Порой Арману казалось, что его посадили в стеклянную бутылку, поверх натолкали блестящей мишуры, а горлышко заткнули пробкой, чтобы не сбежал. Дворец – воздушный, со множеством окон, галерей, парадных дверей и черных ходов вдруг стал местом, откуда не выбраться, как ни дергайся, как ни бейся головой в стекло. Каждый раз, когда Арман планировал заняться поисками лично, обязательно находились неотложные дела, которые нельзя было перенести или отменить. Да и вообще, видано ли, чтоб король шлялся неведомо где, оставив корону на подушке из синего бархата? – Вы предпринимаете все, что можно, – успокаивал Сильен, несколько фамильярно похлопывая по плечу. – Посмотрите, маги поддерживают активированное заклинание поиска. Если ваш секретарь объявится вне купола, они сразу засекут его местоположение и сразу же вам доложат. Не стоит переживать. – Вдруг с ней что-нибудь случится? Вдруг они ее убьют? Арман задавал этот вопрос раз за разом, и ему было наплевать, что Сильен уже морщится от упоминания о Леоне Кьенн. – Не убьют, не беспокойтесь, – отвечал первый министр, – полагаю, они держат льессу Риквейл в заложниках именно для того, чтобы выторговать у вас помилование, когда у них уже не будет возможности отсиживаться. – Кьенн, – сквозь зубы поправил Арман, – маркизы Риквейл больше нет, она умерла… И невольно добавил про себя: я ее убил. Ну а как иначе? По ночам по-прежнему не спалось. Когда Арман вечером не принимал снотворное снадобье, он почти до утра бродил у запертых дверей, за которыми денно и нощно несли караул маги-поисковики. Ему казалось, еще чуть-чуть, и раздастся торжествующий крик. Но все было тихо, как в могиле. – Вы себя загубите, – ворчал Сильен, – сколько можно? Да в конце концов, далась вам эта льесса! Ну что такого она для вас сделала, чтоб так изводиться? Арман не отвечал, а сам думал о том, что Леона спасла ему жизнь, и не единожды. А еще показала, как это, когда от одного взгляда сердце бьется быстрее, когда хочется простых прикосновений, знать, что это не рядовая интрижка, которая забудется через пару дней. Сильен недовольно поджимал губы. Арман понимал, что он хотел бы видеть короля совсем другим – сильным, волевым, хотя, собственно, на людях именно таким король и был. О том, что у Армана неспокойно на душе, знали только трое: Сильен, Меркл и Витта, которой он иногда рассказывал о том, что чувствует. Потом к Арману пожаловал маркиз Риквейл, напросился на аудиенцию. Сидя на троне, Арман неприязненно разглядывал бывшего мужа Леоны. Его раздражало буквально все: манера маркиза склонять голову к плечу, томная, слегка женственная улыбка, большие светло-карие глаза, русые волосы, длинные и старательно завитые щипцами, приятный баритон, который отчего-то царапал по нервам, как наждачная бумага по стеклу. «Это потому что он так обошелся с Леоной», – решил Арман, стискивая подлокотники, чтоб не отвесить маркизу оплеуху. Но с собой надо быть честным, и Арман начал думать, что ему так хочется придушить холеного маркиза, оттого что тот спал с Леоной, прикасался к ее нежному телу… Да что там! Пощадил ее потому, что она была хороша в постели. Эти слова, сказанные когда-то Леоной, засели длинным шипом в сердце. – Что вы хотели? – спросил он сухо, когда маркиз кончил рассыпаться в приветствиях и заверениях в вечной преданности. Риквейл слегка смутился, но все же сказал: – Я хотел выразить признательность за спасенную племянницу. Лично выразить, да. Арман даже не сразу сообразил, о ком идет речь, а затем догадался, вспомнил ту куколку, которая ему показалась знакомой. Так вот отчего ему мерещилось, что он ее где-то видел! Все-таки она была весьма похожа на маркиза, и Арман усомнился – а племянница ли она? Впрочем, не все ли равно. – Рад, что у вашей племянницы все хорошо, – ответил он нехотя. – Это все? Видеть маркиза не хотелось, потому что при каждом взгляде на него, на его холеные руки у Армана перед глазами все подергивалось багровой пеленой. Этот подонок смел касаться его женщины – и не просто касаться, а вышвырнул ее из дома после того, как узнал о наличии магического дара. – Не все… – Глаза Риквейла забегали. – Ваше величество, я хотел бы узнать, когда мне будет выдано тело моей жены для надлежащих похорон. Арман лишь откинулся на спинку трона и усмехнулся: – Вы же похоронили ее гораздо раньше, маркиз, объявили себя вдовцом. А теперь вам передали свидетельство о смерти. Что вам еще нужно? – И в самом деле, – Риквейл напустил на себя равнодушный вид, – это так. Маркиза Риквейл умерла. Но мне говорили, что видели ее живой. Могу я узнать… – Не можете, – отрубил Арман, – свидетельство у вас есть. Вы свободны и вольны жениться второй раз. Леона Кьенн больше не является вашей женой. – Но хотя бы… могу я ее увидеть? – Нет. Маркиз Риквейл изумленно захлопал ресницами, а Арман задался вопросом: что такого Леона увидела в этом напыщенном хлыще, что захотела выйти за него? – Но я не понимаю… Зачем она вам? – вдруг спросил Риквейл. – А вам? Зачем вам женщина, которую вы похоронили еще при жизни? Арман просто не знал, что еще можно сказать. Если Риквейл не уймется, то уйдет от короля с изрядно подправленной физиономией. И без того кулаки чесались. Но Риквейл, видимо, отличался превосходной интуицией, потому что еще раз посмотрел на Армана, что-то взвесил в уме и элегантно поклонился. – В таком случае благодарю вас еще раз за племянницу. Вечного вам правления, льесс… «И лучше бы тебе больше не попадаться мне на глаза», – подумал Арман, глядя на медленно закрывающиеся за Риквейлом двери. Определенно, он был безнадежно влюблен. Иначе с чего бы хотел придушить Риквейла? …А дни бежали. Сперва Арман отсчитал десять дней со смерти Вечной королевы. Он горько смеялся над тем, как она его провела, угрожая убить Витту. Да ничего она не приготовила и на десятый день ничего бы с Виттой не случилось. То были пустые угрозы, в которые он так наивно поверил. Потом прошло еще десять дней. И еще. Месяц. И ни единого проблеска надежды от поисковиков. Зато внезапно начались визиты придворных, тех самых, что раньше шептали вслед проклятия. Только теперь они раскланивались с такими сахарными улыбками, что у Армана челюсти сводило. И еще… Он даже не сразу понял, что происходит. Еще все они начали приводить пред его светлы очи своих дочерей. Чуть постарше или помоложе, блондинок, рыженьких, брюнеток. Повыше. Или пониже. Курносеньких или, наоборот, похожих на ворон. – Да какого черта? – наконец не выдержал Арман, они как раз сидели с Сильеном за утренним кофе. – Зачем они их ко мне таскают? Сильен пожал острыми плечами, посмотрел поверх очков в тонкой золотой оправе. – Ну как зачем, Арман… Королю надобно жениться. Раз вы не озаботились восстановлением Оракула, это означает, что вечное правление прерывается и, соответственно, вам нужны наследники. Хотя бы один, чтобы было кому передать трон. – Я не собираюсь… – Но вы должны думать о королевстве, – мягко пожурил Сильен. – Кстати, моя племянница… Не хотите ли взглянуть? Арман молча прихлебывал обжигающе горячий кофе и думал о том, что достаточно доверяет Сильену, чтобы сказать правду. – Хотите начистоту? Ваша племянница, какая бы она ни была – кривая, косая, слепая или немая, была бы первой, на ком бы я женился, если бы… – Если бы? – Сильен отставил белую чашечку и внимательно посмотрел на Армана. – Если бы не льесса Кьенн. Вот на ком я женюсь, рано или поздно, когда найду. И Арман на самом деле был в этом уверен. Он найдет Леону, сделает так, что она его простит. Вымолит прощение. И потом женится. Она будет его королевой и самым близким человеком. И тогда, быть может, они будут счастливы. Вдвоем. – Не очень дальновидно, – Сильен покачал головой, – род Кьенн… Ну, так себе. Ничего примечательного. Ни денег, ни влиятельной родни. В вашем положении я бы посмотрел на кого-нибудь более… – Нет, – Арман улыбнулся, – я ее найду. Я не хочу никого другого, дружище. Но, поверь, если бы не Леона, я бы женился на твоей племяннице. Клянусь. Сильен промолчал, лишь бровь приподнял и продолжал пить кофе. Арман отвернулся к окну, наблюдая за игрой солнечных зайчиков на стеклах. Боже, как он соскучился! Истосковался по ее рукам, по теплым ладоням. Он бы хотел положить голову ей на колени и смотреть снизу вверх на острый подбородок, на бледные щеки, которые так легко покрываются легким румянцем, на золотистое облако волос… Арман вздрогнул, когда в распахнутую дверь вбежал один из поисковиков, вскочил на ноги. – Что? Говори! – Ваше величество! – Совсем молодой еще маг, безусый паренек, запыхался и был красен как рак. – Ваше величество, мы засекли! Идемте, мы перекинем привязку на вас! Арман зачем-то обернулся на Сильена, и ему показалось, что его первый министр чрезвычайно разочарован. Рот перекошен и костяшки пальцев, которыми он сжимал кофейную чашку, побелели от напряжения. – Идем, – сказал Арман магу. С Сильеном придется поговорить чуть позже. Когда он схватит Бранта и вытрясет из него, где прячут Леону Кьенн. Глава 10 Незапланированный побег Все началось с того, что Леоне стало плохо. Ну, как плохо… Во время обеда дядя Орнелл принялся разворачивать промасленную бумагу, в которую был завернут кусок вяленого мяса, который до этого хранился в подвале. И мясо это так запахло, так ужасно запахло, что Леону просто вывернуло. Тут же, на стол, в собственную тарелку. Увидев, насколько некрасиво и невоспитанно все вышло, она расплакалась и убежала в свою комнату, забилась в уголок. Слава богу, хоть здесь не было этого ужасного запаха, и желудок перестал болезненно сжиматься. Леона сидела и слушала, как в соседней комнате ругаются дядя и Эрика, голоса сливались в противное карканье, да Леона и не пыталась разобрать слова. Потом все стихло. Она опасливо подняла голову, когда в комнату кто-то вошел, оказалось – Эрика. Леона обиженно всхлипнула. Наверняка сейчас будет визжать и ругаться. Вот дядя Орнелл никогда не кричал на Леону, а только смотрел так пронзительно-жалко, что Леона начинала невольно ему сочувствовать. Эрика выглядела недовольной и встревоженной, она подошла, присела на корточки рядом с Леоной. – Как ты себя чувствуешь? – А голос-то какой вкрадчивый, обманчиво-мягкий, словно кошачьи лапки. Леона смахнула слезы. – Уже хорошо. – А что ты ела утром? – все так же приторно поинтересовалась Эрика. Леона растерянно принялась вспоминать. На завтрак у них был творожный сыр, яичница, хлеб и чай. – И ничего больше ты не ела? – Эрика в сомнении потерла подбородок.