– Можно, но нежелательно. Когда сетка разворачивается сама, то встаёт лучше. При экстренном разворачивании в капсуле возможны побочные эффекты, к примеру, уменьшение прибавки к интеллекту. По крайней мере, на таком старье третьего поколения. На капсуле-шестерке и выше без проблем, там даже рекомендуют развернуть сетку быстрее, поскольку никаких побочек не будет, а кредов можно с клиента слупить больше. – Понял. А можно просто оставить «дикарей» в капсулах до запуска нейросетей? – Да, конечно, это возможно, но тогда ресурс картриджей будет расходоваться. Немного, но всё же. – Пускай. А с пользой для пациентов это время реально как-то использовать? Сэм, недолго думая, ответил: – Я могу вживить диким имеющиеся антигены к болезням. Но они же денег стоят. – Сделай доброе дело, Сэм. Медтехник на некоторое время прикрыл глаза, отдавая команды медкапсулам. Закончив работать с нейросетью, он произнес: – Всё. Теперь они очнутся через двадцать семь часов с рабочими сетками и антигенами. – Спасибо. А теперь прогуляемся к твоему хранилищу ништяков… Каюта Сэма напоминала пещеру Али-бабы. Он, словно потомственный Хомяков (был в жизни Карпова вороватый председатель колхоза с такой фамилией), тащил в свою каюту всё, что дорого-богато, при этом занимает небольшой объём. Тут обнаружились обезличенные карты с кредитами, инфопланшеты, бластеры, станеры, комбинезоны и главное, за чем шёл Дмитрий – инфокристаллы. Последние были свалены без разбора кучей в походный вещь-мешок. Кристаллы и наличку Сэм провожал со слезами на глазах. – Да уж, дружочек-пирожочек… – протянул впечатлённый Карпов. – Нехило ты разошелся! И как ты всё это добро планировал с собой утащить? – Как-нибудь, – огрызнулся Сэм. – Там были и мои карты на полмиллиона. Ты обещал оставить мне моё имущество. – Не ври. Ты же понял, что я псион, верно? – Это сложно не понять, – лицо Сэма было хмурым. – А псионы ведь умеют чувствовать, когда им лгут… – Ладно, – устало опустил плечи медтехник. – У меня семьдесят тысяч было. Ты доволен?! – Я был бы доволен, если бы ты вёл себя нормально с самого начала. Тогда мы могли бы договориться на полноценное сотрудничество. Ты сам себя переиграл, Сэм, так что нечего на меня дуться. – Хочешь сказать, что ты бы мне платил? – недоверчиво протянул Сэм. – Скажу больше – я бы тебе очень хорошо платил и закрыл бы глаза на маленькие грешки. Но теперь поздно. Ты не прошёл проверки, Сэм, так что не обессудь. С такими людьми я не работаю, если есть выбор. Карпов разобрался с обезличенными картами без подсказок. Ещё когда он собирал их по нычкам Сэма, пронося мимо наручного коммуникатора, заметил, что прибор с них может считать поверхностные данные, то есть сумму, которая там хранится. Сами же карты были похожи друг на друга, единственное отличие по цвету. По дефолту белые на пять тысяч, желтые – десять, зелёные – пятьдесят, синие – сто. Но в действительности сумма могла быть иной вплоть до нуля на синей. Он достал пачку синих карт и стал по очереди подносить их к коммуникатору, пока не нашел ту, на которой числилась сумма семьдесят тысяч двести сорок кредитов. – Держи. Сэм вцепился в свою наличность цепкими пальцами. Он недоверчиво провёл картой по коммуникатору. – Действительно моя карта, – говорил он это с недовольством, ещё и лицо скривил такое, будто выпил стакан чистого лимонного сока. Карпов с улыбкой посмотрел на медтехника. От этой вроде бы доброй улыбки по спине Сэма пробежал табун мурашек. – Босс, ты чего? – Сэм, дружище, тебе нужно отдохнуть, здоровье поправить… – Э-э-э?! – взор Сэма выражал непонимание. – Говорю, ложись в капсулу на двадцать семь часов. Меня ждут дела. Я не собираюсь в следующий раз ожидать удара в спину. Плечи Сэма поникли. Намек он понял и оспаривать такой приказ не собирался. Он до жути боялся этого странного псиона, поэтому даже не думал юлить с настройками капсулы. Добравшись до медотсека, он забрался в одну из свободных капсул и настроил её на продолжительный восстановительный отдых. Карпов лишь после этого прихватил с собой все инфокристаллы и местные деньги, после чего порталом вернулся в бункер. Там его поджидала взволнованная Олани. Сходу она его огорошила: – Дима, там срочно нужна помощь медика. Один мальчик сломал ногу! – Я рад за него, – недовольно поджал он губы. – Только один? – С переломом да, но есть и другие пострадавшие с ушибами и царапинами. Эти примитивные инструменты такие травмоопасные! – Эх! – из груди Карпова вырвался печальный вздох. Он знал, что так и будет, поэтому был готов. Не пришлось шариться через порталы по аптечным складам, в одной из кладовок уже лежал приличный запас медикаментов и средств реабилитации. Прихватив пару больших рюкзаков с изображением красного креста и костыли, он пошел на выход. – Олани, милая, передай по цепочке командирам, чтобы пинками гнали ко мне больных. В качестве госпиталя придется использовать твою палатку. Пацана с переломом аккуратно несите на носилках. – Но, Дима, у нас нет носилок. – Используйте вместо них раскладушку. Всему вас учить нужно. У вас толпа пацанов, уж шесть-восемь ребят одного пациента донесут, – он замер перед своей комнатой, положил рюкзаки и зашёл туда. – Так, где-то у меня тут был набор для иглоукалывания… Олани испуганно округлила свои и так большие глаза. – Так ты не шутил про лечение иглами? – Нет. Я в этом спец, так что отбрось страх перед медициной моей родины. – Дима, а тебе до этого приходилось лечить хлорави? – Нет. Я вообще ветеринар, если что. Но у меня такой огромный опыт, так что мне без разницы, кого лечить. – Ветеринар… Девушка оказалась впечатлена квалификацией своего спасителя. Так подумал Линаэль, глядя на её затуманенный взгляд и обречённо подрагивающие губы. Она была настолько восхищена его медицинскими навыками, что тихо пробормотала: – Бедные ребята… – Это ничего, что бедные… Я денег с них за лечение не возьму, хоть это и не в моих принципах. Но не оставлять же зверю… эм… деток без лечения… Олани совершила личный подвиг, заставив себя промолчать. Ей многое хотелось высказать о варварских методах лечения уколами иголок. Для неё это было чем-то сравнимым с кровопусканием или ампутацией головы ржавым тупым топором из-за царапины на щеке. Но других медиков в ближайшем обозрении не наблюдалось. Первым в палатку занесли на раскладушке тридцатилетнего пацана, который выглядел как двенадцатилетний мальчишка. Его лицо было перекошено от боли, он стонал. К этому моменту Карпов уже подготовился: разложил медикаменты, хирургические инструменты и иглы для акупунктуры, замочил гипсовые полосы для наложения гипса. – Всем покинуть помещение, – сурово посмотрел он на мнущихся школьников. – А вас, Олани, я попрошу остаться. Носильщики пулей выбежали из палатки. Лишь Олани, было дернувшаяся, осталась наедине с Карповым и пациентом. Первым делом Дмитрий тычком иглы в нервное окончание обезболил ногу. Нужно было видеть глаза пациента и лепс-княгини, когда он втыкал иглу в ногу. Настолько вытянутых вертикальных зрачков Карпову видеть не приходилось. – Ой! – прислушался к своим ощущениям мальчишка. – Я больше не чувствую боли. – Это временно. Сестра, ножницы, – протянул он назад руку. Олани не сразу поняла, что обращаются к ней, но вскоре она сориентировалась и в руку Диме легли ножницы, которыми он разрезал штанину. – Угу-угу… Перелом со смещением… Хн… Будем вправлять. Когда раздался жуткий хруст, Олани от страха закрыла глаза. Мальчишка громко завопил. – Чего кричишь? – недовольно посмотрел на пациента Карпов. – Ты же боли не чувствуешь! – Да, не чувствую, но страшно же! – тонким дрожащим голосом ответил мальчик. – А нечего ноги ломать. Я вас предупреждал, что медкапсулы нет и не предвидится, – Дмитрий протянул назад руку. – Сестра, тазик с гипсом! – Ка-а-а… – протянула девушка тазик. – Дима, а зачем это? – Зафиксирую кость. Пару месяцев, пока кость будет сращиваться, пациент попрыгает с гипсом на костылях. Или месяц, пока его в капсулу на лечение не положат. – А у тебя нет никакого регенератора? – спросила она же. – Олани, милая, похоже на то, чтобы у меня имелся склад с современными медикаментами? – Понятно, – погрустнела её мордашка. Она с сочувствием посмотрела на пациента и добавила: – Бедняжка… Вскоре пацан ускакал на костылях, а его место занял сорокалетний мальчик с распоротой левой рукой. Царапина была глубокой.