— Извините. — Он приподнял свою бейсболку с надписью «Алабама». Энди сейчас было не до любезностей. Она шагнула влево, и он шагнул вправо. То же самое произошло, когда она сделала наоборот. Он рассмеялся. Она тяжело взглянула на него. — Мои извинения. — Алабама снял бейсболку и сделал приглашающий жест, давая ей пройти. Энди так быстро прошла через раздвижные двери, что те не успели полностью открыться. Она ударилась рукой об одну из створок. — Тяжелый день? — Алабама проследовал за ней на улицу. Он стоял на приличном расстоянии, но даже это казалось слишком близко. — Вы в порядке? Энди снова кинула на него тяжелый взгляд. Он что, не видел, что сейчас показывали по телевизору? Он не понял, что Энди — ни на что не годная дочь той женщины, которая в одиночку справилась с хладнокровным убийцей? А потом стала убийцей сама? — Что-то не так, офицер? — Алабама все так же улыбался Энди. Она посмотрела на свою псевдополицейскую форму. На глупый нагрудный знак серебристого цвета, напоминавший нашивку девочки-скаута, но имевший гораздо меньший вес, потому что ради нашивки девочки-скауты хотя бы что-то делали. Все, что делала Энди, — отвечала на звонки и объясняла перепуганным людям, как делать сердечно-легочную реанимацию или отключать двигатель после аварии. Джона Ли Хелсингер подумал, что она коп. Он подумал, что она убьет его. Застрелит. Не дрогнув. Энди посмотрела на свои руки. Унять дрожь никак не удавалось. Она готова была снова заплакать. Почему она постоянно плачет? — Вот. — Алабама подал ей платок. Энди уставилась на аккуратно сложенный белый кусок ткани. Она думала, Гордон был единственным, кто до сих пор носит с собой носовые платки. — Просто пытаюсь помочь даме в беде. — Он широко улыбнулся, все еще протягивая ей платок. Энди его не взяла. Она первый раз как следует рассмотрела этого человека. Высокий и стройный, по возрасту, вероятно, приближается к сорока. Джинсы и кеды. Воротничок белой рубашки расстегнут, рукава аккуратно закатаны до локтей. Выглядит так, будто забыл побриться этим утром, или, может, это часть его образа. Мысль, внезапно пришедшая ей в голову, настолько вывела ее из равновесия, что она сразу выпалила: — Вы репортер? Он засмеялся и покачал головой: — Я честно зарабатываю свой хлеб. — Вы коп? — предположила она. — Детектив? — Когда он тут же, немедленно не ответил, она сказала: — Пожалуйста, оставьте меня в покое. — Ух ты, колючка. — Он поднял обе руки, отступая. — Я просто поддерживал светскую беседу. Энди не хотела беседовать. Она сканировала взглядом стоянку в поисках белого «БМВ» Гордона. Где отец? Энди достала свой телефон. Экран был заполнен уведомлениями о пропущенных звонках и непрочитанных сообщениях. Минди Логан, Сара Аивз, Элис Блэдел. Дэнни Квон. За последние несколько часов несколько гиков[8] из оркестра, хора и драмкружка, с которыми она дружила в старших классах, внезапно вспомнили ее номер. Она смахнула уведомления, нажала на контакт «ПАПА» и написала: «Скорей». Алабама, кажется, наконец понял, что она не настроена с ним болтать. Он засунул платок обратно в карман джинсов, подошел к одной из скамеек и присел. Достал свой телефон. Его большие пальцы забегали по экрану. Энди огляделась, не понимая, что могло так задержать Лору. Она осмотрела ближний край стоянки. Ее отец, вероятно, оплачивает парковку, а значит, будет только минут через двадцать, потому что женщина в будке беседует с каждым, кто приходит к ней с талончиком. Ей оставалось только ждать. Энди села через три скамейки от Алабамы. Каждый мускул в ее теле был как растянутая резинка. Голова гудела. Живот ныл. Она посмотрела, не ответил ли ей Гордон, но он никогда не проверял телефон за рулем, потому что это опасно. Раздвижные двери открылись. При виде матери Энди почувствовала облегчение, а затем смятение. Санитар вывез каталку к бордюру. На Лоре была ярко-розовая футболка с логотипом Медицинского центра Белль-Айл. Она была слишком большой для ее стройной фигуры. Ее, очевидно, мучила непрекращающаяся боль. Цвет ее лица напоминал тетрадный лист. Здоровой рукой она крепко вцепилась в подлокотник. — Они что, не дали тебе обезболивающее? — спросила Энди. Лора ничего не сказала, так что за нее ответил санитар: — Действие анестезии заканчивается. Доктор предложил выписать рецепт, но она отказалась его брать. — Мам… — Энди не знала, что сказать. Лора даже не смотрела на нее. — Мама. — Я в порядке, — отрезала Лора, хотя ее зубы были крепко сжаты. Она обратилась к санитару: — У вас есть сигареты? — Ты же не куришь, — произнесла Энди в тот момент, когда ее мать потянулась к пачке «Мальборо», которую санитар достал из кармана рубашки. Санитар прикрыл пламя рукой, когда поднес ей зажигалку. Энди отошла в сторону, чтобы не чувствовать запаха. Лора, казалось, даже не заметила. Она глубоко затянулась и закашлялась, выпустив изо рта облако белого дыма. Она неловко держала сигарету, зажав ее между большим и указательным пальцами, как наркоманка. — Со мной все нормально, — проговорила она хриплым шепотом. — Мне просто нужно, чтобы меня не трогали. Энди поймала ее на слове. Сделала еще несколько шагов, увеличивая расстояние между ними. Посмотрела в сторону въезда на парковку. Ей хотелось, чтобы Гордон поскорее приехал. Она снова начала плакать, только тихо. Она не знала, что делать. Это была какая-то бессмыслица. Лора сказала: — В доме твоего отца есть какие-то коробки. У Энди задрожали губы. Молчание доконало ее. Ей нужны были ответы. — Что я сделала не так? — Ты ничего не сделала не так. — Лора продолжала курить сигарету. — Мне просто нужно перестать с тобой нянчиться. Ты должна научиться крепко стоять на ногах. — Переехав к папе? — Ей нужно было найти в этом какой-то смысл. Лора всегда действовала осмысленно. — Мама, пожалуйста… Лора сделала последнюю затяжку и передала сигарету санитару, чтобы он докурил. — Возьми все, что нужно, чтобы переночевать, — сказала она Энди. — Отец не оставит тебя навсегда. Подумаешь над своим бюджетом. Поймешь, что ты можешь себе позволить. Может, переедешь в Атланту или даже обратно в Нью-Йорк. — Она посмотрела на дочь снизу вверх из своего кресла. — Тебе нужно оставить мой дом, Андреа. Сейчас я хочу побыть одна. Я заслужила право побыть одной. — Я не… — слова путались у Энди во рту. — Я никогда… — Замолчи. — Она никогда так не говорила с Энди. Она словно возненавидела ее. — Просто замолчи. Почему? — Слава богу, — пробормотала Лора, когда «БМВ» Гордона подъехал ко входу и остановился прямо напротив ее кресла-каталки. — Помогите мне подняться, — Лора протянула руку санитару, но внезапно рядом с ней возник мужчина в бейсболке с Алабамой. — Рад быть полезен, мэм, — произнес он. Если бы Энди не смотрела на мать с таким вниманием, она не заметила бы выражение, промелькнувшее на ее лице. Паника? Страх? Отвращение? — Вот так, — сказал он. — Спасибо. — Лора позволила ему помочь ей подняться. Гордон обошел машину и открыл дверь. — Дальше я сам, — сказал он Алабаме. — Да все в порядке, здоровяк. — Алабама не выпустил руку Лоры. Он подвел ее к переднему сиденью автомобиля и нежно приподнял ее ноги, когда она уселась, глядя прямо перед собой. — Теперь будьте осторожны. — Спасибо, — сказал Гордон. — Всегда рад. — Алабама протянул ему руку. — Сожалею, что ваша жена и дочь оказались в такой ситуации. — Эм… Да. — Гордон был слишком вежлив, чтобы поправить его насчет своего нынешнего семейного положения, не говоря уж о том, чтобы не пожать ему руку. — Благодарю вас. Алабама коснулся своей бейсболки, глядя на Энди, когда она забиралась на заднее сиденье. Он закрыл за ней дверь, прежде чем она успела хлопнуть ею перед его носом. Гордон сел за руль. Он с видимым омерзением понюхал воздух. — Ты курила? — Гордон, просто поезжай.