Мне нужно выбраться отсюда – вот что яснее ясного. Я действительно уже видела подобное оружие. Это «ворпальный меч» [7]; не знаю, откуда пошло его название. Этот явно списан, но как он сюда попал? Убойная сила таких штук – не в лезвии или острие, они не предназначены для резки. Но… кому же, кому? Ломаю голову, пытаясь найти источник ужасной убежденности в том, что я нахожусь в присутствии чего-то крайне злого, что не может быть соотнесено с невинным экспериментом в области реконструкции истории – ни при каком раскладе. Предательски вычищенная память вновь подводит меня, и, когда я бьюсь головой в запертые ворота собственной былой жизни, осознания, права ли я, не прибавляется. Права ли я, что Касс – это Кей? Права ли я, считая Майка агрессором? Права ли касательно меча и кубка? Права ли насчет того, кем/чем являюсь сама? 7. Сны Время ползет с черепашьей скоростью. Я не рассказываю Сэму ни о происшествиях в церкви, ни о синяке под глазом Касс, ни о ворпальном мече на алтаре. С ним хорошо жить, он охотно слушает мои депрессивные разговоры о мире женщин, хотя червь тревоги постоянно точит меня изнутри. Ему точно можно доверять? Я хочу довериться, но все еще не уверена, что он – не один из моих преследователей. Ужасная дилемма. По этой причине я не говорю Сэму, что делаю в гараже или на тренажере. Да и сам он что-то не особо делится тем, чем занимается на своей «работе». Кое-кто из нашей когорты поговаривает об «организации званого ужина», но, если бы мы ввязались в их круг общения, пришлось бы отвечать взаимностью и в какой-то момент пригласить чужаков к себе. Думаю, и для меня, и для Сэма это будет чревато бессмысленным стрессом – нас пока вполне устраивает жизнь на социальном отшибе. Но я все еще тревожусь о Касс. Когда мы вернулись домой после напряженного церковного собрания, я проверила статистику нашей когорты. Джен лидирует по показателю «социальные связи», на втором месте – Алиса, ее помощь с выбором одежды высоко оценивается. Я, разумеется, в нижней части рейтинга. Можно посмотреть диаграмму распределения поощряемых активностей – похоже, все остальные зарабатывают на сексе со своими партнерами. Таков самый легкий путь набить рейтинг. Я смотрю диаграммы Касс – у нее с Майком весьма стабильно протекающие половые отношения. Мне этот факт кажется необъяснимо удручающим. Остальные явно ждут, что и мы с Сэмом подключимся, но я не хочу делать ничего, что могло бы подсластить пилюлю (хоть бы капельку) Джен. Возможно, это инфантильная позиция, но мне почему-то тяжело осознавать, что мой рейтинг постоянно проверяют. Все ждут, что я сдамся и позволю Сэму взять то, что, по их мнению, он непременно должен хотеть. Жаль, что они так мало знают о нас. Примерно две недели спустя мое состояние доходит до точки кипения. На дворе – знойный утомительный вечер вторника. Я провела утро, тренируясь на свежем воздухе – соседей по-прежнему нет, хотя через пару недель прибудет еще одна группа и пара семей неподалеку все же нарисуется. После тренировки я на весь день заперлась в гараже. Учусь сварке с грехом пополам – удивительно, что пока обошлось без ожогов и ударов током. У меня есть смутные воспоминания о том, что давным-давно я уже занималась этим делом – но пропасть минувшего, очевидно, велика, да и я забыла почти все, что знала. Что-то не так здесь и с качеством материалов – куски пружинной стали, которые я пытаюсь спаять в одно целое, становятся хрупкими у сварного шва. Когда я пытаюсь согнуть свое детище, стоившее часа работы, в тисках, оно лопается по всей длине и разлетается по сторонам маленькими фрагментами, один из которых, стой я чуть левее, мог залепиться мне прямо в глаз. В неприятном шоке от произошедшего я возвращаюсь в дом – разобраться с ужином. Если оставить Сэма после работы наедине с собой, он плюхнется в кресло перед телевизором и забудет обо всем – в первую очередь, о какой-то пустячной готовке еды для двоих. И вот я на кухне одна, копошусь в замороженных полуфабрикатах и в какой-то момент умудряюсь уронить одну из упаковок на пол с высоты своего роста. Та лопается, и содержимое обильно рассыпается по полу. Наступает один из тех эпизодов, когда кажется, будто вся Вселенная навалилась на тебя совокупным весом и все вокруг смеется над твоим незавидным положением. «Какого хрена я тут делаю?» – задаюсь я вопросом и через мгновение начинаю рыдать. Я заперта в совершенно неадекватном теле и у меня остались обрывочные воспоминания о том, кем я была, что подталкивают меня к поискам лучшей жизни. Я попала в ловушку зеркального отражения исторического общества, где все были сумасшедшими по умолчанию, сведенными с ума иррациональными законами и бестолковыми обычаями. Вот я думаю, что помню, как была в реабилитационном центре, читаю письмо, написанное для себя более ранней версией, – и как я узнаю, что взаправду писала письмо самой себе? Я даже не помню, чтобы я это делала! Вполне возможно, это шутка. Конфабуляция. Моя собственная глупая попытка привнести немного волнения в жизнь, полностью лишенную интереса. Разглагольствования о могущественных преследователях, желающих мне смерти, с каждым днем кажутся все более неправдоподобными, и я списала бы их в невероятные, если бы не тот чернокожий тип, что напал на меня перед самым заселением в симуляцию. Я не могу вспомнить решительно никаких причин, по которым кто-то мог желать мне смерти. Во всяком случае, на данный момент даже умеренно компетентный новичок наймит сочтет это тривиальной задачей – я даже не могу поставить замороженную стряпню в микроволновку, предварительно не поваляв по полу. Я подолгу торчу в гараже, мастеря арбалет – и планирую вдобавок на раз-два выковать меч, – в то время как враги, если они и впрямь существуют, организуют паноптикум, общество абсолютной слежки, и располагают оружием вроде той штуки, что лежала на церковном алтаре. Лезвия, сделанные из лазерного суперконденсата, волноводы генераторов червоточин. Ножи, рассекающие пространство-время. Убийцы придут за мной средь бела дня, при поддержке целой свиты редакторов памяти и экзистенциальных программистов. Мне некуда бежать – отсюда нет выхода, кроме как через Т-ворота, контролируемые экспериментаторами. Следовательно, нет и входа. И я даже не знаю, потеряла ли Кей – вполне возможно, я потеряла ее из-за того, что приняла Касс за Кей, – и почему вообще позволила Пикколо-47 уговорить себя сунуться сюда. Все, что у меня есть, – собственная память, но даже на нее я не могу полагаться. Ощущаю себя беспомощной, потерянной, ужасно незначительной. Образ кухни расплывается перед глазами – его застилает пелена слез. Щелкает замок входной двери, из прихожей слышны шаги, и это больше, чем я могу вынести. Сэм находит меня на кухне, рыдающей и шарящей в поисках совка. – Что… – А… да я… – Мне удается выкинуть коробку в мусорное ведро и бросить совок поверх нее. – Ничего особенного. – Видно же, что не «ничего», – настаивает он. Логично. – Не хочу об этом говорить. – Я шмыгаю носом и вытираю глаза рукавом, смущенная и ненавидящая себя за проявление слабости. – Не важно. – Ну, скажи. – Его рука утешительно ложится мне на плечи. – Так, пошли за мной. – Пошли. Он ведет меня из кухни в гостиную, к большим стеклянным окнам. Я смотрю, толком не понимая, как он открывает одно из них. От пола до потолка окно само по себе образует дверь, дверь в сад за домом. – Идем, – говорит он, выходя на лужайку. Я следую за ним на улицу. Трава успела подрасти и стать длиннее, чем прежде. «Что тебе от меня нужно?» – думаю я. – Садись, – говорит Сэм. Я моргаю и смотрю на скамейку. – Ладно. – Снова шмыгаю носом. – Жди здесь, – велит он и возвращается в дом, оставив меня наедине с моим глупым и отупляющим чувством неадекватности. Я смотрю на траву. Влажно (у нас в обеденное время спрогнозированы осадки, вода мягко моросила из миллиона крошечных форсунок, воткнутых в небо), и улитка с трудом пробирается вверх по стеблю прямо у моих ног. Вон еще одна – неподалеку. Хорошее время для самодостаточных моллюсков, что всюду носят на горбу собственный микрокосм. Чувствую мимолетный укол зависти. Вот она, я, внутри самой большой раковины, какую только можно представить – но ее стенки легко просматриваются. Каждый шаг, жест – все уходит на мониторы и датчики наших соглядатаев-экспериментаторов. Глупая гордыня заставляет думать, что я действительно могу переползти из одной скорлупы в другую, скрыться в недрах самой себя… Сэм что-то протягивает мне. – На, выпей. Я беру стакан. Он отлит из голубого стекла и имеет тяжелое основание, покрытое узором. Прозрачная жидкость заполняет его наполовину. Я вдыхаю горьковато-лимонный аромат. – Давай, не отравишься. Я поднимаю стакан и делаю глоток. Джин-тоник, подсказывает глубоко укоренившийся фантом памяти. – Спасибо. – Я всхлипываю. Он тоже наливает себе. – Прости. – За что? – спрашивает Сэм, садясь рядом со мной. Он снял пиджак и галстук, его движения – это движения уставшего человека, будто груз моих проблем лег и на его плечи. – Я бесполезна, – пожимаю я плечами. – И мне все тут надоело. – И вовсе ты не бесполезна. Я смотрю на него, потом снова шмыгаю носом. Хотела бы я откалибровать пазухи. – Еще как бесполезна. Я полностью завишу от тебя – что бы мы делали, если бы ты не ходил на работу? Да и вообще… и вообще… Сэм делает еще один глоток. – От тебя. Смотри, – говорит он, указывая на сад. – Ты можешь сидеть тут весь день. А я? – Он качает головой. – Я сижу в офисе, полном неписей, и провожу время, вычитывая какую-то тарабарщину. И мне раз за разом подкидывают все больше работы – выцеплять ошибки в текстах. – Он смотрит на меня настороженным, странным взглядом, который заставляет меня задуматься о том, что он видит. – И что бы ты ни делала в гараже… – Я… – …я не намерен подглядывать, – завершает он, застенчиво отводя взгляд. – Это никакой не секрет! – поспешно заверяю я, отпивая из стакана еще немного. – Я мастерю вещи. – Почти добавляю: «Хобби у меня такое», но это было бы ложью. А Сэм – единственный человек, которому я пока не говорила неправды. У меня такое чувство, что, если я сейчас начну и ему врать, перейду черту невозврата. Имея лишь саму себя в качестве опоры и зная, насколько ошибочны мои воспоминания, я не смогу отличить правду от вымысла. – Мастеришь? – Он крутит стакан в своих сильных пальцах. – Может, хочешь пойти на работу? – спросил он. – На работу? – Если честно, он застает меня врасплох. – А зачем? Сэм пожимает плечами. – Чтобы повидаться с людьми, не засиживаться дома. Познакомиться с кем-то, кроме Джен и Энджи. Они ведь у тебя уже в печенках сидят, не так ли? Я молча киваю. – Неудивительно. Сэм тактично молчит, пока я допиваю свою порцию джина. К моему удивлению, самочувствие несколько налаживается. Устроиться на работу? Почему бы и нет! – Как мне найти работу? – спрашиваю я. – Если учесть, что я не мужчина. – Звонишь на биржу труда и просишь. – Сэм ставит свой стакан на землю. Я смотрю на него и вижу через стекло двух улиток, карабкающихся по противоположным сторонам одной травинки, оставляя за собой радужные следы слизи. – Да, здесь все так просто. За тобой пришлют машину, потом отвезут куда-нибудь, где есть вакансия. А когда будешь на месте, проведут вводный курс. Мой был очень простой. Не знаю, что они для тебя подберут, какую денежную ставку назначат – насколько я знаю, в темные века больше платили мужчинам, – но, если дело покажется слишком скучным, всегда можешь им перезвонить и попросить что-нибудь другое. – Дело… – говорю я, подбирая более осмысленные слова. На самом деле, при всех моих вводных, затея отдает безумием – но не больше чем ситуация в целом. – А я и не знала, что тоже могу ее получить. Сэм пожимает плечами. – Ничего противозаконного в этом нет. – Он бросает косой взгляд. – Просто такую настройку не прописали по умолчанию. Видимо, предполагается, что до этого мы додумаемся сами – если хватит ума. – И я буду видеться с людьми? – Зависит от того, где будешь работать. – Сэм на мгновение теряет уверенный тон. – Большинство рабочих мест забито неписями, но они стараются разбавлять этот рой хотя бы парой живых человек да подселить. И, опять же, вероятно, у тебя будут посетители или клиентура… – словом, те, кто делегирует тебе некие полномочия. Обычно – скучные. Не знаю, как тебе это все понравится… – Что угодно лучше для ума, чем сидеть здесь. – Я стискиваю кулаки. – Я бы на твоем месте не горячился. – Сэм качает головой. – Работа в темные века часто была бессмысленной, неприятной, а иногда и откровенно опасной. – Не так опасно для моего рассудка, как бездействие. – Узнаю прежнюю Рив. – Сэм улыбается. Таким, подсвеченным изнутри, я нечасто его вижу. И вдруг становится предельно ясно, что я завидую той счастливой женщине, что осталась у него за барьером экспериментальной симуляции. – Я приготовлю нам еще выпить, а ты разогреешь что-нибудь поесть? И да, как насчет поесть здесь, а не в доме? Хотя бы раз, для разнообразия.