Потом Бонни встретила знакомую по парикмахерской. Три ярко накрашенных девушки в до неприличия обтягивающих черных комбинезонах и с туго затянутыми на талиях алыми шарфами позировали фотографу в белых брюках и темно-синем клубном пиджаке с медными пуговицами. Наряд фотографа выглядел категорически неуместно для англичанина, но стоило ему произнести пару слов, как Уинстон понял, что это заезжий американец. Еще и южанин. Бонни заговорилась с девушками, а американец приобнял Уинстона за плечи волосатой рукой с тяжеленными золотыми часами, отвел в сторону и шепотом спросил: - Как мне узнать, готовы ли они заняться любовью у меня на яхте и сколько это будет стоить? Я могу сам у них спросить, но это не будет неприлично? - Минутку. С одной стороны, предложение посредничать между предполагаемой проституткой и клиентом не особо лестное для порядочного человека. С другой стороны, когда явный миллионер старается соблюдать правила приличия с очевидно нижестоящими, стоит одобрить подобное поведение. Уинстон шепотом передал вопрос Бонни, а потом передал ответ. - Та, что слева, берет триста за ночь. Два другие – приличные женщины и стоят дороже. Обсуждать с ними подробности можно, но в сторонке и тихо. - Спасибо, - американец аккуратно сунул в нагрудный карман собеседника свернутую сотенную купюру. - Ага, вот вы где! Уинстон обернулся. Их с Бонни окружила компания в семь человек. Двое в синих комбинезонах и пятеро в черных, в том числе Эдвард. Одному из черных за тридцать, старший из синих примерно того же возраста, а остальным около двадцати. - Предъявите документы, - сказал старший черный, - Генри Сатклифф, партийный контроль. - На каком основании? - спросил Уинстон. - Непристойное поведение при свидетелях. Уинстон посмотрел по сторонам. Ситуация скверная. Сдадут охране, составят протокол. Чисто технически это не страшно и можно смело сдаваться. По протоколу за непристойное поведение их должны «пропесочить» на партсобрании по месту работы. Но Бонни беспартийная, и место работы у нее липовое. Уинстон номинально сотрудник Министерства, но Плезенс вряд ли будет ради него собирать собрание. Эти избалованные бездельники стопроцентно наехали не для того, чтобы составить протокол и забыть. Отделаться взяткой на таком уровне нереально. - Граждане, не задерживайте, - сказал старший из синих, крупный и мускулистый. - Товарищи! – к компании подошел Мерфи в черном комбинезоне, державший под руку женщину в темном деловом костюме. Уинстон никогда раньше не видел его в такой одежде. Вслед за Мерфи подтянулись еще двое черных. - Мы, кажется, немного знакомы, - начал Мерфи, подчеркнуто не торопясь. Эдвард ощутимо испугался и подергал за рукав «партийного контролера». Тот обернулся к подошедшим. Его спутница обошла черных и шепнула Уинстону и Бонни: - Быстро уходите! Бегом. Взяла их за руки и потянула за собой. На них оглянулись, но не преследовали. Синие, потому что черт его знает, что за черные у этих в друзьях. Черные, потому что со стороны партийной молодежи стало бы крайне невежливо развернуться и уйти перед лицом неизвестных высокопоставленных партийцев. - Вы Уинстон и Бонни, - сказала она на ходу. - Да. - Я Элизабет Мерфи, жена Уильяма. - Очень приятно. - Он просил передать, что вы ни в коем случае не должны ни с кем здесь ссориться. Лучше сразу бегите. Просто бросайте все и бегите, как не бегали никогда в жизни. - Убегать невежливо, - сказал Уинстон. - Это лучше, чем вступить в конфликт сразу с несколькими змеями в этом гадюшнике. Черные чрезвычайно злопамятны, а их родители очень влиятельны. Если вы рассчитываете на нашу крышу, то среди черных у нас очень ограниченные возможности. Очень. И Уильям не любит, когда ему создают проблемы на ровном месте. - Это он про нас сказал? – спросила Бонни. - Нет, это я про него знаю. - Спасибо. - Приятно было познакомиться. Где у вас места? - На галерке. - У них наверняка в партере или в ложах. После спектакля уходите как можно быстрее. По пути к галерке попался еще один знакомый. - Смит! - Амплфорт! Амплфорт в Министерстве Правды занимался исправлением стихотворных произведений. Последний раз Уинстон видел его арестованным в подземельях Министерства Любви. С тех пор Амплфорт сильно изменился. Стал более уверенным и менее сутулым. Взялся следить за собой настолько, что даже убрал волоски, росшие на ушах. Как будто он теперь мелкий, но начальник. - Я думал, Вас отменят, - сказал Уинстон. - Я думал, что Вас, - ответил Амплфорт. - Я слишком ценный сотрудник. Меня вернули. - Туда же? - Нет, в другое место. А Парсонса на старое. - Раз за вас обоих, - Амплфорт искренне улыбнулся, - А меня не вернули, но карьеру я сделал. - Как это? - Сначала вел тюремную стенгазету. Потом поднялся до внутренней многотиражки. Потом до внешней. У них там есть «Башня радости», которая внутри здания, и «Горизонты свободы», которая печатается для филиалов по всей Эйрстрип Ван. - В статусе арестанта? – удивился Уинстон. - Сначала да. Потом повысили до «капо», когда я стал выпускающим редактором. Потом оформили амнистию и стали повышать быстрее, чем я успевал удивляться. - Кадры решают все, - Уинстон улыбнулся. - Да. У них нет грамотных людей, чтобы заниматься газетой. Там бывали такие ошибки, что в нашем Министерстве Правды за них бы отменили со скоростью звука. Даже со скоростью стука. У «умников» спокойнее. Они просто недостаточно умные, чтобы замечать те политические некорректности, которые замечаю я. Те, которые я пропущу, они тем более пропустят. Ты даже не представляешь, что у них проходит незамеченным. - Что? - Например, когда мне показывали редакцию «Башни радости», у них на стенде висел их последний номер. Первый разворот - первая и четвертая полоса, второй разворот - вторая и третья полоса. На первой полосе заголовок передовицы «Спасибо Большому Брату», а на четвертой полосе, это же тюремная газета, заголовок «За попытку изнасилования». Тем же шрифтом, почти напротив. - Ужас… - прошептал Уинстон, чувствуя, как над лысиной встают гипотетические волосы. - Ужас, - спокойно ответил Амплфорт, - У нас бы головы полетели от выпускающего редактора до последнего наборщика. А у них никто не заметил. - Да, слушай, есть разница. - Еще какая. А ты тоже сменил работу? Амплфорт не мог не заметить существенно более здоровый вид бывшего сослуживца, который раньше сутулился и кашлял. - Да. Я тоже редактор, только в Министерстве Изобилия. - Поздравляю. Не хочешь к нам? - Зачем? - Если тебя действительно интересует творчество, то настоящий креативный класс сидит в тюрьме. Художники, поэты, режиссеры, актеры. А какие там танцовщицы! - В тюрьме? - В женском отделении. Знаете, американцы придумали танец на шесте. Так вот, наши в ответ придумали танец на решетке. На вертикальной решетке, не спускаясь на землю. - С трудом представляю.