— Ты права, прости. Просто я так хорошо тебя знаю. Мы все пытаемся помочь, но ты так стараешься решить проблемы всех остальных, даже если это выходит боком тебе самой. Это не твоя вина, Лори. Что бы ни произошло, это не из-за того, что сделала или не сделала ты. Лори заметила, что ее отец продолжает молчать, хотя это и было на него не похоже. Он сидел, глубоко задумавшись и сморщив лоб. — Похоже, ты о чем-то размышляешь, папа. Лео поднял палец, будто пытаясь в прямом смысле слова указать на идею в своей голове. — Алекс прав, Лори. Это не твоя вина. Но, возможно, моя. Алекс и Лори озадаченно переглянулись, и Лео продолжил: — Мы говорили о Синеглазом. Его одержимость стремлением убить тебя и Тимми проистекала из его желания отомстить мне. Когда Алекс спросил, есть ли кто-то конкретный, кто может желать причинить зло твоему сыну, ты вспомнила женщину с Западного побережья, которая высказала туманный намек относительно Тимми три месяца назад. Потому что сейчас, в эту минуту, ты не работаешь над таким делом, которое могло бы послужить мотивом для запугивания тебя. Лори быстро смекнула, куда клонит отец. Она знала, насколько важна была его сегодняшняя встреча в окружной прокуратуре. — Но такое дело есть сейчас у тебя, — сказала она, пристально глядя на него. — Вполне возможно, что за этим стоит Дэррен Гантер. Он не успокоится, пока я не заявлю, что я сфабриковал доказательства против него, чтобы его осудили за убийство Лу Финни. Глава 17 Восемнадцать лет назад Лу Финни услышал звон колокольчиков, когда дверь его бара отворилась, и ветер обдал холодом переднюю кабинку, любимое место Лу, где он обычно сидел, когда не работал в подсобке и не обслуживал посетителей за стойкой. Он узнал в вошедшем Роки, одного из местных завсегдатаев его заведения. — Я нутром чуял, что найду тебя именно здесь, — сказал Роки. — Если начался первый в этом году снегопад, значит, Финн точно сидит на этом самом месте. Остается только один вопрос: что тут следует за чем — ты за снегом или снег за тобой? При крещении Лу нарекли именем Льюис Кэрон в честь его деда по матери, но сколько он себя помнил, все звали его Финн. И, разумеется, именно этим именем он назвал свой бар. Роки наблюдательный малый, подумал Финн. Садиться за этот столик, когда падал первый снег, и впрямь было его обыкновением, одним из многих. Как опрокидывание стаканчика виски «Джеймсон» в День святого Патрика. Или кружка хорошего пива, выпитая за просмотром первой в сезоне игры бейсбольного клуба «Нью-Йорк Метс». Когда приходила зима, он всегда любовался первым снегопадом из передней кабинки своего бара. Роки задержался в дверях, дожидаясь, когда к выходу подойдет стайка девушек, принимавших участие в еженедельной викторине, которая вечером каждого четверга проходила в задней части бара. — Роки, ты закроешь дверь или как? — спросил Финн. — Отопление, знаешь ли, стоит денег. Роки довольно улыбнулся, обозревая идущих одна за другой привлекательных молодых женщин, каждая из которых благодарила его за то, что он придерживает дверь. — Вижу, ты истинный джентльмен, — сухо заметил Финн. Когда дверь наконец закрылась, Роки подмигнул ему. — Как ты можешь винить меня, Финн? В нашем возрасте, когда свидания с девочками остались в прошлом, только это и остается таким, как мы. — Говори за себя, старик. Роки схватил Финна за плечо и дружески потряс его. — Налей этому старому хрычу за мой счет, — крикнул Финн Клариссе, стоящей за стойкой бара. Роки подмигнул ему еще раз, на сей раз с благодарностью. — Вижу, дела у тебя идут что надо. Так оно и есть, подумал Финн. Он открыл этот бар тридцать пять лет назад, когда ему было всего двадцать семь, взяв в банке кредит на развитие собственного дела, обязательство погасить который вместе с ним подписали и его родители. Это случилось в те времена, когда район Вест-Виллидж был населен художниками, хиппи и бунтарями всех мастей, желающими жить подальше от более чванливых и респектабельных частей Нью-Йорка. Правда, Финна сюда привлекла не столько контркультура, сколько низкие ставки арендной платы. Он сказал своим старикам, что когда-нибудь Вест-Виллидж войдет в моду, но никогда, даже в самых смелых своих мечтах, не мог вообразить, насколько крутым местом южный Манхэттен станет в двадцать первом веке. Так что теперь наслаждался и старыми, и новыми преимуществами здешней округи. Его бар по-прежнему пользовался популярностью у старожилов вроде Роки, и репертуар его музыкального автомата в основном соответствовал их вкусам, однако вместе с тем теперь коктейльное меню включало в себя «Космополитен» и яблочное мартини, в четверг вечером здесь еженедельно проводились викторины, а по воскресеньям приходила молодежь, чтобы распивать «Кровавую Мэри» и петь хором, поскольку новое поколение считало, что круто время от времени зависать в старом питейном заведении, имеющем широкую известность в узких кругах. Глядя, как Роки усаживается на свое обычное место возле самого конца барной стоки и пьет свое пиво, налитое за счет заведения, Финн позволил себе на минуту предаться чувству удовлетворения от успеха бизнеса, который он построил с нуля. Снег уже валил вовсю, когда Кларисса принесла ему стеклянную кружку, полную темного напитка. По тому, как она несла его, было очевидно, что напиток горяч. — Это то, о чем я думаю? — осведомился Финн. — Да, я принесла твое любимое питье. — Любимое. Финн ни за что бы не признал, что у него есть любимчики — это относилось и к его детям, и к работникам его бара. Но Кларисса определенно была его любимицей. Из ее свидетельства о рождении следовало, что ей двадцать шесть лет, но Финн был убежден, что душа ее родилась в 1937 году. А кроме того, она умела готовить ореховый грог, имеющий прямо-таки райский вкус. Из отделенной занавеской части зала донесся громкий рев, и у Клариссы сделалось сердитое лицо. — Там у нас сегодня вечером собралась компания балбесов, явно страдающих от избытка тестостерона, если ты понимаешь, о чем я. Я, конечно, не хотела никого обидеть. — Само собой. — Он улыбнулся. — Какой-то пустобрех отмечает свой двадцать первый день рождения. У него сейчас зимние каникулы, и он учится не где-нибудь, а в Вассаре, чем хвастается и гордится. Если верить ему, то он уже подыскал себе руководящую работу на Уолл-стрит и к своему тридцатилетию станет хозяином нашего города. — И когда же свадьба? — С кем? С ним? Только не в этой жизни! К тому же он подбивает клинья к другой девушке, весь вечер покупая ей выпивку. — Дай мне знать, если он выйдет за рамки. Если он собирается устроить тут бузу, то я предпочту вышвырнуть его вон до того, как начнется заваруха. Когда Кларисса повернулась, чтобы возвратиться за стойку, из помещения, расположенного за занавеской, донеслись еще более громкие вопли, и Финн едва не пролил свой грог. Плотная фиолетовая занавеска колыхнулась, словно от сильного порыва ветра, и из-за нее вывалились двое толкающих друг друга мужчин, окруженных толпой. Высокий парень в спортивной куртке и с расстегнутым воротником крикнул: — Эй, ты, крутой с Уолл-стрит, покажи, что ты можешь. Они двигались так быстро, что Финн мог разобрать только темные волосы более высокого из дерущихся парней и рыжую шевелюру того, кто был ниже ростом. Какая-то женщина завопила: — Джей, берегись! — И тут же темноволосый двинул рыжего в челюсть. — Стоп, стоп, стоп! — зычно заорал Финн, выскочив из своей кабинки и вскинув руки. Бар «У Финна» считался нешумным, но, пробыв хозяином питейного заведения тридцать пять лет, нельзя не научиться разнимать драчунов. Это всего лишь парочка студентов, — подумал Финн. — Пустяки. Я с этим справлюсь. Дерущиеся, не обращая внимания на Финна, продолжали пихать и молотить друг друга кулаками, влекомые толпой то туда, то сюда. Финн бросился в гущу схватки, пытаясь добраться до драчунов, чтобы разнять их. Но не успел он оглянуться, как толпа вытолкнула его на улицу. Тротуар перед баром уже стал скользким, и какой-то проходящий мимо молодой человек поскользнулся и упал. Темноволосый драчун наклонился и бросился на рыжего, громко рыча. Финн сунул в рот мизинцы и оглушительно свистнул, чтобы привлечь внимание толпы. — Хватит, ребята. Давайте кончайте, хватит. Он почувствовал толчок в спину и опять оказался рядом с дерущимися парнями. Когда они меня наконец увидят и услышат, — подумал он, — я смогу их утихомирить. Если придется, я просто встану между ними, и все. Глаза рыжего широко раскрылись, когда он понял, что здесь Финн. Он еще совсем юнец, — подумал Финн. — Я же вижу, что ему страшно и он хочет, чтобы это побыстрее закончилось. Все в порядке. Дело уже почти сделано. Парень опустил глаза, Финн посмотрел туда же и вдруг ощутил что-то странное в животе, почувствовал острую боль. Свет углового фонаря отражался в двух дюймах клинка, виднеющихся между толстовкой Финна и рукояткой ножа, которая была зажата в чьем-то кулаке. Он увидел, как кто-то выдернул клинок из его тела. Увидел и глотнул воздуха, словно пловец, вынырнувший из воды. И закричал, когда нож вонзился в него опять. У Финна подогнулись колени, и он рухнул на тротуар. Последней на запорошивший бетон первый снег упала голова. — Фи-иинн! Нет, Финн, нет! Кто-нибудь, вызовите «Скорую»! Его ударили ножом! Это крикнула Кларисса. Последним, что увидел Финн, стала любимая сотрудница его бара, безуспешно пытающаяся остановить кровотечение, прижимая свой фартук к его толстовке. * * * Зрители не смогли остановить драку, но вид Финна, которого они все любили и который сейчас, окровавленный, лежал на снегу, в корне изменил настрой толпы. Перестав быть сторонними наблюдателями, они набросились на двоих драчунов и общими усилиями задержали их до прибытия полицейских. «Скорая» подъехала через несколько минут, но Лу Финни уже был мертв. Тем временем завсегдатай бара по имени Роки нашел открытый складной нож футах в двенадцати от тела Финна, отброшенный туда либо убийцей, либо кем-то еще, умышленно или нет, во время неразберихи, которая последовала за убийством. И, чтобы оказать последнюю помощь своему другу, Роки покараулил нож, не дав никому дотронуться до него до приезда полиции. Полицейские, первыми прибывшие на место преступления, выяснили, что драчуна с темными волосами звали Дэррен Гантер, он учился на третьем курсе Вассара и именно он отмечал сегодня в баре Финна свой двадцать первый день рождения. А рыжего звали Джей Прэтт, ему было двадцать семь лет, и он являлся брокером по операциям с коммерческой недвижимостью. Детективом, которого первым вызвали на место преступления, оказался Лео Фарли, восходящая звезда полицейского департамента Нью-Йорка. Глава 18 Лори заметила, что ее отец встал и начал ходить по комнате, излагая доводы в пользу виновности Дэррена Гантера в убийстве всеми любимого владельца бара в Вест-Виллидж по имени Лу Финни. Он явно не находил себе места.