Я отрицательно качнул головой. Как-то… слишком быстро она проснулась. Я еще не успел совладать ни с собой, ни с собственным голосом. - Тебе нехорошо? Снова «нет» головой и взгляд куда угодно в сторону, потому что, ну, правда, ведь я тысячу лет не плакал, не буду и тут. - Вкусно? – просипел, чтобы сказать хоть что-то, глядя в гребаную тарелку. - Не очень-то. - Зачем тогда ешь? Какой глупый разговор! Но иногда именно такие разговоры - спасение. Когда о важном говорить нет сил. - Чтобы ты не волновался о том, что я плохо питаюсь. Что ж… Отвлечься не получилось. Я должен был это признать. И признать… поражение. К черту. Я встал. - Пойдем. - К-куда? - У меня широкая кровать. Ты поместишься. Пойдем, Лиля. Она открыла рот. Недоверчиво на меня покосилась. И медленно, будто не веря в то, что это происходит на самом деле, поднялась со стула. Я забрался в койку и выключил свет, уже так, в темноте дожидаясь, когда она ко мне присоединится. Пряча от неё слезы, которые вообще не пристали такому взрослому циничному мужику, как я… А утром, впервые после операции, я проснулся с эрекцией. И никогда… вот вообще никогда она меня так не радовала. Другое дело, что я не знал, могу ли… хм… ей воспользоваться. С трудом дождавшись обхода, я первым делом рассказал о случившемся своему лечащему врачу. - Отлично, – обрадовался тот. – Так, а что вас смущает? - Ничего. Я хотел бы знать… Хм… могу ли я прямо сейчас возобновить свою хм… интимную жизнь. Прерывая наш разговор, в палату вернулась Лиля. Доктор посмотрел на нее, на меня. Усмехнулся чему-то… - Прямо сейчас не стоит. - А что так? – вмиг напрягся я. - Ну, что вы, герр Гейман, дождитесь хотя бы, пока я выйду, - уже в открытую засмеялся пожилой немец. И так это у него заразительно получалось, что я тоже захохотал, откинув голову. А Лилька… она ж вот вообще ничего не понимала, но почему-то тоже улыбалась. Глядя на нас. Я не знаю, почему, но в тот момент пружина, которая во мне с каждым новым днем закручивалась все туже, разжалась. И стало так легко… Хоть, конечно, в тот день до Лильки я не добрался, а на следующий, после очередной дозы радиации – вообще чуть не выблевал все кишки. Но даже это происходило… на позитиве, что ли? Теперь все происходящее я воспринимал просто как этап. Очень сложный, но необходимый для выздоровления. Всего мы с Лилей проторчали в Германии чуть больше двух месяцев. Все это время с нами была моя мать, а вот Сонька вернулась в Америку. Что-то тревожило меня в ее поведении. Но на все мои вопросы дочь лишь отмахивалась и врала, что все у нее хорошо. Мы возвращались на родину, когда Лиля спросила: - Ну, и чего ты на этот раз хмуришься? - Да так, - по сложившейся годами одиночества привычке отмахнулся я и, тут же поймав себя на этом, объяснился: - Из-за Сони душа не на месте. Оценив мои старания, Лиля улыбнулась, зарылась пальцами в мои волосы и погладила за ухом, как кота. - Ты о себе лучше думай, - вмешалась в разговор мать, - а она уже взрослая. Без тебя со своими проблемами разберется. - Значит, проблемы есть. Мать на мой вопрос не ответила. Сделав вид, что поглощена дурацкой статьей в журнале. - И что ты там такое интересное читаешь? – все больше раздражаясь, поинтересовался я. - Рейтинг наиболее влиятельных бизнесменов. Ты, кстати, здесь тоже есть. - Что очень странно! Я, похоже, даже в собственной семье утратил всякое влияние! Лилька рассмеялась, уткнулась носом мне в плечо. Смешно ей… Вьет из меня веревки – и смеется! - А ты, между прочим, тоже отмечена, – это уже Лиле. - На другой странице. В рейтинге… - мать перелистнула лист и, подслеповато сощурившись, торжественно заявила: - В рейтинге наиболее перспективных стартаперов. Что это за слово такое… на старперов похоже. - Не может быть! Дайте посмотрю! Отстегнув ремень, Лилька соскочила с кресла. Забрала из рук матери журнал и уставилась в него, открыв рот: - И правда… Я есть. Смешная. Создала то, до чего даже большие дяди не додумались, а теперь удивляется тому, что её достижения отметили. В этом вся она. Моя девочка. Сильная и слабая. Умная и такая… по-хорошему глупая. Другая бы уже выгоды искала, а эта стоит – душа нараспашку. И глазами недоверчиво хлопает. - Дай посмотрю. Она вернулась в кресло, протянула мне злосчастный журнал. Уставилась на меня, так… внимательно. А я почему-то вспомнил её малую. Сказал бы мне тогда кто-то, что это – моя будущая жена. И что я так в неё… с наскока… раз и навсегда. Я же жизнь прожил, большую жизнь… прежде, чем узнал, что так вообще бывает. - Ну, что тут скажешь? Хорошую я себе жену отхватил. Перспективную. - Ты ее не отхватил. Ты ее воспитал! – вскинула палец мать. - Очень верная тактика. - Ай, ну вас! – обиделась Лилька. – Я же это не ради статей в журналах! - А ради чего? Она пожала худыми плечами: - Хотела с тобой в одной команде быть. Эх, Лилька-Лилька… Говорю же – по-хорошему глупая. Сказать ей, что ли? - Лиль… - М-м-м? - Да ты и есть моя команда. (1) Хупа – свадебный балдахин. Глава 25 Лилия Мы как-то быстро вернулись к прежней жизни. Точнее даже не вернулись. Ведь к нормальной жизни вместе мы и привыкнуть толком не успели, вынужденно сосредоточившись на другом. На том, что было более важным для нас в тот момент. И вот теперь… теперь мы наверстывали упущенное. Знаете, я ошибалась, когда думала, будто когда-нибудь сумею к нему привыкнуть. И в том, что острота чувств притупится, и в том, что жизнь с ним станет для меня обыденностью. Ни чер-та… Иногда я просыпалась под утро, переворачивалась на бок и долго-долго смотрела на то, как он спит. Закрывала глаза, подносила лицо поближе, так чтобы кожу ласкало его дыхание, и замирала, зажмуривалась, ощущая что-то большее, чем кайф, что-то запредельное. Жаль, что просыпаться раньше мужа мне удавалось нечасто. Наша женитьба, конечно, заставила его несколько пересмотреть свой рабочий график, но он все еще оставался очень и очень занятым человеком. Поэтому гораздо чаше происходило наоборот. Он меня будил… Поцелуем, если времени было мало, или лаской, если он мог позволить себе задержаться и довести начатое до конца. Даже в своих самых смелых мечтах я не представляла, что жизнь с ним будет такой. Яркой… Наполненной счастьем, смехом, любовью и… сексом. Поначалу мне казалось, что таким образом муж компенсирует проведенное на сухпайке время. Но прошел месяц, за ним другой, третий… и ничего не поменялось. Не было дня, чтобы мы с ним не были вместе. Хотя бы раз. Он открывал для меня новые грани удовольствия, сглаживал стеснение и страх, заражал каким-то сумасшедшим азартом попробовать все, что будет предложено. А предлагал он… много. Иногда мое удовольствие достигало таких запредельных высот, что мне казалось, я не выдержу этой агонии. Я будто замирала между жизнью и смертью, толкни – неизвестно, куда упаду. Но каждый раз… каждый раз, когда я, затаив дыхание, застывала над этой бездной, он выталкивал меня в рай. И в том раю был действительно сад. Сад, окружающий наш с ним дом. Дом, в котором я выросла, полюбила и стала… той, кем я теперь была. В этом саду лето сменялось осенью, осень - зимой… А дни летели с нечеловеческой скоростью. Наполненные счастьем дни. - Ну, чего ты здесь стоишь, босая? - Ой, ты вернулся! – встрепенулась я. - Голодный? - Нет. Гейман обнял меня со спины. И мы молча застыли, глядя на кружащие в свете фонарей снежинки. В оранжерее было тепло и довольно влажно. Здесь буйствовали экзотические растения и цветы. И было что-то удивительное в этом контрасте. Зимы и лета. - Устал? - Да нет же. Просто захотелось с тобой нарядить эту чертову елку. Да, я заблуждалась, когда думала, что смогу пресытиться жизнью с ним. Но не ошиблась в том, что нам не будет легко. Ян был в том возрасте, когда старые привычки непросто было ломать. Но он учился. А я… Совершенно неожиданно я стала его учителем. На двадцать четвертом году моей жизни и сорок пятом его… мы с Яном поменялись местами. - Эту, как ты выражаешься, чертову елку еще надо установить, - прошептала я и закусила губу. – Ты сам этим займешься? Или… наверное, мне лучше кого-нибудь попросить? Я до последнего оттягивала этот момент. Веря в то, что он найдет время, и… не ошиблась. Он менялся, да… Медленно, но менялся. - Нет уж. Раз такое дело, я все сделаю сам. - Не уверена, что тебе стоит таскать тяжести.