— Да бросьте, — отмахнулась Тереза и подбоченилась. — У той невесты, что в крайней комнате, в лифчиках сплошная вата! А у него — носки. Надо как-то намекнуть, что ему бы пригодилась любая информация. Но для начала окончательно расположить к себе. — Обращайтесь ко мне на ты, — попросил Вейрон и даже несколько раз часто моргнул, пытаясь выглядеть наивней, — со своими слугами в графстве Дракхайн я предпочитаю общаться на равных. Я понимаю, что от вашей работы зависит многое, и вижу, что вы старше, опытнее и мудрее меня. Тереза удивленно моргнула и тут же пожала плечами, принимая предложение: — Почему бы и нет? — А кто-нибудь из невест вам показался странным? — спросил он, не мешкая. — Так ты, — сходу ответила Тереза. — Самая странная и есть. Папка, значит, тебя сюда отправил? Вейрон кивнул. Генерал Штолл и вправду стал ему почти отцом. — Сказал, если выпрут, он с меня три шкуры сдерет, — не покривил он душой. Подумав, всхлипнул. — Ну-ну, — Тереза огляделась и опустилась на стул, который под ней жалостно скрипнул. — Я принца с младенчества знаю. Над ним тут все трясутся. Единственный сынок, наследник престола. Все ему, стоит лишь захотеть. Девок у него было… Не меряно! И черненькие, и беленькие, и толстенькие, и худые. Вейрон вздохнул. Без этой информации он бы вполне обошелся. — Но ты не переживай, — добавила Тереза. — Вот отец его, наше светлейшество, по молодости тоже гулял. А сейчас что? — Что? — Нагулялся. Он и женился-то второй раз только для порядка. Чтоб пересудов, значит, не было. Теперь ему больше парады интересны, да всякие новые военные машины. Вот и принц перебесится. А ты, значит, ему сразу ни-ни. Вейрон нахмурился. — Не давай, — пояснила Тереза, заметив непонимание в его глазах. — И балахон свой не снимай. Хорошо это ты придумала! Вот на Новый год, помню, складывали принцу под елкой гору подарков. Все ж угодить хотели через него и папеньке. А он, Вилли наш, как только обертку сорвет с подарка да посмотрит, что в коробке, так сразу к следующему. Понимаешь? Вейрон вспомнил азарт в глазах принца и поежился. — Так что я бы поставила на тебя, — сказала Тереза. — Немного. Может, пятак. Но пока Вилли не увидит, что у тебя под этим балахоном, он не успокоится. Глава 4. Розы и шипы — Это так грустно, — произнесла Эмма, глядя вслед убегающей Амалии. — Бедняжка. Как думаете, что произошло? — Пилон указал пальцем вниз, — пожала плечами стоящая рядом рыжеволосая менталистка. Ее подопечная — миниатюрная черноглазая блондинка сидела на стуле, отрешенно глядя перед собой. — А с вашей невестой все в порядке? — озаботилась Эмма. — Да, — отмахнулась женщина. — Я ее слегка вырубила. Хрупкая душевная организация. — Симпатичная, — сказала Эмма, но больше из вежливости. Сейчас ротик блондинки был безвольно приоткрыт, и с уголка губ стекала слюна. Менталистка заботливо промокнула ее губы салфеткой и слегка приподняла пальцем подбородок, так что рот закрылся. — А ваша? Как выглядит? — спросила она с жадным любопытством. — О вашей невесте все судачат. Эмма заметила, как остальные менталистки, еще оставшиеся в зале, умолкли, ожидая ее ответа. — Она очень красива, — соврала она, делая честное лицо. — Необыкновенная девушка. И такая сила духа. Просто королевская! Менталистка блондиночки поскучнела и заправила платиновую прядь волос за розовое ушко подопечной. — Смелое заявление, — сказала она. — Однако я очень удивлюсь, если вы пройдете во второй тур. — Посмотрим, — упрямо ответила Эмма. — Посмотрим, — миролюбиво согласилась рыжая. — А вот эта девушка, — она кивнула в сторону шатенки, поглощающей тарталетки одну за одной, — точно будет в финале. — Вот как? Эмма глянула на невесту, которая теперь взахлеб запивала тарталетки соком. Да, симпатичная. Глаза такие голубые… Пожалуй, стоит узнать сильную конкурентку поближе. Она подошла к столу и налила в бокал девушке еще сока. — Спасибо, — поблагодарила та. — Эти маленькие бутербродики такие соленые! Их просто невозможно съесть больше десяти штук за раз. Она ослабила розовую ленту на талии и выдохнула. — Зачем же вы их едите? — спросила Эмма, разглядывая девушку. Остренькое личико, немного лопоухое и обрамленное выгоревшими прядками, курносый нос. Сочные губки, яркие, как ягоды, россыпь веснушек на золотистой коже. Отчего, интересно, ее считают фавориткой? Она, конечно, милашка… — Милаша, — сказала невеста. — Что? — не поняла Эмма. — Я — Милана Фонжевьен, но все зовут меня Милаша, — пояснила та. — Знаете, сколько бутербродов было в каждой тарелке? Двадцать. Смотрите, три блюда, значит, всего шестьдесят штук. Шестьдесят. Шесть и ноль. А шесть — число диавола. Я съела одну, но осталось пятьдесят девять, а девять — это перевернутая шестерка. Пятьдесят восемь — плохое число. Моя нянюшка в пятьдесят восемь лет подвернула ногу. На ровном месте! Пятьдесят семь, пять плюс семь — двенадцать, это две шестерки, два числа диавола. Пришлось есть еще. Эмма внимательно посмотрела в голубые глаза Милаши. Там была звенящая пустота, и смутные обрывки мыслей пролетали в небесной голубизне легкими облачками. Вот у Бригитты совсем другие глаза — подумалось вдруг. Такие живые, цепкие, в них сразу виден и ум, и характер… — А потом мне захотелось пить, — пожаловалась девушка, оттопырив нижнюю губу. — И я забыла, сколько съела. — Милана, — высокая женщина в синем платье, так выгодно подчеркивающем и стройную фигуру, и темные волосы с красным отливом, быстро подошла к своей невесте, отобрала у нее бокал и, поставив его на стол, отряхнула крошки с высокой груди девушки. — Сейчас наша очередь. Ты помнишь, о чем мы говорили? — Если меня спросят — невинна ли я… — начала девушка, нахмурив от усилия лобик. — Ты ответишь «да», спокойно и уверенно, — кивнула женщина с красными волосами, так туго затянув розовую ленту на ее талии, что Милаша охнула. Вот наряд у невесты оказался на редкость продуманным: квадратное декольте открывало изящные ключицы, и верхнюю часть груди. Золотистые холмики вздымались над белой пеной кружев, вызывая ассоциации с аппетитными булочками в сахарной пудре. И без того тонкая талия подчеркнута атласной лентой, а пышные юбки похожи на облако. Смело – надеть белое, как будто Милана Фонжевьен уже идет к алтарю... — Но я целовалась с Лиамом, — громко прошептала Милаша, склонившись к менталистке. — Этой весной, когда цвели вишни. Лепестки кружились на ветру и жужжали пчелы… — Это неважно, — ровно ответила менталист, и на ее скульптурном лице лишь четче выделились желваки. — Поцелуи не в счет. — С языком, — возразила Милаша, распахнув голубые глаза. Ментальная волна, хлестнувшая от женщины, была такой силы, что задело даже Эмму. Она отшатнулась и вцепилась в край стола. — Я буду молчать о Лиаме, — кивнула Милаша, подобравшись и расправив плечи. — Отвечать коротко. Да или нет. — Умница, — похвалила ее женщина и подтолкнула к двери, пройдя следом. — И она — фаворитка отбора? — недоверчиво переспросила Эмма, когда странная пара скрылась в комнате, где заканчивался первый конкурс отбора. — Не она, — вздохнула рыжая, слегка похлопывая по щекам блондиночку. — А ее менталист. Это Ирэна Воблер. Менталист королевы. Она выиграла прошлый королевский отбор и теперь явилась за победой снова. Черноглазая блондинка пришла в себя, облизнула губы, поморгала и улыбнулась менталистке. — Вот так, моя хорошая, — засюсюкала та, — и никаких истерик. Ты справилась, ты просто молодец. Она помогла подняться невесте и, приобняв ее, повела прочь из зала. А Эмма, поняв, что ничего интересного уже не случится, поспешила в их с Бригиттой покои — делиться новостями. Та ждала ее, сидя на диване в общей комнате. Широко расставив ноги под цветохроном, раскинув руки по спинке мебели и глядя в потолок. Внушительная грудь ее мерно вздымалась, тихо потрескивали бревна в камине. На звук открывшейся двери Бригитта опустила голову и уставилась на Эмму: — Все закончилось? — Все только началось. Скоро обед, тогда и узнаем, что запланировано дальше. Бригитта кивнула и быстро поднялась. Двигалась она удивительно легко, учитывая размеры, но немного угловато. — Ты, наверное, привыкла все время проводить с братьями? — предположила Эмма. — Скажи, а как же твоя мама? Где она? — Занимается домом, — ответила девушка, пожав плечами. — Но вы не слишком близки? — Эмма подошла ближе, погладила Бригитту по руке, снова поражаясь твердости ее мышц. — Расскажи мне больше о своей семье. Какие у вас традиции? Нравы? — Как у всех, — буркнула Бригитта, внезапно накрыв ладонь Эммы своей лапищей и осторожно ее сжав. — Лучше расскажи мне ты кое-что. — Конечно, спрашивай.