— Лера, я ведь хотел, чтобы мы поговорили обо всем. Просил, чтобы ты перестала делать вид, что ничего не случилось. Я и отцу сказал, что мы решим любую проблему. Я всё для этого сделаю. — Леший, да ты даже сейчас вслух произнести не можешь это слово. Как мы могли это обсуждать? Ты даже сейчас не можешь сказать, что Леру изнасиловали. «Тот случай», «обо всём, что случилось» — вот так ты говоришь! — она умолкла, поймав себя на непростительно высоком тоне, хотя кричала она не на Лёшку. — Продолжай, не останавливайся. Можешь поорать, если хочешь. — Я не на тебя ору, — пояснила она и перевела дыхание. — Меня растоптали, унизили. Надо мной надругались. Лёш, я никогда ничего не боялась. Меня так папа приучил. Ко мне притронуться никто не смел, а потом этот урод меня изнасиловал. В один момент я стала другой Лерой. Да, я делала вид, будто ничего особенного не произошло, потому что не хотела этому ублюдку придавать значимости. Впряглась в работу, ходила с высоко поднятой головой, и никто даже не догадывался, что происходит у меня внутри. А внутри мне хотелось плакать. Плакать и жалеть себя, жалеть и плакать! Я ненавидела эту новую Леру, эту униженную и разбитую девочку, эту оскорбленную соплежуйку и не могла с ней смириться. Я ведь всегда считала себя сильной, никогда не позволяла себе быть слабой и думала, что со всем могу справиться. Я стала другой. Не той Лерой, в которую ты влюбился, которой восхищался. Да чего уж там, ты всегда спал со мной, будто я единственная женщина в мире, будто, кроме меня, больше никого не существует… А потом меня замарали. Мы поэтому не жили вместе, хотя отец уже не вмешивался. Я не могла, чувствовала себя какой-то грязной. Будто я тебя обманываю… — Лера, это не так. — Я знаю. Я тогда знала и сейчас знаю всё, что ты мне скажешь. Дело не в тебе, я же говорила. Это то, как я себя ощущала. Невозможно было рассказать, что я чувствую, и при этом не задеть тебя. Это то, что было тогда во мне. То, что он мне оставил… — Можно ли считать, что сейчас тебе стало легче? Что ты сделала с той обиженной девочкой? Уничтожила ее? — Я с ней договорилась. Она притихла и больше не достает меня своим нытьем, — усмехнулась Лера. Он протянул руку, пытаясь привлечь ее к себе и обнять, но Лера не двинулась, была всё так же напряжена, и Полевой понял, что еще не всё услышал. — Еще что-то? Лера кивнула. Допила вино и поставила бокал на пол у кровати. Полевой заметил, что рука у нее дрожит. — У Эми такие же волосы, как у меня, — тихо сказала она. — А глаза голубые… Я надеюсь, что они голубые, как у тебя, а не как у Соломатина. — Что? — переспросил он. Лера глубоко вздохнула: — Да, Лёш. Я забеременела и родила дочь. Я не знаю, кто ее отец. Ты или тот ублюдок. Можешь поорать, если хочешь. Он молчал. Она продолжила: — Я не смогла сказать тебе о ребенке. Я хорошо помню, что с тобой творилось. Если ты думаешь, что тебе удавалось скрывать свои чувства, ты ошибаешься. Ты был раздавлен и унижен не меньше, чем я. Ты не мог себя простить. Задыхался от этой вины и боли. Не знал, как с этим жить, как справиться. Ненавидел весь мир… Соломатина, Беспалова и, наверное, немножко меня. Я не могла растоптать тебя еще больше. Не представляла, как скажу, что я забеременела от этого урода. Хотя, когда узнала о ребенке, поначалу обрадовалась. Хотела сказать тебе, а потом УЗИ сделала… и не смогла… — Ты сказала — Эми? — Да. Эмилия. У меня девочка. — У нас, — с силой в голосе поправил он. — У нас девочка. Полевой вдруг понял, что всё это время сидел без дыхания. От нехватки кислорода у него заломило грудь, и он резко вдохнул. — А почему ты решила, что она не от меня? — Потому что ты кончал мне на живот, когда мы не предохранялись, а он… — Лера скривилась: — …в меня. — А папой ты кого записала? Смутившись, она откинула волосы со лба и помолчала. — Полевой у нее папа. — Угу, — покивал он, посидел минуту в раздумьях, потом встал с кровати и скрылся в гардеробной, принявшись одеваться. Лера растерялась, не зная, что еще говорить, и не понимая, что будет дальше. — Беспалова, что ли, надо было записать? А потом, когда она спросит, где ее папочка, сказать, что я его грохнула? Вскочив с кровати, она пошла следом за Лёшкой. — Я ничего от тебя не требую, Лёш. Не могу ни о чем просить… Он резко повернулся к ней и выбросил вперед руку. — Замолчи. Вот просто замолчи. Она моя. — Лёш… — Она моя — я сказал! — рявкнул он. — Она не может быть от него. Я хочу ее видеть. — Ты ее увидишь. Матюша летит вместе с ней домой. Он привезет ее к отцу. — Значит, собирайся. Мы едем туда. — Сейчас? — Сейчас. *** Признание Леры взбудоражило Лёшку, заставив переосмыслить и само расставание, и проведенный в одиночестве год. Чего угодно ожидал, но беременность и ребенок не мелькали в его теориях. До этого его занимали вопросы: как Лера жила, где и с кем проводила время. Теперь они отпали. Поначалу Алексея рвали разнотональные чувства, в том числе и некоторая злость, будто его лишили чего-то важного и сокровенного. Однако стоило увидеть голубоглазую кроху, рассеялась душевная суета. Не было никакого смысла множить в себе обиду и проговаривать недовольство. Их с Лерой отношения и без того напоминали полосу препятствий. Они постоянно чему-то противостояли, с чем-то боролись, падали и поднимались, отвоевывая возможность быть вместе. Сейчас им ничего не мешало, кроме них самих. — Наша булочка приехала. На самолете летала… Мама по тебе очень скучала, больше мама никогда тебя не оставит… — ворковала Лера, держа малышку на руках и расцеловывая ее пухленькие щечки. Столько теплоты и нежности было в ее голосе. Лицо озаряла счастливая улыбка, а глаза светились радостью. — Ничего себе, скажи, путешествие мне устроили! — присоединилась Натка, пощекотав Эми животик. Она чмокнула крошку в носик и ушла собираться к Соломатину в больницу. Лера развернула девочку лицом к Лёшке, прижав к себе спинкой. — Привет, — мягко сказал он и улыбнулся. Эми остановила на его лице сосредоточенный взгляд. Разулыбалась в ответ на его улыбку, оживилась. Он взял ее за ручку, и она крепко ухватила его за палец. — Она пойдет ко мне? — Давай попробуем, — улыбнулась Лера. — Эми, пойдешь к папочке? Полевой аккуратно взял малявку в бело-розовом костюмчике на руки. Эми не выразила протеста, наоборот, доверчиво потянулась к нему. Он прижал ее к себе, и теплая волна окатила его сердце. — Вот и отлично, — сказала Лера. — Идите в спальню, я смесь разведу, ей кушать пора и спать. Нам бы тоже поспать… Лёшка унес малышку в спальню. Поначалу переживал: вдруг она заплачет, пока Леры не будет, а он не сможет ее успокоить. К счастью, потеряв мать из виду, Эми не встревожилась. Ей было хорошо у него на руках, она смотрела по сторонам, гулила, улыбалась в ответ на его ласковые слова, и его минутная неловкость исчезла. Задернув шторы, он устроил Эми на подушках и улегся на кровать рядом с ней. В спальне не было детской кроватки. Им еще предстояло сделать много покупок, чтобы обеспечить ребенка всем нужным. Они решили пожить пока в доме у отца. Так будет лучше для Эмилии. В комнату заглянул Матвей. — Это тебе, — сказал он, протягивая ему планшет. — Что это? — Видеотека. Я каждый день записывал коротенькое видео. Думал: вдруг пригодится. Пригодилось. Считай, ты ничего не пропустил. Тут все четыре месяца. — Спасибо, — с прохладцей сказал Полевой. — Можешь обижаться на меня, но ваши отношения — это ваши отношения. Лера моя сестра, и я не мог поступить по-другому. — Без обид, — отозвался Лёшка и положил планшет на тумбочку. — Хорошо, что ты был с ней всё это время. Представляю, как ей было трудно. — Трудно, Лёх. — Кстати, ты в курсе, что у тебя скоро еще одна сестра родится? — Ага. — Матвей вздохнул: — Я счастлив, что у меня есть племяшка. Рад, что будет еще и сестренка. Но можно я ваших детей буду только в парке по выходным видеть. Воспитывайте их сами.