Два часа длились катастрофически медленно. Голова раскалывалась, и Ария никак не могла понять, что же с ней происходит и почему это состояние преследует ее уже не первый день. Задумываясь об Ароне, она переживала еще больше. Вспоминала его лицо, глаза, голос… Девушка встала с места и направилась к выходу. – Ария, вы… – хотел было возмутиться преподаватель, но она его перебила: – Извините, мне плохо. Девушка вырвалась в коридор, облокотилась руками о подоконник и крепко зажмурилась. Она стояла совершенно одна и ничего не слышала, кроме биения собственного сердца. – Нет, нужно уйти, я сюда больше не вернусь, – прошептала она сама себе и развернулась, чтобы забрать вещи из аудитории, но врезалась в чью-то широкую грудь. Она вздрогнула, не решаясь поднять глаза, но по цвету одежды и знакомому парфюму и так все поняла. Он приблизился к ней почти вплотную и прикоснулся большими ладонями к ее лицу. Затем приподнял подбородок, чтобы встретиться с ней взглядом. – Не понимаю, что происходит, поэтому надеюсь, что ты объяснишь мне хоть что-нибудь. Сидеть и смотреть на тебя после случившегося между нами нет никакого желания. – Пара скоро закончится, Арон. Не самое лучшее место для разговоров. – Наплевать. Просто скажи мне правду, и я тебя больше не трону. Что произошло с тобой после ухода Тита? Девушка прикусила губу, сдерживая слезы. Она молчала некоторое время, пока, наконец, не проговорила: – Воспоминания… все эти воспоминания о Земле разрушают меня. Я ничего не понимаю. Они возвращаются каждую минуту и не дают мне покоя. Голос Энзо крутится в голове, все, что было с ним, все, что мы пережили вдвоем… Я не могла позволить себе находиться рядом с тобой, но при этом думать о нем, понимаешь? Молодой человек лишь коротко кивнул. – Оно мешает. Не подпускает к тебе. Сложно объяснить… нужно почувствовать. А смерть Тита лишний раз доказала, что прощаться с теми, кого любишь, больно. Я не хочу с тобой прощаться, Арон. Мне больно оттого, что я позволила себе приблизиться к тебе, потому что теперь тяжело нам обоим. – Она вытерла рукавом толстовки слезы, которые побежали по раскрасневшимся щекам. В коридоре послышался шум, из аудиторий начали выходить люди. – Я ограждался, как мог, позволяя себе ощущать теплоту только к сестре, которая живет в моей памяти. Ты знала, что в Орлеане все ощущается иначе? Мне говорил об этом куратор. Наши чувства здесь сильнее. С ними тяжелее бороться, с ними больнее расставаться и от них практически невозможно избавиться. Именно поэтому я решил, что не подпущу к себе никого. Предполагал, что могу нарушить обещание, но искренне верил, что желание быть любимым хоть кем-то не превысит доводы рассудка. – Он сквозь боль улыбнулся, смотря на девушку. – Превысило. Может, это идет из детства… Все ведь формируется в детстве. Недостаток родительской любви – опасная штука. Мы начинаем во взрослой жизни, как слепые котята, лезть туда, куда, казалось бы, лезть определенно не стоит. Пытаемся найти теплоту, искренность, чувства. В глубине души я хотел этого. Хотел, чтобы эта короткая жизнь отличалась от того, что было там. Ари заметила взгляды девушек и парней, которые стояли в компаниях и наблюдали за ними. Они с Ароном никогда не общались в университете вдвоем, без ребят, поэтому студенты удивились. К тому же разговор выглядел весьма интригующим. Не самым приятным. – Парням тоже бывает больно, Ари. Они просто об этом не говорят, не признаются. Жаль, что девушки этого не понимают. Не понимаешь и ты, раз все эти пять дней игнорировала меня, пока я висел на телефоне и обивал пороги твоего дома, чтобы поддержать тебя. Я бы помог справиться с плохими мыслями. Но тебе, видимо, это совсем не интересно. Может, ты еще и о чувствах своих жалеешь? О том, что мы вообще пересеклись? Для тебя ведь все это просто ошибка. Верно? Ария не могла вымолвить и слова. Молчала. Просто молчала. – Влюбиться в человека, который считает тебя ошибкой… Да, я переплюнул сам себя. Парень усмехнулся и уверенным шагом направился к выходу. Ари взмахнула руками, чувствуя, как дыхание перехватывает от волнения, а потом рванула с места. Догнав парня, она схватила его руку и пылко потянула на себя. Арон обернулся, и, привстав на носочки, девушка накрыла его губы своими, невзирая на толпу людей. Арон обхватил ее за талию, сильнее прижав к себе, и углубил поцелуй. Гойо вышел из аудитории, следом за ним последовали Фабио с Эстеллой. Они увидели Ари вместе с Ароном и застыли как вкопанные. – Что за… – вырвалось из уст ошарашенной Эстеллы. – Арон, ты, черт возьми, серьезно? – Тихо. – Фабио хлопнул ее по руке, догадываясь, что все это время его друг был в курсе многих деталей, которые они так тщательно пытались скрыть. Арон отстранился от девушки и сделал несколько шагов вперед, приблизившись к Фабу. – Я отвечу на вопрос Эстеллы, но почему-то мне кажется, что тебе тоже есть что сказать. Темнокожий почувствовал в груди нарастающее волнение. – Ему нечего говорить! Лучше ты скажи, почему ты вот с этой! Эста поморщилась и махнула рукой на Арию. – А мне кажется, Фабио все-таки хочет что-то сказать… Мэрибель сразу же после выхода из университета села в свою машину и на всех парах понеслась в особняк Фауста. Девушке искренне хотелось верить, что он там, а не на темной стороне, к которой его уже явно готовили Августин с Софиной. Она бросила машину на обочине и позвонила в ворота, моля высшие силы, чтобы успеть вовремя. Спустя секунд десять ворота перед ней открылись, и девушка как можно быстрее направилась к самому дому. Мэри застыла у зеркальной двери. Сердце бешено колотилось в груди. Она мельком посмотрела на свое отражение и поправила растрепавшиеся волосы. Дверь отворилась, и на пороге показался Фауст в черной расстегнутой рубашке, из-за чего открывался вид на рельефный торс. В правой руке мужчина держал стакан с традиционным сливовым виски. «В глаза смотри, Мэри, в глаза…» – Я тебя ждал, – прервал неловкое молчание Фауст, и в животе девушки запорхали бабочки. – Господи, Фауст, я чуть с ума не сошла, пока ехала сюда! – Не дожидаясь приглашения, Мэрибель ворвалась в дом и запустила руки в волосы. – Что эти сволочи придумали? Я услышала, что вас отстранили от испытаний. Почему вы мне ничего не сказали? – Ты и так настрадалась за эти дни. Не хотел заваливать еще большими проблемами. Тебя они уж точно не касаются. – Не касаются? – Мэри рассмеялась и подошла к нему, выхватив бокал с виски. Девушка выпила его залпом и поморщилась от отвращения. – Я так виновата! Если бы не я, вы бы спокойно продолжали работать. Но нет, я не смогла себя контролировать и… – Это я не смог себя контролировать. – Он вновь улыбнулся. Они стояли опасно близко. На расстоянии вытянутой руки. – Я же взрослый, здравомыслящий мужчина… Это они так говорили во время выговора. Да, я взрослый и здравомыслящий, но, как оказалось, никакой гарантии самоконтроля эти качества не дают. – Разве? А мне кажется, вы неплохо держитесь. Даже не подходите ко мне. – Моя судьба предрешена, а твоя – нет. Мне завтра на темную сторону, Мэр. Девушка похолодела. Она сглотнула ком, вставший поперек горла, и в ужасе посмотрела на мужчину, но тот соблюдал поразительное хладнокровие. – И вы так спокойно об этом говорите? – А ты хочешь, чтобы я стены пробивал в конвульсиях? Если я что-то и ощущаю, то явно не снаружи. Все самое сокровенное здесь. – Он ладонью коснулся своей груди. – Знаешь… – Какая неожиданность. – Куратор усмехнулся. – Решила, наконец, перейти на «ты»? Мэрибель сделала два шага вперед и подняла глаза. Горячее дыхание Фауста прошлось по ее коже. – Мое сокровенное тоже здесь. – Она взяла его руку и приложила к своей груди, туда, где яростно билось сердце. – Я продам душу дьяволу, но не позволю тебе уйти отсюда. Тебя я точно не потеряю. Мэрибель крепко зажмурилась, а потом наклонилась и уперлась лбом в его грудь, запустила руки ему под рубашку, обхватила торс. Мужчина улыбнулся и положил подбородок на ее макушку. Он давно не ощущал подобной теплоты по отношению к себе, и это грело душу настолько, что все проблемы казались лишь пылью. – Я до завтра что-нибудь придумаю, обещаю, Мэр, но сейчас… – Он сквозь зубы вдохнул воздух и нехотя отстранился. – Не могла бы ты прекратить так рьяно прикасаться ко мне? Иначе я за себя не отвечаю. Тебе не нужны черные узоры, а они будут, если я не сдержусь… Мэрибель, хлопая ресницами, смотрела на него, сначала даже не понимая, о чем он говорит, но потом озарение прошибло мысли. – Тяжело быть куратором и не иметь возможности провести с кем-то ночь, да? Фауст, засмеявшись, отошел от нее и налил себе новый бокал алкоголя. – Тяжело не иметь возможности утонуть в чувствах к девушке, которая, какого-то черта, проникла в душу за кратчайшие сроки. – А что, если эта девушка никому не доверяла себя в этом городе, а сейчас готова? – Мэри медленно развязала шелковый пояс на своем платье. Фауст как заколдованный смотрел за действиями девушки, а потом неторопливо двинулся ей навстречу. – Не провоцируй. Я же сказал, что не сдержусь. – А я просила сдерживаться? Ремень слетел вниз, платье распахнулось и плавно соскользнуло на пол, открывая стройное тело, облаченное в черное кружевное белье. – Мэри… – Мы потеряли все в этом городе. Давай хотя бы не потеряем друг друга. После этих слов у куратора загорелись глаза. Как же мучительно долго он ждал эту девушку! Он стремительно подхватил Мэрибель, как пушинку, и посадил на стол, стоящий рядом. Все приборы полетели на пол. Фауст прожег девушку взглядом, полным желания, и они слились в страстном поцелуе. – Мне нечего тебе сказать, Арон, – ответил Фабио, опустив глаза.