– Хорошо, – проскрежетал Оливер, поняв, что вытащить меня в коридор можно только силой. – Не соблаговолите сказать, где вы были? Сказала бы. Если бы знала, когда меня хватились. А так и не представляла, что соврать. Пришлось говорить правду. – Провела ночь с мужчиной, – заявила нагло. – Молодым, красивым и полным сил мужчиной. – На меня не смотрите, – не смолчал Грин, угодив под случайный взгляд ректора. – Я ни по одному пункту не подхожу. Хотя, возможно, насчет сил и поскромничал. – Заткнитесь, доктор, – процедил Оливер сквозь зубы. Глянул на меня и приказал зло: – Ровно в час в моем кабинете. Но дверью, уходя, не хлопнул. – «Заткнитесь, доктор», – повторил раздумчиво Грин. – Не могу вами не восхититься, мисс Аштон. Вам удалось пошатнуть незыблемую цитадель спокойствия, в просторечии именуемую Оливером Райхоном. – Вы сами напросились, – буркнула я. – Я, как и положено хирургу, вскрыл нарыв, – с насмешливой поучительностью выговорил целитель. – А занозой, вызвавшей, собственно, нагноение, были вы. Ночь с мужчиной! Хе-хе… – Это не то, что вы подумали, – пробормотала я, запоздало сожалея, что сцена разыгралась в присутствии этого невыносимого человека. – А что я мог подумать, если минуту назад вы просились к единорогу? – поинтересовался он едко. – Только то, что не хотел бы оказаться на месте того, с кем вы коротаете ночи. У вас кровь на рукаве, Бет. И, кажется, это не ваша кровь. Не утруждаясь объяснениями, я вылетела в коридор. Карауль меня там ректор – не заметила бы и сшибла. Вернувшись в кабинет наставницы, закопалась в учебники и собственные путаные мысли, главная из которых была о том, что если человек дурак, точнее, дура, то это ничем не исправить. Когда через какое-то время открылась дверь, даже головы не подняла и вздрогнула, услыхав голос Грина: – Леди Пенелопа, вы не отпустите со мной вашу ученицу? Возьмите пальто, мисс Аштон. – Я сказал, возьмите, а не наденьте, – напомнил доктор, дождавшись меня в коридоре. – Оставьте пока. Хотя бы здесь, – кивнул на скамью у стены. – Мы еще не уходим. Сначала хочу познакомить вас кое с кем. – Зачем? – растерялась я. Правильнее было спросить «с кем?», но вопрос уже прозвучал, заставив мужчину задуматься. – Не знаю, – пожал плечами он. – Наверное, мне нужен совет. – Мой? – Отчего бы не ваш? Эноре кэллапиа признал вас достойной доверия. Почему я должен сомневаться в его выборе? – Может, потому что у вас нет рога во лбу? – пробормотала я, но пальто, как он и велел, оставила. В последние дни все разговоры сводятся к доверию. Но с Грином бесед на эту тему я не ожидала. Да и нужно ли мне его доверие? Не стоит лезть в чужой шкаф в поисках скелетов, если не хочешь пополнить их ряды. – Расслабьтесь, Бет, – усмехнулся доктор. – Я не собираюсь посвящать вас в смертельные тайны или каяться в грехах. Но… вас это тоже касается в какой-то мере. Если бы существовал приз за умение говорить загадками, он стоял бы на видном месте в кабинете Грина. А мне полагалась бы награда за любопытство. Вслед за целителем я поднялась на третий этаж. Ощущение тревоги, которое я испытывала в присутствии этого человека, возрастало с каждой ступенькой, а когда он открыл дверь в одну из палат, желание развернуться и бежать прочь стало практически невыносимым. – Потерпите, – сказал он, – мы ненадолго. И простите, я не предупредил, что знакомство будет односторонним. Палата была маленькой, рассчитанной на одного человека, и такой уютной, что, казалось, из больничного коридора я перенеслась в чей-то дом и вошла в спальню. Цветочные горшки на подоконнике, коврик на полу, детские рисунки на стенах. На маленьком столике – букет пестрых хризантем в хрустальной вазе. На кровати лежала женщина. Лицо, лишенное мимики, – не умиротворенное, не расслабленное – застывшее неживое лицо делало ее похожей на куклу. Очень красивую куклу. Точеный носик, четко очерченный алый рот, высокие скулы, тонкие брови и длинные черные ресницы. Вьющиеся волосы цвета темного шоколада… – Миссис Ева Кингслей, – представил Грин. – Декан факультета прорицаний и пророчеств. Моя пациентка и основная причина того, что вы сейчас либо упадете в обморок, либо сбежите в другое крыло. – А давайте пойдем к единорогу? – выдавила я. – Давайте, – согласился доктор. – Встретимся на крыльце. Идите вперед. Бегите. Бегите, Бет. Когда мы с друзьями только начали собирать информацию обо всем, что связано с исчезновениями, имя Евы Кингслей всплыло и тут же забылось. Она ведь ничем не могла помочь – всего лишь случайная жертва. Моя жертва. Я написала об этом. Придала истории загадочности. Надо же, даже декан прорицателей не смогла определить, что случилось со студентами, и сама впала в кому, пытаясь увидеть, где они сейчас. А они сейчас нигде. Как и разум миссис Кингслей. Я обхватила руками шею единорога и прижалась щекой к мягкой шерсти. В этот раз не пришлось звать и уговаривать. Он сам подошел, почувствовав мое состояние, и позволил себя обнять. – Отпустило? – спросил со стороны Грин. – Да, благодарю. То-то он удивился моему приветствию-извинению. Я полагала, что подслушала нечто пикантное, а это был лишь разговор двух медиков, обсуждающих целесообразность дорогостоящего лечения. Для врача дорогостоящего. – Леди Пенелопа права? – спросила я, прячась под пышной, но невесомой, как паутинка, гривой. – Нет. Я контролирую процесс. Ложь, которая не может меня обмануть, как бы уверенно ни звучала. Я ведь даже не человек с индикатором уровня магии. Я сама – индикатор. И понимаю, что никаким контролем тут и не пахнет. Если я при каждой встрече с ним чувствую негатив от этой связи, что должен чувствовать он? – Вы с ней… Любовники? Близкие друзья? Родственники? – Соседи, – ответил Грин, без продолжения поняв вопрос. – Живем рядом. Всего-то в получасе ходьбы друг от друга. – Снова язвите? – Ничуть. Мы даже здоровались при встрече до того, как ее привезли в лечебницу уже такой. Правда, я был уверен, что имя у нее другое, какое-то цветочное – Роза или Виолетта. А ее муж, Роберт, подвозил меня однажды, порталы тогда сбоили из-за грозы. У него автомобиль… Пышные усы и светлые, почти как у эльфа, глаза. Он приносит жене букеты ее любимых цветов и учит ее лечащего врача водить машину. Считает его хорошим доктором и не сомневается, что он поставит супругу на ноги. А тот бесится от бессилия и срывает злость на пустых бочках, понимая, что ничего не может сделать – только поддерживать жизнь в неподвижном теле, непрерывно подпитывая его собственной энергией. – Потому вы и не любите хризантемы? – Нет, – Грин усмехнулся, проследив ход моих мыслей. – Они мне никогда не нравились. Но теперь, – усмешка растаяла, оставив в уголках тонкого рта жесткие морщины, – терпеть их не могу. И все же многое еще непонятно. Самое главное… – Зачем? Почему так? – Это единственный выход. Если разорвать связь, она умрет в течение суток. – А если не разорвать, сколько протянете вы? – Вы слишком хорошо обо мне думаете, Бет. Или плохо. Смотря что вы больше цените в людях: чуткость и сострадание или трезвый расчет. Ваша наставница подозревает меня в избытке первого. Хочет рассказать Роберту Кингслею, во что обходится лечение его жены, и надеется, что он, как порядочный человек, не примет подобной жертвы. – Но это не жертва для вас? – Жертвенность не в моей натуре. – А что в вашей? Бросать вызов смерти и побеждать любой ценой? Леди Пенелопа права, вы не знаете, когда нужно остановиться. Что с вами не так? Почему вы настолько не цените собственную жизнь? Мне неизвестны все случаи, но вспомнить того же эльфа: представляете, что с вами сделали бы, умри он на операционном столе? Ни один целитель… нормальный целитель не исключал бы такой возможности и хорошо подумал бы, прежде… Разве что сам умирал бы… Новое предположение казалось логичным и отчего-то совсем не страшным. Напротив, это объяснило бы все, сделало понятным. Непонятное меня пугало. Даже в присутствии единорога. – Вы умираете? – задала я вопрос в лоб. – Что-то неизлечимое? Рак? – Помилуйте, Бет, – рассмеялся Грин. – Зачем мне рак? У меня кошка. А жизнь… Это и есть моя жизнь. Разве она плоха? – Кроме того, что может оказаться слишком короткой? – Я знаю свой предел. И, что бы вы с леди Райс ни думали, готов разорвать связь в случае угрозы. А до этого буду искать решение. – Хорошо, – кивнула я. – Правда, вы молодец. Чудотворец, талантище, посланец и любимец богов. И при этом разумный человек. – Это был сарказм? – уточнил доктор. – Он самый. Прячу под ним зависть к вашему гению. – Не стоило. Мне нравится будить в людях низменные чувства, а зависть – как раз из их числа. Но продолжайте. Вы, кажется, хотели о чем-то спросить? – Да. Зачем вы мне это рассказали? – Просто так? – предложил он вариант. – Каждый временами испытывает потребность выговориться… Нет? Тогда потому, что вы тоже невольно страдаете от негативных последствий и имеете право знать, чему обязаны… Снова не то? Неужели сложно поверить, что мне неприятно, когда красивая девушка млеет в моем присутствии вовсе не по той причине, которая польстила бы моему самолюбию? Боится меня, считает чудовищем, вот я и решил оправдаться. Глядите-ка, я не монстр, а благородный герой! – Долго вы собираетесь паясничать? – спросила я холодно. – Планировал еще пару минут. Но если вы против… – Грин посмотрел на меня. В серых глазах не было и намека на насмешку. – Вы не спросили, что случилось с Евой Кингслей. Впрочем, это ни для кого не секрет. Но немногие знают, как с этим делом связаны вы. То ли случайная жертва, которую лишь вскользь зацепило темными чарами, то ли магическая аномалия. Зачем я рассказал вам? По многим причинам. Возможно, даже та чушь, что я сейчас нес, – чушь лишь наполовину. Но главное – я хотел, чтобы вы увидели и поняли, зачем нужны мне.