– Ты любишь спорт? Бриония не знает, какое слово в этом вопросе главное: “ты”, “любишь” или “спорт”. – Не особенно. Пожалуй, мне нравится теннис, но это только из-за Холли. Она делает глоток вина. Оно приторное и слишком теплое. Дома в холодильнике стоит едва початая бутылка шабли 2001 года. Стоила фунтов тридцать, но это ведь сносная цена за бутылку вина, которое можно выпить дома, – в ресторане за эти же деньги нальют помои. Шабли дома прохладное и терпкое, разве что слегка отдает стогом сена поутру, не смейтесь, и, честно говоря, лошадиным навозом. Брионии нравятся вина с привкусом хлева или конюшни. Она весь день предвкушала это свое шабли. А теперь у нее в бокале 250 мл дерьмового пино-гри или вроде того, и нужно их одолеть, и голова чуть-чуть кружится от голода, она не ела с половины шестого. Какого черта она вообще заказала большой бокал белого, ведь оно теперь будет становиться все теплее и теплее! А ей еще вести машину. И не ляпнуть чего-нибудь глупого в их беседе. – То есть ты мне больше не учитель, правильно? – спрашивает она Олли. – Правильно, – говорит он. – И теперь мы можем переспать. Что? Так-так. Бриония покраснела как помидор. Наверняка покраснела. Олли продолжает следить за матчем. Она тоже смотрит на экран. Кто-то в белой майке бьет по мячу и отправляет его вратарю. Изображение немного размыто. Бриония не понимает, какого черта футболисты бросают мяч собственному голкиперу, когда им нужно бить в противоположную сторону. Но… Вот кто-то свистит в свисток. Беготня прекращается. Конец первого тайма. Олли смотрит на нее. – Эм-м… Я пошутил. Извини. – Да нет, все нормально. Я… – Ну а что у тебя с диссертацией? Ты ведь будешь писать под моим руководством, да? Спать со своим научным руководителем тоже нельзя. Ты уже подала заявку? – Что? – Я шучу, шучу. – Знаю. – И? – Да. Я подала заявку онлайн, на выходных. – А на стипендию? Бриония хмурится: – Да. Олли делает глоток пива. – Хорошо. Слушай, не хочу тебя обидеть, но, если подумать, она тебе точно нужна, эта стипендия? – Что? – Ну, ты уверена, что тебе она нужна больше, чем, например, Гранту? Его отец лишился ноги в несчастном случае на заводе, и завод отказывается выплачивать компенсацию. Или Хелен? Она выросла в рабочем районе в Херн Бэе, и директор школы однажды вынужден был купить ей пальто, потому что родители тратили все пособие по безработице на героин. Нет, ты не подумай, что я отговариваю или давлю на тебя, но… Ха-ха. А вообще, честно говоря, я тебя отговариваю… Ведь вы же нормально упакованные ребята – ты и Джеймс, верно? Олли подает все это как очередную шутку. Даже напускает на себя немного иронической серьезности, когда говорит о Гранте и Хелен, чтобы Бриония понимала, что их истории – это всего лишь истории, а реальность – она на порядок сложнее и значительнее, чем всякая жалостливая ерунда. Вот только она прекрасно видит, что Олли все это всерьез… – Ну вообще-то… – И к тому же – не хочется сейчас об этом говорить, но уж что случилось, то случилось, никуда не денешься, – предстоит раздел наследства бабушки Олеандры. Во сколько оценивают ее дом? В миллион? Или в два? Плюс ее бизнес. – Я думаю, она все завещала Августусу, – говорит Бриония. Она уже вела этот разговор с Джеймсом. Да что с этими мужиками творится? Они что, не в состоянии просто поскорбеть несколько дней, а уж потом рассуждать о разделе имущества? Впрочем, если взглянуть правде в глаза, бóльшую часть того, что Бриония получила в наследство от родителей, она потратила на одежду, вино, туфли и вещи для детей, и денег у них с Джеймсом теперь не так уж и много. Кое-что, конечно, есть. Однако Бриония вряд ли спустит девятьсот пятьдесят фунтов за десять минут, проведенных в “Фенвике”, на тени для век и увлажняющий крем, как в тот жаркий странный день прошлым летом. Они не могут себе позволить жить, как Августус и Сесилия или как Беатрикс, – у этих водится недвижимость, ценные бумаги и Бог знает что еще. У Брионии и Джеймса достаточно денег, чтобы поехать на Рождество на Мальдивы (как того хочет Бриония), но маловато, чтобы купить лес в Литлборне (как хочет Джеймс). Если Брионии перепадет часть наследства Олеандры, она обещала купить Джеймсу этот его лес, потому что да, конечно, что может быть прекраснее в этом гребаном мире, чем проводить каждое лето в темном сыром лесу, собирая там ядовитые мухоморы, постоянно промокая до нитки и ПОДЫХАЯ. Даже если она не умрет, на бедрах у нее от постоянной сырости появятся опрелости – многим это кажется смешным, но на самом деле это совсем не смешно. Хотя кто знает, может, Джеймс наберет в лесу материал на книгу. А еще к тому моменту, когда им понадобится отправляться в лес, Бриония похудеет, и значит, опрелости не страшны. Она станет подобна лесной нимфе, будет одеваться в белоснежные паутинки, и… – Что вы с Клем собираетесь делать со своей долей? В смысле, если эта доля будет, хотя лично я считаю, что нет. – Возможно, я на время откуплюсь от университета, сделаю перерыв в преподавании и закончу книгу. А то здесь столько дел и суеты, просто черт знает что. Олли допивает свой эль и продолжает: – А Клем хочет вырыть пруд в саду. И снять о нем фильм. Он смотрит на бокал Брионии. – Тебе взять еще вина? Я пойду закажу себе еще. Бриония мотает головой. Он встает и идет к барной стойке. Бриония хочет в туалет, но не может отойти, пока Олли покупает пиво. Он может подумать, что она обиделась и ушла – то ли из-за его предложения переспать, то ли из-за разговора про стипендию. И тогда он, пожалуй, тоже уйдет. Но разве это так уж страшно? Бриония тогда поедет домой и начнет вечер заново: выпьет шабли вместо этого пино-гри и будет любить Джеймса, как примерная жена. В этом бокале 165 калорий, но Бриония не станет вносить его в свой дневник диеты – вино так себе, да и вообще она не планировала его пить. Дома она выпьет 250 мл шабли и вот это уже внесет в дневник. Про пирожок с сосиской и жареную картошку, которые она съела сегодня в столовой перед занятием, тоже можно не писать, ведь, честно говоря, обычно она не ест ничего такого, и к тому же конец семестра уже не за горами – наверняка она больше и не заглянет в столовую, а где еще можно найти пирожок с сосиской и жареную картошку? К черту. Она просто-напросто не станет заполнять сегодня дневник диеты. Начнет лучше завтра с чистого листа. А это значит, что дома можно будет выпить всю бутылку шабли. И сейчас съесть пакетик чипсов. Решится ли она съесть пакетик чипсов на глазах у Олли? Нет. Или все-таки решится? Честно говоря, сейчас Брионии больше всего хочется выкурить сигарету, но это уж совсем ни в какие ворота. Она бросила курить окончательно и бесповоротно три с лишним года назад. В сигаретах, конечно, ноль калорий. Но Джеймс терпеть не может, когда она курит, и дети – тоже. В последний раз, когда Бриония курила, Холли плакала всю ночь и грозилась покончить с собой. Олли возвращается с пинтой индийского и бокалом белого вина, поменьше прежнего. – Вот, – говорит он. – Прости, что наговорил столько дерьма. Был тяжелый день. 175 мл. Еще 130 калорий. И когда дойдет дело до этого нового бокала, вино в нем будет уже теплым. То есть еще теплее, чем сейчас. Вот, что следовало бы сделать, нет, правда: дождаться, пока Олли выйдет покурить, вылить куда-нибудь остатки из большого бокала и начать второй бокал, он и поменьше, и похолоднее. Хорошо, но как это дело провернуть? Можно, например, отдать первый бокал обратно бармену. Отдать и объяснить, что ей вообще-то не следует столько пить, ведь она за рулем, и не могли бы они, пожалуйста, вылить остатки вина, но так, чтобы тот человек, с которым она пришла, этого не увидел? А можно отдать им и сказать, что вино дерьмовое. Подойти к барной стойке и сказать: “Вино у вас такое дерьмовое, что даже студенты его пить не станут”, – ну или что-нибудь поумнее, она придумает. Но тогда они нальют ей чего-нибудь другого. Как же трудно терять вес, когда люди постоянно угощают тебя разными калорийными вещами. Олли принимается сворачивать сигарету. – Слушай, – говорит Бриония. – Ты не скрутишь и мне одну? На экране снова футбол. Невероятно, но Австралия забивает гол. – Твою мать, – говорит он. – Пора покурить. Ты идешь? Они курят возле университетского утиного пруда. Бриония борется с тошнотой, но вынуждена признать, что, когда первоначальное головокружение отступает, вкус у сигареты оказывается восхитительный. Она вдруг чувствует себя мягкой и нежной, почти как в тот раз, когда приготовила чай, перепутав банки в доме у Флёр. Она и забыла, как это бывает. К тому же она и весила меньше, когда курила. И как только ей в голову взбрело это бросить? Ведь курение – это как лучший друг, который всегда выслушает и никогда не осудит. – Было бы здорово устроить во дворе садовый пруд, – говорит она. – Сейчас самое время, дети уже достаточно взрослые, но это ведь так дорого… – Если получишь стипендию, сможешь позволить себе пруд. – Да я не к тому, – вздыхает Бриония. – А впрочем, ладно, хорошо, о’кей. Я заберу свою заявку. Мне стипендия и в самом деле нужна не так сильно, как Гранту и Хелен. Ты прав. Но главное – они еще и учатся лучше, чем я. К чему мне хлопотать о стипендии и пытаться их обскакать? Она снова вздыхает и глубже затягивается сигаретой. Олли морщится: – С чего ты взяла, что они учатся лучше тебя? – Они охотнее говорят. – Ты получила высший балл за эссе. – Правда? – Да. Так что тебе наверняка дадут стипендию. Но им она нужнее. Иначе они не смогут писать диссертацию: выходит, ты как бы лишишь их возможности получить степень. Ты-то, понятное дело, сможешь защититься и без стипендии. – Пожалуй. Ну что ж, значит, обойдемся без пруда. “И без леса”, – подумала Бриония. И добавила: – Не страшно. Надеюсь, хотя бы вы свой выроете. – В нашем никакие дети не утонут, – говорит Олли. – Никогда. Он бросает окурок в пруд. – И из-за этого жена меня теперь ненавидит. Ну, ты и сама все знаешь. Бриония понятия не имеет, о чем он говорит. – Я понятия не имею, о чем… – Слушай, не обращай на меня внимания. Плету черт знает что. Извини. К черту. Пошли обратно. Тем временем австралийцы забили еще один гол. Пенальти. Счет два-один. – Ну что ж, – говорит Олли. – Чудеса случаются. Он идет купить себе еще пиво. Брионии давно пора было уйти. Она даже не послала Джеймсу смс – предупредить, что задержится. Почему она этого не сделала? Она ведь могла написать ему, пока Олли заказывал пиво или выходил покурить, если бы, конечно, не вышла покурить вместе с ним. Надо написать хотя бы сейчас. А дома придется почистить зубы, прежде чем с кем-нибудь здороваться. Так можно будет провести хотя бы детей, хотя Джеймс, конечно, на это не купится. Что бы она теперь ни сделала, он поймет, что она пила и курила. При таком раскладе она не успеет допить сегодня свое прекрасное шабли: Джеймс наверняка уже будет в постели с книжкой, а какая жена сидит и пьет вино, пока муж читает в кровати? Она срочно набирает сообщение: “Отмечаем конец семестра. Не было связи, извини. Приеду, как только удастся вырваться. Люблю тебя”. Кто-то, возможно Флёр, недавно говорил Брионии, что есть такое приложение, которое само отправляет людям смс. В базу внесены шаблонные фразы, которые люди постоянно пишут друг другу: “Извини. Скоро увидимся. Уже выхожу. Я тебя люблю”. Наверное, это была Флёр. Да, точно, за чаем в воскресенье, когда они не разговаривали о смерти Олеандры и о том, как эту смерть переживает Флёр. Об этом приложении Флёр рассказала какая-то знаменитость, полагая, что она не одобрит такое новшество. Но для Флёр нет никакой разницы, выданы ли слова “Я тебя люблю” телефонным приложением или набраны пальцами отправителя, – текст, в конце концов, состоит всего лишь из слов. Бриония сама себе удивилась, сказав в ответ что-то о Деррида и о том, что он был не прав, утверждая, будто слова бессмысленны: как раз наоборот. Слова прокладывают границы между вещами. Создают значение. Без слов мы не видели бы разницы между столом и планетой. Да и существовало бы хоть что-нибудь, если бы не слова? Тогда Флёр, как ей и полагается, сказала, что между столом и планетой, в самом деле, нет никакой разницы и Вселенная – лишь иллюзия. Холли закатила глаза и сказала: “Ясно, вы обе – чокнутые, это диагноз”. – Зачем ты говоришь, что Клем тебя ненавидит? – говорит она Олли, когда он возвращается. – Такого просто быть не может. Ты ведь симпатичный – и это совершенно объективно, не подумай, – и книга у тебя выйдет потрясающая, и… Бриония касается плеча Олли, чтобы приободрить его. Она не так часто касается плеч мужчин, во всяком случае, в последнее время. Удивительно, до чего твердое у Олли плечо. У него невероятные бицепсы: ну просто камни, размером с теннисный мяч. Разум Брионии пускается кружить по бесконечному эллипсу, а стенки влагалища немедленно начинают выделять жидкость. Биологию ничего не стоит затащить в постель. – Может, она даже сама не подозревает, – говорит он, – но в глубине души ненавидит меня. – Нет. Этого не может быть. Ей так с тобой повезло.