— Лора? — произнес Гордон. Энди обернулась, наконец вырвавшись из темного омута глаз Палаццоло. Она ожидала увидеть свою мать на очередной больничной каталке, но та прямо сидела в инвалидном кресле. — Со мной все в порядке, — сказала Лора, но ее лицо кривилось от боли. На ней была белая больничная рубашка. Ее рука была привязана к талии ремнем с застежкой-липучкой. Кисть была зафиксирована чем-то вроде байкерской перчатки с отрезанными пальцами. — Мне нужно переодеться, и потом я готова ехать домой. Гордон уже открыл рот, чтобы начать протестовать, но она оборвала его: — Пожалуйста. Я уже сказала врачу, что буду выписываться. Она собирает все необходимые бумаги. Ты можешь подогнать машину? — Она выглядела раздраженной, особенно тем, что Гордон не сдвинулся с места. — Гордон, не мог бы ты, пожалуйста, подогнать свою машину? — Доктор Оливер, — сказала Палаццоло. — Ваш хирург сказала мне, что вам нужно остаться на ночь, а может, и дольше. Лора не спросила женщину, кто она или почему она разговаривала с ее хирургом. — Гордон, я хочу поехать домой. — Мэм, — снова начала Палаццоло. — Я детектив Палаццоло из Полицейского управления Саванны… — Я не хочу говорить с вами. — Она посмотрела прямо на Гордона. — Я хочу поехать домой. — Мэм… — У вас проблемы со слухом? — спросила Лора. — Этот человек юрист. Он может рассказать вам о моих законных правах, если они вам неизвестны. Палаццоло нахмурилась. — Да, мы это уже проходили, но я хочу прояснить для протокола: вы отказываетесь от дачи показаний? — В данный момент, — вмешался Гордон, потому что охотнее всего он вставал на сторону Лоры в конфликтах с посторонними. — Мои представители позвонят вам, чтобы назначить встречу. — Я могу задержать ее в качестве особо важного свидетеля. — Можете, — согласился Гордон. — Но тогда она сможет остаться здесь согласно врачебному предписанию, и вы все равно не получите к ней доступ. Лора попробовала вклиниться: — Я была под анестезией. Я не в состоянии… — Вы себе же делаете хуже. Вы это понимаете, да? — Доброжелательный фасад в духе «мы все на одной стороне», за которым скрывалась Палаццоло, рухнул. Она была явно вне себя. — Только тем, кто держит язык за зубами, есть что скрывать. — Мои представители свяжутся с вами, когда она будет готова говорить, — повторил Гордон. Края челюсти рельефно выступили на лице Палаццоло, словно стальные шарниры, когда она сжала зубы. Она коротко кивнула и ушла. Полы ее пиджака развевались за ее спиной, когда она шагала к лифту. Гордон обратился к Лоре: — Тебе лучше остаться в больнице. Она тебя не побеспокоит. Я получу судебный запрет, если… — Домой, — сказала Лора. — Либо иди за своей машиной, либо я вызываю такси. Гордон посмотрел на санитара, который вез ее каталку, в надежде на его помощь. Мужчина пожал плечами: — Она права, брат. Как только она подпишет бумаги, мы больше не сможем держать ее здесь против ее воли. Гордон опустился на колено перед креслом-каталкой. — Милая, я не думаю… — Андреа. — Лора сжала руку Энди так сильно, что у нее сместились суставы. — Я не хочу здесь находиться. Я больше не могу оставаться в больнице. Только не на ночь. Ты понимаешь? Энди кивнула, потому что это по крайней мере она точно понимала. Лора почти год постоянно выписывалась и снова ложилась в больницу из-за осложнений после операции, двух случаев острой пневмонии и клостридиальной инфекции, которая оказалась настолько живучей, что чуть не посадила ей почки. — Папа, она хочет поехать домой. Гордон что-то пробормотал себе под нос. Поднялся. Засунул руки в карманы. Внутри зазвенели ключи. — Ты уверена? — Он покачал головой, потому что у Лоры не было привычки говорить что-то, в чем она не была уверена. — Переодевайся. Подписывай свои бумаги. Я буду ждать у входа. Энди смотрела, как уходит ее отец. Она ощутила, что в груди поднимается знакомое чувство вины за то, что она придала большее значение требованиям матери, а не желаниям отца. — Спасибо. — Лора ослабила хватку на руке Энди. Она обратилась к санитару: — Не могли бы вы найти футболку или что-то в этом роде, во что можно переодеться? Он кивнул и удалился. — Андреа, — Лора понизила голос. — Ты сказала что-нибудь детективу? Энди замотала головой. — Ты говорила с ней, когда я заехала в коридор. — Я не говорила… — Энди удивил резкий тон матери. — Она задавала вопросы. Я ничего ей не сказала. — Потом Энди добавила: — Я не говорила. Вообще. — Ладно. — Лора попыталась повернуться в кресле, но, судя по ее скривившемуся лицу, боль была слишком сильной. — Вернемся к тому, о чем мы говорили в дайнере. Мне нужно, чтобы ты съехала. Этим вечером. Ты должна уйти. Что? — Я знаю, я говорила, что не буду ставить тебе крайний срок, но ставлю, и этот срок — сегодня. — Лора снова попыталась повернуться. — Ты взрослая, Андреа. И тебе пора начинать вести себя соответствующе. Я хочу, чтобы ты нашла квартиру и съехала. Сегодня. Энди почувствовала, что ее внутренности оказались словно в состоянии свободного падения. — Твой отец согласен со мной, — сказала Лора, будто бы это могло придать ее словам больший вес. — Я хочу, чтобы тебя не было в доме. В гараже. Просто убирайся, ладно? Ты не можешь сегодня там спать. — Мама… Лора со свистом вдохнула воздух через сжатые зубы, снова попытавшись принять удобное положение. — Андреа, пожалуйста, не спорь со мной. Этой ночью мне нужно побыть одной. И завтра, и… Просто тебе нужно уйти. Я присматривала за тобой тридцать один год. Я заслужила право побыть в одиночестве. — Но… — Энди не знала, что должно последовать за «но». Но погибли люди. Но ты могла погибнуть. Но ты убила человека, хотя тебе необязательно было это делать. Ведь необязательно? — Я приняла решение. Иди вниз и удостоверься, что твой отец подогнал машину к нужному входу. Гордон и раньше забирал их из больницы. — Мама… — Андреа! Можешь ты хоть раз сделать то, что я тебе говорю? Энди захотелось закрыть уши. Она никогда в жизни не видела такой холодности со стороны матери. Между ними будто раскинулось огромное ледяное озеро. Зубы Лоры были сжаты. — Иди. Энди развернулась на каблуках и пошла прочь. По ее лицу текли слезы. Она слышала эту интонацию в голосе матери уже второй раз за сегодня, и оба раза ее тело реагировало раньше, чем ее мозг успевал ввести ее в ступор. Гордона нигде не было видно, но у лифта ждала детектив Палаццоло. Женщина открыла рот, чтобы заговорить. Энди продолжала идти. Она решила спуститься по лестнице. Ее ноги еле переступали через ступеньки. Все ее тело онемело. Голова кружилась. Слезы лились градом. Съехать? Сегодня? То есть сейчас? То есть навсегда? Энди закусила губу, чтобы перестать плакать. Она должна держать себя в руках хотя бы до того момента, как увидит отца. Гордон все исправит. Он все наладит. Придумает какой-нибудь план. Найдет объяснение, что за хрень случилась с ее доброй, заботливой матерью. Энди ускорилась, чуть ли не перелетая через ступеньки. Свинцовая тяжесть на ее сердце стала будто чуточку легче. Должна быть причина, почему Лора себя так ведет. Стресс. Анестезия. Скорбь. Страх. Боль. Любая из этих вещей может пробудить самое худшее в человеке. А вместе взятые они могут элементарно свести с ума. Вот оно. Лоре просто нужно время.