Сэм купил вещь под названием сотовый телефон – карманную замену блочному сетевому терминалу, вмонтированному в стену. Он держит его в кармане. Какое-то время говорит в него, и довольно быстро подъезжает такси. Вскоре мы оказываемся дома, и Сэм топает в гостиную, оставив чемодан в прихожей, и включает телевизор. Я хожу на цыпочках некоторое время, прежде чем заглянуть к нему и обнаружить, что он поглощен футболом; на его лице – слегка озадаченное выражение. Я провожу некоторое время в своей спальне, читая с собственного планшета. В нем много советов о том, как люди жили в темные века, ни один из которых не имеет особого смысла: бо́льшая часть того, что они делали, звучит отфонарно и глупо, если отделять это от окружающего социального контекста и истории, объясняющей, как развивались их обычаи. То, что моя идиотская выходка в ресторане повлекла за собой неприятности, до сих пор жжет изнутри, но как может хождение без одежды быть настолько преступным в любом мало-мальски рациональном социальном контексте? Через некоторое время я осознаю, что этим утром, расхаживая по дому голой, я не словила предупреждение. Я снимаю всю новую одежду, обувь и спускаюсь вниз в таком виде. Вытряхиваю покупки из чемодана, несу их в свою комнату и прячу в шкаф. В шкафу места достаточно для объема вещей, десятикратно превосходящего мой текущий. Это немного озадачивает. Сейчас мне неохота возиться с примеркой – чувствую себя слишком плохо. Сэм меня демонстративно игнорирует (защитная реакция, наверное). Мы живем в сумасшедшей экспериментальной реальности, не имеющей смысла, и у меня даже не будет шанса узнать, думают ли все остальные, что это сумасшествие, пока не наступит послезавтра. Я сажусь читать объяснения на планшете о том, как специализация согласовывалась с реальной работой в обществе темных веков, то и дело недоуменно морщась. Вдруг от низенького столика рядом с моей кроватью доносится трезвон. Я недоуменно озираюсь, а мой планшет выдает сообщение: «ОТВЕТЬТЕ НА ЗВОНОК». Ого, а я не знала, что у меня есть персональный телефон. Некоторое время я шарю вокруг себя, потом нахожу-таки коренастый гаджет на шнуре, который следует держать у лица. – Да-да? – спрашиваю я у динамика. – Р-рив! Это… ты! – Касс? Кей? – спрашиваю я, на мгновение забыв правило имен. – Рив! Ты должна мне помочь! Он просто чокнутый! – А?.. – Если я останусь – уверена, он снова меня изобьет. Надо куда-то уйти! Мне уже приходилось слышать, как звучит паника, и это – она самая. Касс (или Кей – я никак не могу отделаться от мысли, что это она) в отчаянии. Но почему? – Где ты? – спрашиваю я. – Что происходит? Успокойся и расскажи мне все. – Мне нужно уйти отсюда, – настаивает она, ее голос надламывается. – Он сошел с ума! Прочитал инструкции и прямо помешался на этих бонусах. Говорит, не даст мне спуску, а то я буду правила нарушать. Сегодня утром он ушел, запер меня и забрал мой бумажник – он все еще у него! – а когда вернулся, пригрозил, что побьет меня, если я не приготовлю ему еду. Говорит, что для получения максимального количества баллов самка должна подчиняться самцу, а если я не сделаю то, что сказано в инструкциях, он мне всыплет… а-а-а, он идет сюда! Гудки. Я остаюсь с трубкой в руках и с ужасом смотрю на стену за кроватью. Бросаю трубку и бегу вниз, в гостиную. – Сэм! Мы должны что-то сделать! Сэм отрывается от своего планшета. – Что такое?.. – Это Ке… Касс! Только что звонила. Ей нужна помощь! Она не может себя защитить! Сэм откладывает планшет. – Ты уверена? – тихо спрашивает он. – Ну да! Так она мне сказала! – От ярости меня всю трясет. Если я когда-нибудь отловлю шутника, который лишил меня всей силы верхней части тела, клянусь, пришью его голову к телу ленивца и заставлю пробежать трек на выносливость. – Мы должны что-то сделать! – Например? Я тушуюсь. – Не… не уверена. Она хочет уйти. Но… – Ты проверяла совокупный рейтинг команды? – А… нет. При чем тут рейтинг? – А ты проверь, – загадочно бросает Сэм. – Ладно, секунду. – Я обращаюсь к модему, запрашиваю показатели. Результат меня слегка озадачивает. – Эй, у нас все… как-то слишком… хорошо. Даже после того, как я… – Тут я запинаюсь. – Ну да, если посмотреть промежуточный итог – выходит, мы получаем уйму очков рейтинга за формирование «стабильных нормированных отношений». – Его щека слегка подергивается. – У Касс и этого ее… Майка… хороший вклад. – Но если он причиняет ей боль… – Итак, давай поверим ей на слово. Но что мы можем сделать? Если изолируем их друг от друга, командный счет упадет на 100 очков. Рив, может, ты не обратила внимание, но все заметили твое маленькое чудачество в ресторане. Оно вписано в статистику красной циферкой. Вызвало настоящий переполох. Если будем делать то, что сто́ит участникам эксперимента стабильных отношений, некоторые из них – не я, а те, что одержимы итоговыми бонусами, – начнут нас ненавидеть. И, как ты указала ранее, мы застряли здесь на следующие три раза по триста мегасекунд. – Вот холера! – Я смотрю на Сэма. – А ты? Он с бесстрастным видом уточняет со своего дивана: – Что я? – Ты бы тоже стал меня ненавидеть? – тихо спрашиваю я. Он на мгновение задумывается. – Нет. Не стал бы. – Пауза. – Однако я желал бы видеть чуть больше осмотрительности с твоей стороны. Действуй спокойно, сперва обдумывая; сделай вид, что ты, по крайней мере, пытаешься адаптироваться к местным укладам. – Конечно. Но что я должна думать о Касс? Если этот ублюдок Майк использует на ней свою большую физическую силу… – Рив. – Сэм снова колеблется. – Я с тобой вообще-то согласен. Но сначала нам нужно понять, что делать. Может ли она отвязаться от него без нашей помощи? Если так, сделает все сама, и это будет ее выбор. Если нет, что мы можем с этим поделать? Первые ошибки давно аукаются нам. Если Касс не находится в непосредственной опасности, лучше всего заставить действовать всю команду, а не единоличничать. – Но в данный момент мы должны помешать ему сделать что-нибудь с ней. Разве нет? – Не знаю, что на меня нашло. Я чувствую себя беспомощной и ненавижу себя за это. Я должна пробраться в дом этого подонка, выбить дверь и организовать ему полное брюхо холодного свинца. Или, если это не удастся – спланировать хитрый двойной набег, увести жертву в безопасное место, заминировать ванную врага или хотя бы насыпать ему зудопорошок в постель. Между тем я просто покричала, впала в истерику и вылила все это на Сэма. Мне не хватает обычной сети ресурсов и навыков, к тому же окружение навязывает мне свои решения проблем. Среда создана, чтобы навязать нам несправедливые гендерные роли, так что я… просто качаю головой. – Чего мы точно не хотим – так это чтобы кто-то подумал, будто битье членов команды – отличный способ набрать очки, – задумчиво говорит Сэм. – Ты представляешь, как нам организоваться? Я призадумываюсь. – Позвони ему, – выпаливаю я прежде, чем идея полностью созрела в голове. – Да, просто… позвони ему. – Я смотрю в сад. – Скажи, что мы увидим его и Касс в церкви послезавтра. Незачем распаляться. В планшете сказано, что туда надо элегантно одеваться и красиво выглядеть. Такой обычай. Скажи ему, что мы потеряем очки, если Касс будет плохо выглядеть. Ведь мы – разные люди, а рейтинг общий. – Я поворачиваюсь к Сэму. – Как думаешь, этого хватит, чтобы Майка проняло? – Если он не законченный самодур, должно хватить. – Сэм кивает и встает с дивана. – Иду звонить, прямо сейчас. – Он умолкает вдруг: – Рив? – Да? – Не могла бы ты… ты меня нервируешь, когда так улыбаешься. – Извини. – Я тоже выдерживаю паузу. – Сэм? – Что? Я молчу какое-то время, пытаясь понять, сколь многое я могу спокойно ему рассказать. Но потом мысленно пожимаю плечами и говорю все сразу. Я не думаю, что Сэм – хладнокровный убийца, за чьи услуги платят враги моего прежнего «я». – Я знала Касс. Вне эксперимента, до того, как мы, э-э-э, вызвались в него добровольцами. Если этот гребаный тряпка-мужик что-то сделает с ней, я… в этом теле… я не смогу вонзить зубы достаточно глубоко в его глотку, чтоб ему весь остаток жизни пришлось кушать задницей, но… я придумаю что-нибудь другое. Что-нибудь с фитильком. И знаешь, как оно со мной бывает, Сэм? – Как? – Я могу проявлять чудеса изобретательности, когда дело доходит до насилия. 5. Церковь Сэм берет трубку в холле и просит оператора соединить его с домом Майка. Сидя на верхней ступеньке лестницы, я готовлюсь подслушать их диалог. Но никакого диалога, собственно, не выходит – какое-то время Сэм пытается, судя по всему, не выйти из себя, а потом просто раздосадованно грохает трубку на рожки и возвращается в гостиную. Остаток вечера я стараюсь избегать его, погружаясь в черную депрессию, размышляя снова и снова, не усугубила ли я положение Касс, втянув в ее дело Сэма. Балльно-рейтинговая система. Коллективная ответственность. Стабильные пары. Групповое давление. И так – пока голова не закружится. По общему признанию, я привыкла к тому, что в повседневной жизни есть правила – по крайней мере, в мирное время, – но кажется совершенно неприличным, что они настолько буквальны. Общества построены на тихом понимании, подталкивании локтем, подмигивании и – чрезвычайно редко – проверке правовой базы. Я привыкла постоянно разбираться в том, что работает, поэтому нынешний опыт – лобовое столкновение с полностью сформированным набором правил – стал для меня сильным шоком. Я могла справиться с ним получше, если бы меня не заключили в тело, которое явно не подходит. Обычно я не осознаю собственный рост или силу и меня не интересуют мезоморфные модификации, но я также не стала бы сознательно делать себя маленькой и хрупкой. А еще мой организм балансирует на грани недоедания. Когда я смотрю в зеркало в ванной, почти вижу ребра под подкожным слоем жира. Я не привыкла чувствовать себя такой худой – надо потолковать по душам с тем, кто это со мной вытворил… Ха-ха, но я не смогу с ним ничего сделать, верно? – Какие придурки, – мрачно бормочу я, затем иду на кухню посмотреть, есть ли там что-нибудь с высоким содержанием белка. Позже я захожу в подвал. Там стоят какие-то машинки. На планшете написано, что они для домашнего обслуживания. Я размышляю над устройством для чистки одежды. В нем есть что-то примитивное и механическое – жесткая форма, заданная раз и навсегда. Это ведь даже не настоящая машина – пластичная, вариативная, адаптирующаяся к хозяйским потребностям. Она не реагирует, когда я говорю ей начать стирку одежды. Безнадежно глупая вещь. В глубине подвала нахожу еще кое-что – скамейку с прикрепленными рычагами, для кропотливого наращивания мышечной массы верхних конечностей. Я немного скептически отношусь к ней, но на планшете отмечено, что люди темных веков должны были развивать свои мышцы с помощью регулярных подъемов тяжестей и других упражнений. Я нахожу руководство к этой машине, и через несколько секунд мне удается превратить собственное тело в дрожащее, насквозь пропитанное потом желе. Этакая психологическая пытка – наглядный урок того, как я слаба. Поднимаюсь наверх, принимаю душ, засыпаю беспокойным сном: меня преследуют сновидения, в которых я тону, и видения Кей, тянущейся ко мне всеми своими руками с мольбой о чем-то непонятном. Уже не говоря об отголосках чего-то ужасного: иммигранты размахивают оружием, кричат и просят, чтобы их протолкнули через врата ада. Я резко просыпаюсь и полчаса лежу в темноте, дрожа от холода. Что со мной творится? Я – пленник другого мира. Правду говорят: чужое прошлое – потемки. Правда, обычно имеют в виду совсем другое.