Я поднялась, хлопнула дверью, надеясь, что у мерзкого соседа снизу лопнули барабанные перепонки. Прошла в кабинет, созерцая рабочий стол — широкий, удобный, заставленный всевозможными артефактами, облегчающими жизнь и работу, от обожаемой мной печатницы до переговорного устройства — и, стиснув зубы, мало не взвыв от ярости, вызвала Диану. — Дорогая, как ты? Извини, что так поздно тревожу, но можешь уделить мне этот вечер? У меня просто ужасная ситуация на работе. Мне совершенно необходима дружеская беседа за бокалом вина. Благодарю тебя, родная! А после с шумным выдохом упала-обмякла в кресло. Не могу поверить! Просто не могу поверить, что я, мастер-эксперт Элисавифа Алмия, представитель одной из пяти влиятельнейших городских фамилий, уступила этому… этому… Этому! «Разочарована, Эва! Не ожидала, что на тебя достаточно прикрикнуть — и ты встанешь на задние лапки! Позор!» Строго отчитав подобным образом саму себя, я пошла переодеваться. Громко, очень громко цокая каблуками. Готовилась к этому визиту я особенно тщательно. Темно-зеленое платье — строгое и закрытое, и только вырез-лодочка открывает линию ключиц, акцентируя внимание на их хрупкости и тонкости шеи. Глубокий моховой цвет оттенял глаза, рождая в них колдовскую прозелень, и общий вид оставлял ощущение то ли лесной феи, то ли нимфы, прекрасной и недоступной. И этот выбор никак не связан с тем, что перед визитом мне придется заглянуть к капитану! Просто хотелось выглядеть ослепительно. Сногсшибательно. Сокрушительно. ...пусть видит, мерзавец, какая женщина по его вине страдает! Кроме того, возможно, для дружеского визита платье и было слегка чересчур торжественным, но зато к нему отлично подходило ажурное кольцо из светлого серебра, широкое, закрывающее две фаланги, но по-своему изящное. Кольцо село на палец, и по прихотливому узору пробежали льдистые искры. В комплект к кольцу — серебряные же серьги. Мне больше идет золото, но сегодня потерплю. Вспомнив, чего ради мне придется терпеть, я испытала острое желание раздеться и никуда не идти, а всю ночь просидеть дома, стуча самой гулкой кастрюлей по полу. А вместо этого — коснулась духами кожи на запястьях и за ушами и, подавив желание вылить на себя весь флакон (пусть мерзкая псина задохнется от вони!), сунула его в сумочку и покинула собственную квартиру. Звонок, мстительно прижатый моей рукой, истерически звенел в глубине квартиры, а я с нетерпением ждала капитана Вольфгера Лейта, чтобы уведомить его об изменениях в наших, простите боги, совместных планах — и, если получится, вогнать ему под шкуру пару колкостей. Несмотря на мое нетерпение, дверь распахнулась совершенно неожиданно. — Мастер Алмия? — сделал удивленное лицо вервольф. — Как будто еще кто-то, кроме меня, мог трезвонить в эту дверь без перерыва! Или вы всему Лидию насолить успели? — За годы службы я много кому насолил, — рассудительно отозвался волк, — но чтобы настолько… — Он изобразил глубокие раздумья, удивительно недостоверные на его грубоватой физиономии. — Нет, не припоминаю! Вы что-то хотели, мастер? — Да, — холодно отозвалась я и уведомила, смерив собеседника уничижительным взглядом, — Я поговорю с Дианой сегодня. — Какая похвальная оперативность! — восхитился этот… этот подлец. — Моим бы подчиненным столько рвения в исполнении служебных обязанностей! Я почувствовала, как утихшая было жажда крови разгорается вновь. — О, не берите в голову, я всего лишь хочу поскорее отделаться от неприятной просьбы! — сладко пропела я, разом давая понять, что уж для него-то я бы точно торопиться не стала, и напоминая, что я ему не подчиненная. Он не может мне приказывать. Только просить! — Удачи вам, мастер, — неожиданно серьезно произнес вдруг вервольф, отставив в сторону обмен колкостями, и я удивленно вздернула бровь. — Как?! Это все? Больше никаких указаний не будет? — Никак нет, мастер, — отозвался он, привалившись к косяку двери. Выражение лица у него при этом было каменно-серьезным, но я не могла отделаться от ощущения, что он улыбается. Что-то плескалось в глубине глаз — неоформленное, бездоказательное, но остро улавливаемое мной. От этого ощущения хотелось то ли взвыть досадливо, то ли вогнать все десять ногтей в волчью морду. — А что ж такое? Воображение иссякло? — сочувственно уточнила я, в отчаянной и как пить дать бесплодной попытке проковырять все же эту броню и добраться до податливого мяса. — Просто я уже сказал всё, что хотел, — легко отозвался он. Я, понимая, что этот раунд уже не спасти, надменно развернулась — волосы мазнули по коже — и с достоинством пошла к лестнице. Когда наверху захлопнулась дверь в капитанскую квартиру, я замерла, краткий миг еще борясь с искушением, а потом с наслаждением ему поддалась. Назад, к заветной двери, я поднялась гораздо быстрее — и гораздо тише, чем спускалась. О, это непередаваемое чувство, испытанное в тот момент, когда я вытряхивала дорогие духи из узкого увесистого флакона на капитанский коврик! Упоение! Экстаз! Никогда я еще не испытывала такого острого удовольствия от мелкой по сути пакости. Мысли о том, что это, вообще-то, подарок, что эти духи стоят, как два моих месячных жалованья, меня не тревожили — рука не дрогнула, и остановилась я только, вылив под дверь половину содержимого флакона. И только после этого, с чувством глубокого морального удовлетворения от добротно и с душой сделанной гадости, расправив плечи и победоносно улыбаясь сама себе, спустилась вниз, где меня поджидал заблаговременно вызванный личный экипаж. *** Каждая встреча с мастером Элисавифой Алмией вне служебной обстановки оставляла после себя самые яркие, но весьма противоречивые впечатления, — подумал капитан шестого отделения Лидийской стражи Вольфгер Лейт, закрывая дверь за упомянутой коллегой. Второй за день визит мастера в его скромное жилище вполне соответствовал этому описанию. С одной стороны, отправляя сотрудника добывать информацию, капитан предпочитал знать, где и когда он будет это делать, просто на случай неприятных сюрпризов. Так что, несомненно, госпожа Алмия поступила исключительно верно, уведомив его о перемене в планах. С другой… мало, что ли, ему было витающего в кухне и гостиной тонкого запаха гостьи, мало было звонкой дроби мечущихся шагов над головой? Обязательно нужно было добить? Открытая шея, щекочущие горло сияющие волосы, терпкий пряный аромат духов, проникающий сквозь поры в кровь… И обязательный скандал. Мастер ведь ради него и пришла — ей до зубовного скрежета не хотелось допрашивать подругу для управления стражи, она злилась, что не сумела отвертеться, и пришла стравить эту злость. Что ж, вполне разумное решение, а капитанской шкуре не привыкать исполнять роль игольницы для госпожи старшего эксперта — тем более, что нынче он наплевал на привычную сдержанность и мало-помалу позволял себе куснуть госпожу эксперта в ответ. При этой мысли воображение почему-то нарисовало непристойную, но привлекательную в своем восхитительном безобразии картину: волк — здоровенная серая зверюга — прижавший многоуважаемую госпожу старшего эксперта к полу мохнатой тушей, придавивший ее тяжелыми лапами поперек узкой спины (почему-то обтянутой зеленым платьем), с удовольствием покусывающий зафиксированную жертву. За затылок, сквозь золотистые щекотные волосы. За бочок — обязательно, да, куда же без дани традициям и сказкам? За запястья — тонкие, пахнущие собственно мастером и памятными духами. За шею. Чуть ниже затылка, где светится сквозь кожу голубоватая жилка, где касается горла прядь, измучившая капитана во снах… Капитан глубоко вдохнул. Выдохнул. И распахнул окна, изгоняя из квартиры будоражащий приснопамятный аромат. Высунулся, опершись руками о подоконник, вдыхая глубоко и медленно запахи вечернего Лидия. Вот уж ни к чему ему сегодня дурацкие сновидения. Есть множество других вещей, о которых можно — а, главное, нужно — подумать. Он вдыхал и выдыхал, прикрыв глаза, но вместо того, чтобы успокоиться, с раздражением ловил себя на странном ощущении — запах, который должен был выветриться без следа, наоборот, только усиливался. Он накатывал волнами, превращаясь из ненавязчивого знакомого аромата, вполне приятного, если бы не ассоциация с его носительницей, в удушающую вонь. Вервольф сильнее высунулся наружу, пытаясь понять в чем дело — и понял. Вонь шла из квартиры. Вернее, из коридора. Еще вернее — с лестничной площадки, на которую капитан вышел, наплевав на гордость и уткнувшись носом в сгиб локтя. Запах, как самый лучший яд, проникал в ноздри и сквозь шерсть свитера, но так, по крайней мере, был терпим. Источник же «божественного аромата» обнаружился быстро… «Стерва. Гадина. Убить мало. Змеища. Кошка драная». Капитан уже в третий раз намыливал руки, пытаясь избавиться от въедливого запаха. «Обгаженный» коврик был отнесен на помойку за пару кварталов от дома, но стойкие — высшего качества, чтоб их! — духи успели пропитать и площадку, и квартиру, и самого капитана. Не поддался им только благословенный свитер («С меня еще одна шоколадка!») Мысленно вызывая на голову и прочие части тела мастера все возможные кары, Вольфгер едва не выл. Хотелось обернуться и закружиться на месте, вцепившись зубами в собственный хвост. В очередной раз вытерев руки, вервольф рыкнул, открыл настежь все окна в квартире и вылетел из нее, громко хлопнув дверью. И даже столь беспечная для капитана стражи мера его не волновала — лучше пережить нашествие домушников, чем ночевать в провонявшей квартире. Отделение стражи встретило своего капитана ночным умиротворением. Дейв Смиттс, придремывавший на посту над чашкой кофе, сначала бросил на вошедшего ленивый взгляд и только потом вытянулся, приосанился, расправил плечи, мигом изгнав с лица дрему, как опытная ведьма — порчу. — А вы что здесь делаете, капитан? — изумился он.