Беру ключ и бегу назад, к Костровым. Быстро открываю долбанную дверь. — Милана! — кричу, не успев войти и захлопнуть за собой дверь. Эта тишина навевает нехорошие предчувствия. Это все давит. — Милана! Прохожу все комнаты. Ее нигде нет. Но в гостиной на диване ее сумка! Она здесь! Я нахожу Милану в ванной. Она лежит на коврике, свернувшись калачиком и обняв голову руками. — Милана! Хватаю ее, но тело мягкое, безвольное. Глаза закрыты. Тормошу ее лицо. Она никак не реагирует. В отключке. И только сейчас обращаю внимание на пузырек на полу, рядом с ней. Сука! Нет! Запихиваю пузырек в карман, поднимаю Милану и бегу с ней вниз, не дожидаясь лифта. В машине кладу ее на заднее сиденье и с визгом газую в направлении ближайшей больницы. В приемном покое меня пытаются остановить, но я сразу же забегаю в отделение. — Помогите! — прошу первого попавшегося врача. — Что такое? — спрашивает он. — Вот, — достаю из кармана пузырек, — похоже, она наглоталась. Помогите! Умоляю! Я заплачу. Сколько надо? — Носилки, — кричит врач в комнату. У меня забирают Милану и увозят за стеклянные двери. Меня не пускают. — Нельзя. Вы кто ей? Муж? Родственник? — Родственник, — отвечаю, глазами провожаю носилки с лежащей Миланой. — Ждите здесь, — и медсестра закрывает перед моим носом двери. Время идет мучительно долго. Я несколько раз прошу медсестру в приемном покое узнать, все ли нормально. В очередной раз она строго выговаривает мне, что надо успокоиться и что мне сообщат сразу же, как будет что-то известно. Я не могу ни о чем думать. Пока мозг отказывается анализировать. Все мои мысли только об одном — я молюсь, чтобы Милана выжила. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 83. Дамир Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем открываются стеклянные двери и выходит тот самый врач. Все эти долгие минуты и часы я сижу в полутемном коридоре больницы. Моя голова пуста от мыслей. Я не могу ни о чем думать. Завидев врача, сразу же подхожу к нему. Он снимает с уставшего лица маску. — Вы кто больной? — спрашивает меня. Что ответить? — Родственник, — решаю сказать так. — Самый близкий родственник. — Хорошо. Привезите ее документы. Полис, паспорт. — Что с ней, доктор? Как она? — Уже все позади. Состояние стабильное. Вы вовремя привезли ее. Вещество не успело впитаться в кровь. Но, сами понимаете, такие поступки не остаются без последствий. Ей нужна помощь. Психологическая. Вы — родственник. Вы знаете, в чем причина? Сжимаю зубы. Знаю. Но не готов обсуждать ее с кем-либо. — Я могу ее увидеть? — спрашиваю с надеждой в голосе. — Нет. Она в реанимации и под наркозом. Мы не знаем, когда она придет в себя и как поведет себя. За ней следят. — Если нужны деньги, назовите сумму, доктор. — Нет, пока ничего не надо. Вы можете идти домой. И потом, как будто что-то вспоминает, добавляет: — Муж есть у нее? Или постоянный партнер? Я хмурюсь. К чему такие вопросы? Уже иначе смотрю на врача. Не как на специалиста, а как на мужчину. — Есть, — отвечаю твердо. — Какое отношение это имеет? — Есть подозрения, что эта женщина беременна. При этих словах у меня как будто что-то отрывается в груди и тяжким грузом падает прямо к ногам. И тут же проступает холодный пот. — О чем Вы? — спрашиваю и не узнаю свой собственный голос. — Кто беременна? — Ну, женщина, которую Вы привезли. Это пока предварительно. У нее повышенный прогестерон. Более точные анализы мы проведем позднее. — Жив?! Ребенок жив, доктор?! — перебиваю я его. — Да, — спокойно отвечает он, — все в порядке. Там срок совсем маленький, если он есть вообще. Поэтому и все обошлось. Вы передадите возможному отцу? Скорее всего, он не в курсе, потому что на таких сроках без медицинского вмешательства определить беременность сложно. Я уже не слышу, что он рассказывает о возможных совпадениях, нарушениях и прочей медицинской лабуде. Милана беременна?! Как?! Нет. Как, понятно. Как осознать это? Это же там у нее мой ребенок. Моя кровь. И глаза мои наливаются этой самой кровью, когда приходит осознание, что Ренат покушался на жизнь не только Миланы, но и моего ребенка. Руки чешутся проехаться по его довольной физиономии. И кроме этого у меня есть для него еще кое-что. Но сначала надо позвонить родителям Миланы. Они должны знать, что дочь в больнице. Набираю Владислава Кострова. Он берет трубку лишь с третьего раза. — Что тебе еще? — слышу крайне недружелюбный голос. — Влад, — в отличие от него говорю спокойно, — Милана в больнице. Называю адрес. Я должен его дождаться. Мне надо как-то строить с ним отношения. Заново. Если это вообще возможно. Пока жду его в коридоре больницы, пытаюсь осознать то, что Милана беременна. А это значит, что у меня будет ребенок. Пытаюсь понять свои чувства. Я никогда не хотел ребенка. Да, я даже не думал о нем. Какой из меня отец? Зачем мне ребенок? А Милана? Знала ли она о беременности? Врач сказал, что очень маленький срок. Наверное, не знала. Она хотела убить себя. Вот та мысль, которую я гнал от себя все эти часы ожидания. Убить! Себя и ребенка! И все из-за Рената! Отгоняю неприятные мысли, что в этом есть и моя вина. Тогда все было иначе. Но даже от этой мысли ничуть не легче. А если бы я не успел? Голова просто раскалывается. Сжимаю виски в поисках облегчения. — Скотина! Это все ты! Не успев поднять глаза, получаю удар в челюсть. От неожиданности падаю на пол, но тут же вскакиваю и собираюсь дать отпор. Хватаю за грудки и останавливаюсь. Передо мной отец Миланы. В его глазах столько злости и ненависти, что я понимаю: все сложности еще впереди.