— Я в школе. Они говорят, что я воровка. * * * Майкина школа, сорок лет назад выстроенная стандартной буквой «н» — три гигантских белых «кирпича» с блестящими полосами бессмысленных в нашем климате просторных окон — со временем обросла многочисленными пристройками и выступами, превративших скучно минималистическую конструкцию в подобие собранного из лего лунохода в кратере меж окружавших его пяти-, девяти- и двенадцатиэтажек. Поутру сбегавшиеся от них многочисленные дорожки и тропинки, заполненные ребятней, выглядели, должно быть, веселыми разноцветными бусами. Но сейчас тут было пусто, даже охранник от входа куда-то отлучился. Только посреди пустынного гулкого холла ссорились двое детишек. Или, может, не ссорились, подумала Арина, кто их знает, как у них нынче принято разговаривать. Майка — не показатель. Но парочка была примерно племяшкиного возраста, первый класс, максимум второй. Девочка в яркой пестрой куртке, узких джинсиках, ослепительно белых высоких кроссовках (к правой прислонился клетчатый по-шотландски ранец) была очень хорошенькая, прямо фея. Очень хорошенькая и очень сердитая. Голубые глазищи в обрамлении пушистых ресниц сверкали, нежные щечки заливал румянец, капризно изогнутый рот кривился в презрительной гримаске: — А ты будешь ей передачи носить! Да, все-таки детишки ссорились. Причем не как дети, а вполне по-взрослому. Горшки об стенку и кухня пополам, как говорила покойная Аринина бабушка. Девочка подхватила свой шотландский ранец, метнула в своего противника очередную молнию из-под ресниц и шагнула было к дверям. Но темноволосый мальчик в расстегнутом оранжевом пуховике, с перекинутым через одно плечо камуфляжным ранцем, недвусмысленно перекрыл ей дорогу. На фоне просторных школьных дверей — не двери, а натурально ворота — маленькая оранжевая фигурка выглядела смешно. И почему-то трогательно. Но место мальчик занял правильно: спиной к линии соединения створок и трубам-рукояткам рядом. Хорошо, что я уже вошла, подумала Арина. — Пропусти! — скомандовала девочка, но оранжевый мальчик только головой чуть качнул. — Иди и скажи… — Вот еще! — нежный подбородок высокомерно вздернулся. И тут у Арины все вдруг сложилось: Майкино «они говорят, что я воровка», девочкино «передачи будешь носить» и финальное — «иди и скажи». — Вы, случайно, не из первого «б»? — миролюбиво улыбнулась она. — Ну! — девочка взглянула на нее с тем же высокомерием. Мальчик промолчал, только глядел выжидательно. — Где тут у вас кабинет психолога? — уже после разговора с Майкой Арина поняла, что понятия не имеет, где базируется школьная психологиня, равно как и то, почему разборку проводит именно эта персона, а не директор или хотя бы завуч. Но перезванивать не стала, решив, что на месте разберется. — А вы, что ли, Майкина мамочка? — фыркнула голубоглазая фея. Ответить Арина не успела. — Что тут происходит? — строго осведомилась крупная дама в просторном бордовом костюме (если бы не ультра-короткая, почти вызывающая стрижка и тяжелые кольца на длинных ровных пальцах, Арина решила бы, что это школьный повар) и тут же улыбнулась. — Простите, я могу чем-то помочь? — и сразу же, без паузы, повернулась к детям. — Мила, почему ты еще здесь? — Он меня не выпускает! — Коренев, в чем дело? Немедленно отойди от двери. И сам, кстати, домой иди. — Пусть она сперва признается! — Коренев! — Минутку, — вмешалась Арина. — Моя фамилия… — Арина! По уходящему вглубь школы коридору застучали шаги — бегала Майка быстро. Впрочем, она все делала быстро. Вот только что была цветным пятнышком в уходящем вдаль светлом проеме — и вот она уже здесь, и слова льются стремительным потоком, без малейшего внимания к возгласу бордовой дамы «Вершина, почему ты покинула кабинет?»: — Милка сказала, что я к ней в рюкзак лазила, и Мирабель велела родителей вызвать. Ой, простите, я хотела сказать Мирабель Леонтьевна, — в голосе Майки не звучало ни намека на сожаление. Арина подавила смешок. Мирабель Леонтьевна, подумать только! Видимо, это и есть школьная психологиня. Та попыталась взять ситуацию под собственный контроль: — Очень хорошо, что вы так быстро приехали, — она кивнула Арине одобрительно, но строго. — Дети, которым приходится долго ждать, чувствуют себя заброшенными, это наносит серьезную травму детской психике. И в первую очередь я должна вас предупредить, чтобы вы ни в коем случае не устраивали домашних репрессий. Не ругали бы, не наказывали тем более. Каждый ребенок время от времени берет что-то без спроса, что-то чужое, это нормальный этап становления. И наша задача — мягко объяснить маленькому человеку, почему так делать не следует, помочь ему понять себя, чтобы единичный инцидент не стал источником… Голос у психологини был приятный. Очень приятный. Хорошо поставленный, мягкий, уютный — округлый, как сама его обладательница. Арина пожалела, что у нее в сумке нет лимона: вот бы вытащить и откусить при всем честном народе — чтобы эту уютную (если бы только не «военная» стрижка!) кондитерскую физиономию перекосило. Не ругать, значит, и не наказывать? Ах, милая Мирабель Леонтьевна, считающая меня Майкиной мамой! Да откуда бы я вообще узнала, что Майку следует (или не следует) за что-то ругать или наказывать, если бы ты, госпожа психолог, не устроила тут цирк с конями? — Мы сейчас вернемся в мой кабинет и спокойно во всем разберемся, — завершила наконец свой монолог госпожа психолог. — Мила, ты можешь идти. — Нет, — произнесла Арина негромко, но так, что дернувшаяся было к дверям сердитая фея застыла на месте. Психологиня же поглядела на визитершу с недоумением. — Думаю, Мила пока останется, — с той же интонацией пояснила Арина. — Она ведь непосредственный участник события, я правильно понимаю? Бордовая дама слегка оторопела: — Но зачем… Она все уже рассказала. Теперь нужно, чтобы Майя вернула чужое, — оживившись, она взглянула на Майку строгим, но в то же время ободряющим взглядом. Вроде как она — священник, подумалось вдруг Арине, а мы тут — паства, коей требуется пастырь. Добрый пастырь. Иди и больше не греши. Но Майка-то! Если психологиня ожидала, что после ее слов девочка голову или хотя бы глаза виновато опустит, то — просчиталась. Майка смотрела спокойно и открыто. — Итак, — Арина продолжала говорить безлично-официальным тоном. — По словам Милы, Майя залезла в ее ранец и что-то оттуда взяла. Что, кстати? — Деньги, конечно! — фыркнула фея. — Ясно. В таком случае Мила — не только свидетель, но и потерпевшая. Поэтому ее присутствие совершенно необходимо. — Вы… юрист? — слегка растерянно спросила бордовая дама с невероятным именем. Арина кивнула. Дама вдруг опять приободрилась: — Но поймите, это же дети! Ваш юридический опыт не имеет сейчас… не должен иметь… мы должны думать о том, чтобы не нанести своими действиями травму… Значит, обвинять одну девчонку в воровстве на основании слов другой девчонки — это не травма, подумала Арина, едва сдержавшись, чтобы не произнести этого вслух. Психологиня, должно быть, приняла ее краткое молчание за слабость и ринулась развивать атаку: — Может, вы и полицию предложите вызвать? — Кстати, неплохо бы, — почти лениво произнесла Арина. — Не то чтобы именно полицию, но в целом ход мысли правильный. Оранжевый мальчик тихонько спросил о чем-то Майку. Должно быть, что-то вроде: твоя мама правда юрист? Потому что племяшка, гордо расправив плечи, шепнула: «Следователь!» Громче, чем надо бы, шепнула, психологиня явно услышала. Арина предпочла бы раскрыть карты попозже, но что ж, пусть так. — Я сейчас позвоню одному хорошему человеку, — любезно улыбнулась она. — Он эксперт-криминалист. Это немного не по правилам, но нам же не обвинительное заключение готовить, нам лишь ситуацию прояснить. Сейчас у нас имеются слова Милы против слов Майи. Но ведь очень легко выяснить, есть ли у Майи какие-то чужие деньги. — Да она их давно в свой кошелек сунула, теперь поклянется, что они ее собственные! — с нескрываемым удовольствием заявила «фея». — Милка, ты совсем, что ли, тупая? — почти радостно вмешался оранжевый мальчик. — Если деньги твои, на них твои отпечатки будут. То есть должны быть. А если нет, значит, ты врешь. Так? — он взглянул на Арину. — Еще проще, — улыбнулась та. — Майя, ты брала рюкзак Милы? — Даже не прикасалась! — торжествующе заявила племяшка. — Значит, не нужно в деньгах копаться. Если на рюкзаке Милы нет Майиных следов, обвинение в краже не просто исчезает, а плавно превращается в обвинение в клевете. Понимаете, Мирабель Леонтьевна? Девочка все выдумала, а вы принялись… разбираться. — Но зачем ей такое выдумывать? — на скулах психологини запылали два резких, точно карандашом очерченных красных пятна. — Каждый ребенок время от времени что-нибудь выдумывает, — Арина не отказала себе в удовольствии вернуть психологине ее же тезис. — Некоторые сказки сочиняют, а некоторые… вот такие истории. И нам важно мягко объяснить маленькому человеку, почему так делать не следует. — Подумаешь, следователь! — оказывается, Майкину реплику услышала и фея. — Моя мама — судья, а судья главнее следователя! Она вас всех в тюрьму посадит! Боже, ну и каша в голове у девчонки! Неужели мать-судья (в этом-то Арина ни на мгновение не усомнилась) позволяет себе дома подобные высказывания? — Это очень спорно, — мягко ответила она. — Пока у нас два варианта развития ситуации. Вариант первый. Мила говорит что-нибудь вроде: простите, Мирабель Леонтьевна, я ошиблась, мне показалось… Ну и перед Майей извиняется. — Не надо мне ее извинений! — буркнула Майка. Только тут Арина вдруг вспомнила, что ей всего-то семь лет. Умна, конечно, не по годам, но масштабы планирования не те. — Тебе — нет, — она быстро, незаметно подмигнула племяшке, и та, похоже, поняла, кивнула, так же незаметно. — Второй вариант. Я звоню эксперту и мы проверяем на отпечатки рюкзак Милы. — Да кто вам позволит так над ребенком измываться? — в дверях стояла квадратная, как бульдозер, дама в коротком норковом полушубке и норковой же шапке. Оранжевый мальчик, которого просто отшвырнуло распахнувшейся створкой, пошатнулся, но, сделав пару шагов в сторону, устоял. — Людмила Афанасьевна… — пролепетала явно испуганная психологиня. — С кем имею честь? — вежливо осведомилась Арина. — Да какая тебе еще честь?! — голос у обладательницы норковой шубы был зычный, почти пронзительный. — Забирай свое отродье и молись, чтоб про вас забыли! Знаешь, кто моя дочка? Она быстро на тебя дело заведет, поедешь на Колыму комаров кормить! — Вы бабушка Милы? — Я-то бабушка. И нечего тут всякой швали над моей кровинкой измываться. Пойдем, Милочка, мама их всех в тюрьму посадит. — Людмила Афанасьевна, — остановила ее Арина. Тем самым негромким, но очень убедительным «юридическим» голосом. Та, кстати, послушалась. Отпустила внучку, воззрилась на Арину недовольно: