– На твоем месте я бы сделала то же самое, – перебила она. – Спасибо… – Пойду писать отчет. – Ладно. Твой прежний кабинет ждет тебя. – Я буду рада познакомиться с Ханной, когда ей станет лучше. Сара вернулась в управление и целый день в деталях описывала перепетии своего расследования. В следующие два дня она вместе с матерью и сестрой организовывала похороны отца. На погребении присутствовали только Кристофер и немногочисленные друзья родителей и ее сестры. Немногочисленность их группы подчеркивала одиночество ее отца. Несмотря ни на что, священник произнес речь, тон и содержание которой удивили Сару: – Братья и сестры, мы собрались здесь, чтобы проститься с Андре Вассили, супругом и отцом. Когда я узнал, каковой была жизнь Андре, мне показалось, что ему понравилось бы, если бы мы вспомнили здесь о том, о чем он молчал до конца своих дней. Священник посмотрел на Камиллу, мать Сары, которая едва заметно кивнула. – Депортация, жертвой которой Андре стал еще ребенком, была настолько позорной страницей истории, что даже худшие подручные Сталина скрывали этот эпизод. Сегодня мы знаем правду благодаря рассекреченному донесению мелкого чиновника, более совестливого, чем прочие. Но никогда, никогда никто не почтил память миллиона детей, женщин и мужчин, чьи тела были истерзаны, имена замараны, а души изломаны во имя коммунистической идеологии. Всем этим людям, названным социально вредными элементами, пришлось пережить ужасные страдания. Что они сделали, чтобы заслужить такую участь? Очень немногие из них воровали, убивали, насиловали и совершали другие жестокие преступления. А единственной виной всех остальных было то, что они оказались не в том месте не в то время. Они стали жертвами страшной погони за цифрами. Жертвами чиновников, уверенных в своей правоте и правоте их идеологии, которые, сидя в своих кожаных креслах, одним росчерком пера приказали депортировать миллионы людей, даже самых добропорядочных, во имя осуществления их «грандиозного» плана. Сара заметила, что священник сильно волнуется. Он достал из кармана листок бумаги. – В.В. Новожилов из Москвы. Шофер на заводе «Компрессор», три раза премирован. После работы собрался с женой в кино, пока она одевалась, вышел за папиросами. Арестован и депортирован. Н.В. Чудков, комсомолец. Пошел в Большой театр на оперу «Пиковая дама». При выходе из театра арестован и депортирован в Назино: забыл дома паспорт. Маслов, член партии, работал на газовом заводе в Москве. Пригласил к себе друга-инженера и шурина выпить по стаканчику. Все втроем спустились на улицу купить закуску. Были арестованы милицейским патрулем. Паспортов при них не оказалось, депортированы. Инженер и шурин умерли в Назино. Рахметзянова, двенадцати лет, не говорит по-русски. Была в Москве проездом. Мать оставила ее одну на вокзале, пока пыталась купить хлеба. Девочка арестована милицией как малолетняя бродяжка, депортирована. Егор Слесаренко, пятнадцати лет, ученик машиниста, из Омска. Случайно схвачен конвоем эшелона, депортирован в Назино. Над кладбищем повисла тишина, священник продолжал: – После назинской истории, дошедшей до пределов бесчеловечности, советские руководители остановили программу организации спецпоселений. Не потому, что почувствовали угрызения совести или испытали сочувствие к жертвам, а потому, что этот эпизод слишком ярко выявил плохую работу их политической системы и их экономическое банкротство. Спецпоселения были мало-помалу заброшены, в то время как трудовые лагеря заполнялись… Андре Вассили ребенком прошел через этот ад, и он жил среди нас, стараясь, как мог, существовать с разверстыми душевными ранами, ежедневно сражаясь за то, чтобы избавить нас от вида его страдания. Сегодня он спокоен, и я уверен, что душа его желает лишь одного: чтобы его жена и дочери тоже обрели душевный мир и покой. Закончив свою речь, священник затянул странную песню. Когда Сара услышала ее, ей стало не по себе. Это была та самая литания, которую пели при ее проходе по деревне жители, узнавшие, что она направляется на Назино. – Ваш отец должен был слышать эту мелодию и эти слова на острове Дьявола, – объяснил священник, заметив дискомфорт Сары. – Выжившие рассказывали, что эта песня позволила им придать смысл страданиям и смерти их близких. Глубоко опечаленная, Сара поблагодарила священника за то, что он, в свою очередь, придал смысл смерти ее отца. Потом, одна за другой, ее мать, сестра и она сама прошли перед могилой, от чистого сердца обратившись с последними словами к тому, что был их мужем и отцом. По окончании церемонии Сара попросила своих близких оставить ее одну возле могилы. День клонился к закату, шелестели от дуновения ветра листья. И здесь, когда слова священника еще витали в воздухе, Сара вдруг получила подтверждение: чувство вины, которое она испытывала с раннего детства, было передано ей отцом, помимо его желания. Она никогда не была виновата ни в чем, кроме разве того, что оказалась дочерью человека, преследуемого стыдом. Но эта травма не ее, и она не должна нести на себе этот груз. Сара была свободна. И в этот раз чувствовала это сильнее, чем когда бы то ни было. Она еще несколько мгновений постояла перед могильной плитой, потом провела по ней кончиками пальцев. – Я люблю тебя, – прошептала она, обращаясь к отцу. Потом она села в автобус и поехала к себе, в свой дом. С дороги она позвонила Тобиасу, чтобы попросить его уничтожить ее анализы. Ей больше не нужны были физиологические доказательства. – Ну, если вы этого хотите, Сара. А я как раз собирался вам звонить. Помните, я заказал комплексную генетическую экспертизу ДНК вашего отца, чтобы понять происхождение убившей его аллергии? Так вот, я только что получил дополнение к результату анализа его эпигенома. И знаете, что там? Его ген NR3C1 был гиперметилирован. Из-за этого ген уже почти не работал, что провоцировало тревожные состояния, депрессии и чувство вины. Короче, даже если вы не желаете больше изучать метилирование вашего собственного гена NR3C1, думаю, это будет для вас тем доказательством, которое вы искали. – Мне кажется, то, что я открыла для себя, когда поняла всю историю моего отца, направило меня на путь выздоровления, о чем я уже и не мечтала. – Я за вас очень счастлив. – Спасибо за все, Тобиас. И до скорой встречи. Сара нажала на отбой. Через тридцать минут она была перед своим домом. Дверь ей открыл Симон. Мальчик на мгновение замер с раскрытым ртом, а потом бросился к ней и обхватил за талию. Она подняла его на руки и поцеловала. Второй раз поцеловав Симона, Сара поставила его на пол и пошла навстречу появившемуся на пороге Кристоферу. Она чуть не рассмеялась от выражения недоверия, читавшегося на его лице. – Думаю, я нашла свою свободу. Всю мою свободу, – сказала она. Кристофер не шевелился. Его все еще одолевали сомнения, что он может в это поверить. Сара, почти робея, подошла к нему. А что, если уже слишком поздно начинать все сначала? А если он перестал ее ждать? А если?.. Кристофер обнял ее и поцеловал. В голове у Сары промелькнули эпизоды, прожитые ими вместе: их первая бурная встреча, случаи, когда они рисковали жизнью один ради другого, расследование убийства премьер-министра, которое их развело, неврозы Сары, мешавшие ей быть счастливой, тот жуткий день, когда она отвергла Кристофера, чтобы защитить от себя самой, а потом ожесточение, с которым она искала правду о своем отце и которое в конце концов избавило ее от внутренних терзаний. Да, именно это она ощущала рядом с Кристофером: избавление. Эпилог Три недели спустя – Дорогая, передай мне, пожалуйста, деталь C23-бис… Сара посмотрела по сторонам и наконец увидела болт, закатившийся под доски. – Отлично, ты уже собрал три фрагмента за… двадцать пять минут, – сказала она, протягивая Кристоферу нужную деталь. – Завтра Симон сможет спать на половине кровати. – Слушай, если бы он не скакал как одержимый, когда узнал, что ты вернулась, до этого бы не дошло. Так что он будет терпеливо ждать. – Кстати, тебе, возможно, понадобится угломер, чтобы сделать углы прямыми. – Очень смешно. Скажи, разве у тебя не назначен сегодня прием у доктора Хонга по поводу восстановления груди? Сара посмотрела на настенные часы их кухни. – Черт! Ты прав. Она побежала в спальню одеваться. Возвращаясь в гостиную, заметила в саду Симона. Одетый в зимнее пальто, он оживленно беседовал со своей школьной подружкой. – Он правда вырос. Как бы то ни было, – добавила Сара, улыбаясь, – эти двое, похоже, прекрасно ладят между собой. Кристофер поднял голову. – Ты только посмотри на Симона. Прямо лорд, показывающий родовое поместье американской кузине. – Они забавные. Сара обняла Кристофера и поцеловала в шею. – Я побежала. До скорого! И скажи, если для укрепления твоей конструкции тебе понадобится балка или сварочный аппарат. – Ладно, иди… Вернувшись, ты получишь сюрприз. И не забудь, что твои сестра и мать сегодня вечером придут к нам на ужин. – Я тебя люблю. Сара вышла из дому и поехала в центр Осло. В приемной доктора она рассеянно пролистала несколько журналов и наткнулась на статью о деле маленького Маттса Хелланда и идущем суде над инспектором Сарой Геринген, который быстро превратился в суд над норвежскими социальными службами: адвокат обличал их нерасторопность, неэффективность и недопустимую снисходительность к родителям, представляющим опасность для своих детей, а также доказывал, что за то время, пока социальные службы оценили бы ситуацию, этот мальчик все равно погиб бы, оставаясь в своей родной семье. Прокурор требовал для подсудимой в качестве наказания условного срока. Сара закрыла журнал. Сосредоточившись, она мысленно заговорила с маленьким Маттсом, что делала регулярно, от всего сердца надеясь, что он более счастлив там, где находится сейчас. – Мадам Геринген! Вошедший в приемную врач в белом халате смотрел на нее с вежливой улыбкой. Сара отложила журнал и поздоровалась с доктором, прежде чем войти за ним в кабинет. – Итак, я получил результаты анализов, проведенных на прошлой неделе с целью подготовки к вашей операции, – сказал врач. Сара обратила внимание на озабоченный и серьезный вид доктора. – Что-то не так? – забеспокоилась Сара. – Послушайте, я впервые в своей практике сталкиваюсь с таким случаем, как ваш.