месяцев, что уехал из ставшего домом учреждения, почувствовал себя, как не банально звучит — дома. Тихие переговоры, дружеские подшучивания друг над другом, а запах жареной с луком картошки просто навивал воспоминания о пролетевшем как одно мгновение детстве. — Так, всё, заканчиваем, — властно произнёс Замок, — каждый убирает за собой и через двадцать минут, чтобы все были на вечерней поверке. Не забудьте переодеться. — А может не переодеваться? — уточнил кто-то из нашего взвода, но другого отделения. Имён я всех ещё не знал. — Да, — вмешался Серый, — нам ещё отходы выносить, зачем переодеваться. — Отходы завтра вынесете, перед завтраком, а переодеваться всем обязательно. Сегодня снова наш комвзвода дежурит. Так что, придётся. Вечерняя поверка, отбой и на следующий день мы с самого утра были на кухне. — Чёт у меня все руки болят, — жаловался Кот. — С непривычки, небось не приходилось так работать, на всём готовеньком жил? — подколол его Иван. — Почему же, — возмутился Кот. Его говорливость уже стала притчей во языцех. Он постоянно говорил, даже находясь в строю, за что получал нагоняи не только от Серого, но и схлопотал внеочередной наряд от командира взвода, — и по дому родителям помогал, и спортом занимался — лёгкой атлетикой. — Так это ты ноги качал, вот руки и болят, — хмыкнул стоявший рядом Мышь. — Ладно, хватит лясы точить. Зелёный, Кот, берите бачки и несите на помойку. — Может после завтрака? — Нет, Кот. Тут уже совсем не протолкнуться. Так что давайте, выносите помои. Ещё вонять начнут. — Не начнут, — было начал качать права Кот, но я его остановил. — Пошли вынесем. И вправду, у нас от бачков и не развернуться. А если после завтрака, то их прибавится. Вообще окажемся взаперти, не протиснемся. Идти до места складирования отходов — помойки было далековато, а если обходить по дорожкам, а не напрямик, через плац, то круг оказывался приличный. — Ладно, пошли, — нехотя согласился Кот, и мы взялись за первый бачок. А он, замечу литров на пятьдесят и полный отходов. Первую ходку сделали как добропорядочные курсанты, вокруг плаца по дорожке. Тем более, как раз в это время шло построение первой смены страждущих до пищи мирской, курсантов. Вторую ходку выполнили таким же маршрутом. — Пошли через плац, так в два раза быстрее, — предложил Кот, — а то у меня уже руки отваливаются. — Ага, и нас офицер какой поймает. Ты что, строевым идти по нему будешь? — возразил, берясь за ручки следующего бачка. — Не увидит, построения прошли. Все или в столовой, или к занятиям готовятся. — Во-во к занятиям, а про развод на те самые занятия не забыл? — ну не хотелось мне среди белого дня так палиться. Ладно, никого не увидим, прошмыгнём, но из окна кто из офицеров увидит — нагоняем в виде нескольких нарядов вне очереди не отделаемся. Могут и посерьёзней что придумать, но это конечно, смотря кто увидит. Лейтенантишка какой, или офицер постарше, с бо́льшими полномочиями. — Нет, пойдём прежней дорогой. — Ладно, — нехотя согласился Кот.