Я вскинул «Макаров», совместил мушку с широкой спиной бегущего по длинному коридору человека и с сожалением опустил оружие — если убью кого-то в спину, то сяду однозначно и надолго. Зато Никсон время не терял, не имея никаких моральных терзаний и не зная о существовании надзорного органа, он в два прыжка догнал заднего беглеца и сомкнул пасть на мельтешащей перед мордой мясистой икре. Человек вскрикнул, потянулся к внезапно заболевшей ноге, но тут же боль пронзила и вторую ногу. Но, даже хромая на две покусанные ноги, человек пер как носорог, сбивая на своем пути все, что имело несчастье ему попасться под ноги. Я чуть приотстал, перепрыгивая на ходу через лежащую поперек лестницы соседку с четвертого этажа, поэтому, когда я выскочил из подъезда, два мужика во всем черном были уже на расстоянии тридцати метров. Один из них пинками пытался отогнать прыгающего вокруг него Никсона, а второй копался в карманах брюк, стоя возле серых «Жигулей», припаркованных у соседнего дома. — Бах! — пуля свистнула на головой мужика у машины и выбила облачко штукатурки из глухой стены соседнего дома. Мужики отпрыгнули от машины и бросились наутек, скрывшись в густых зарослях молодых кленов. Я подбежал к машине, подергал двери, но они были заперты, наверное, бегуны искали ключи от машины. Два никелированных ключика на пластмассовом брелоке лежали в траве, у заднего колеса. Его я нашел, когда в бессильной злобе выворачивал ниппеля из колес. — Никсон, ищи! Ищи, малыш. Пес недоуменно посмотрел на меня, но все-таки ткнулся ноздрями в связку ключей, после чего, уже бодрей, крутанулся вокруг «жигуленка» и рванул в темноту. Периодически мы теряли след, для собаки, при наличии миллиона отвлекающих факторов, пройти по следу метров в триста в условиях города — уже хорошо, но мы прошли гораздо больше. Покрутившись между старых двухэтажных домиков довоенной постройки, беглецы, видимо, успокоились и пошли по прямой, по улице Пустынной, которая шла практически до границы города, упираясь в торфяные языки знаменитых Васюганских болот. Вскоре кончились серые, унылые «хрущевки», и мы добрались до домиков частного сектора, где из-за каждой калитки нас облаивал местный Кабысдох. На мое счастье, я заметил силуэты преследуемых, что шли по укатанной машинами колее, занятые лишь тем, чтобы не влезть обувью в грязь, оставшуюся от недавнего проливного дождя. Я шел прижимаясь к почерневшим от времени, дощатым заборам, а чёрную спину Никсона разглядеть точно было невозможно. Пройдя еще минут пятнадцать, мы дошли до пустыря, посредине которого шли трамвайные пути. Оставаясь в тени я смотрел, как два темных силуэта подошли к одному из домов, коричневого кирпича. Перед ними распахнулась калитка, и мужчины вошли во двор, а я пошел в обратную сторону — нужно было запереть дверь квартиры и, все-таки, разыскать жену. Дверь квартиры была по-прежнему открыта, какая-то мебель была чуть сдвинута со своего места, но, в принципе, порядок нарушен не был. Сумочку жены я обнаружил в коридоре, она упала за полку с обувью. На первый взгляд, документы, деньги и ключи были на месте. В это время Никсон коротко квакнув, позвал меня в комнату, после чего, нырнув под кровать, вытащил оттуда смятый клочок бумаги. Коротенькая записка была написана кривыми, печатными буквами. «Верни белый, вернем бабу». То есть, какая-то тварь или вошла в мое жилище «на плечах» Люды, либо ждала в коридоре, когда жена откроет дверь, уходя из жилища, захватила мою женщину и оставило мне требование принести им героин в обмен на жизнь моей половинки? По все законам жанра я должен был собрать имеющееся у меня оружие и идти по адресу, где процветает семейство наркобарыг, убивая всех встречных- поперечных, но на кону стояла жизнь любимого человека, а я один на два кирпичных дома, да и не являюсь большим специалистом по освобождению заложников. Я спустился на первый этаж, отжал с помощью топора дверь в кабинете коменданта и набрал номер шефа. — Товарищ майор, прошу прощения за ночной звонок. Я трезвый и не шучу. У меня из квартиры украли жену и оставили записку с требованием вернуть наркотические вещества. Да, их и подозреваю. Меня пытались захватить в моей квартире, но я понял, что в помещении посторонние и два мужика убежали. Нет, не дал уехать на машине и проследил до дома, куда они зашли. Именно, этот адрес. Нет, я буду ждать на перекрестке, на трамвайной остановке. Нет, мою квартиру можно будет осмотреть после освобождения заложницы. Войти туда можно в рамках возбужденного дела, если не кому выписать постановление на обыск, я его сам выпишу, и посмотрю, какой прокурор признает его незаконным. Все, жду вас с специалистами. Через полтора часа я стоял на крыше двенадцатиэтажки, с рацией в руках, и наблюдал в бинокль за домовладениями граждан Ивановых. Мои начальники прятались под козырьком трамвайной остановки. Ждали специалистов из СОБРа. По участкам, занимаемыми интересующим меня домами, внешне беспорядочно бродили люди, переходя из дома в дом, забора между участками не существовало. — Двенадцатый, как обстановка. — захрипел динамик рации. — Двенадцатый, движения нет. — я поднес мембрану микрофона поближе. — Понял тебя двенадцатый. Автобус подойдет через пять минут. — Отбой. Через пять минут у трамвайной остановки притормозил серый «УАЗик — буханка» с надписью «Аварийный» на желтой полосе вдоль борта. — Пятый, я двенадцатый. Из ближнего дома вышли люди и что-то потащили через огород, в сторону соседней улицы. — Двенадцатый, поняли тебя, спецы начали. От остановки отъехал серый фургон и бодро покатил в сторону двора Ивановых, затем скрипнул тормазами, притершись вплотную к забору, и через его крышу, во двор, стали прыгать зеленые человечки. Звон разбитого стекла, а затем и многоголосый визг донеслись даже до меня. Два человека в огороде перебросили свою ношу через забор, и кинулись обратно к дому, а я, крикнув «пятому», что снимаюсь, бросился к лестнице, ведущей с крыши. Людмила Жемчужная, беззащитная жертва. Дальнейшее я плохо помню. Очнулась в каком-то помещении, без окон, с очень теплой и влажной температурой. Судя по многочисленным ящикам, фито лампам и трубкам, притащили меня в подземную теплицу, а баловались местные садоводы каннабисом сорта «Туман забвения», что, по моему мнению являлось неплохим выбором. Высокие, устойчивые к болезням и неприхотливые кусты давали солидные урожаи. Я сконцентрировалась — тошнота и боль ушли, а скотч, которым мне перемотали руки, лопнул в паре мест, наверное, вследствие производственного брака, и я смогла освободить кисти. Я сидела молча, прислушиваясь к тому, что происходило у меня над головой, в доме, который был отделен от меня металлической крышкой люка. Наверху ходили люди, не менее десятка, женщины, мужчины, дети. Они громко кричали, что-то готовили, кто-то ел, работали два телевизора. Я жувствовала каждого из них, но проникнуть в их головы, почувствовать эмоции я не могла. Что-то мешало мне, как будто, какие-то амулеты были одеты на каждого человека, присутствующего в доме, поэтому я ничего не могла сделать с этими людьми. Я не знача, что делать, оставалось только ждать. Вдруг я почувствовала эмоции своей собаки. Где-то, недалеко, находился Никсон. Он был ужасно обижен на своего хозяина, потому что его не взяли с собой, оставили где-то, в закрытой коробке. Я послала щенку свою сигнал о своей любви к нему и постаралась успокоить. Мужа я не чувствовала, но зато, смогла успокоится. Если рядом наша собака, значит муж бродит рядом и собирается меня спасать. Ну, а раз, кавалерия скоро выскочит из-за холмов, значит пришла пора подумать о мести, о сладкой мести этим уродам, что посмели напасть на меня. Резко распахнулся люк, и по ступенькам, ведущим в теплицу начала торжественно спускаться делегация. Впереди всех, спиной вперед, спускался плотный цыган лет сорока, почтительно поддерживая следующую за ним сухую и седую старуху, которую с другой стороны держал еще один мужик, только малость потолще. На почтительном расстоянии в мою темницу шли какие-то толстые тетки, с сопливыми младенцами на руках, молодые девки с такими же младенцами, или без оных, где-то сверху, на самом начале лестницы виднелись любопытные лица смуглых подростком. Я не обращая внимание на местный бомонд, сидела, вытянув ноги и задумчивая барабаня ноготками по металлической лейке, которую я нашла недалеко от себя. Увидев, что у меня развязаны руки, задний мужик что-то воскликнул на своем тарабарской наречии, но тетка, которую с почетом вели ко мне, не обратила на его крик никакого внимания. Остановившись в двух шагах от ящика, на котором я сидела, седая бабка опустила свой горделивый взгляд и встретилась со мной глазами. Сначала ничего не происходило, потом что-то, как будто, коготком провело мне по голове, легонько и испуганно, а потом испуганные глаза стали у бабки. Коготок еще раз коснулся моего затылка, бабка начала дышать как загнанная лошадь, после чего прохрипела слово «бэнг» и начала пятится назад, не сводя с меня своих, светло-коричневых, выцветших глаз. Услышав это слово, вся многочисленная цыганская диаспора попятилась наверх, кто-то испуганно закричал, заплакал ребенок, и после этого все побежали, чуть не падая с, вмиг ставшей очень узкой и крутой, лестнице. Через пару минут крышка захлопнулась, отреза меня от жилой части дома. Ор на верху, чуть приглушенный люком, не смолкал, пока, внезапно, как по команде, все замолкли. Крышка люка медленно, со скрипом, приподнялась, и в подвал заглянул мужик, что вел старую бабку вторым. Он что-то бормоча, выставил вперед ладони, после чего стал манить меня: — Иди, выходи… Ну, раз приглашают, то надо идти. Я встала и пошла наверх, продолжая мысленно разговаривать с стройными, быстро тянущимися вверх, кустами, чьи красивые, пушистые кисточки, распространяя пряные, шоколадные нотки подросли до самых цоколей фитоламп. Наверху никого не было, дом казался пустым, лишь где-то, в соседней комнате кто-то быстро и испуганно шептал. — Иди, иди, не бойся! — мужик манил меня куда-то на кухню, где нас ждал молодой парень, почти подросток. Парень распахнул дверь, ведущую на улицу, а когда я вышла на крыльцо, меня, осторожно подхватив под руки, быстро повели куда-то в темень огорода. Через минуту меня довели до глухого забора из профнастила, после чего подняв под локти, просто перебросили через забор. Хрустнула зацепившиеся за край ограды юбка, раздались удаляющиеся торопливые шаги, и я осталась одна, в темном переулке на задворках чьих то огородов. А потом от дома, откуда меня так неделикатно выставили, раздался грохот ударов металла о металл, чьи-то истошные крики, переходящие в визг, и даже, как мне показалось, пара выстрелов. Мне показалось, что стоять у глухого забора в ночном переулке просто глупо, и я двинулась в сторону, где виднелись окна огромной панельной девятиэтажки. Никого не встретив, я дошла до улицы Второго космонавта, шагнула за угол, где меня вновь кто-то схватил. Глава 10 Глава десятая. Людмила Жемчужная — пироманка. — Привет! — лицо Николая светилось от счастья: — Ты живая! С тобой все в порядке? — Ну, если не считать, что меня похитили и держали в подвале, то все в порядке. — Как ты здесь оказалась? — Минут двадцать назад ко мне в подвал спустилась толпа народу, после чего старая бабка что-то крикнула и меня выведи в огород два мужика, причем очень беспокоились, чтобы я не упала. А потом просто перекинули через забор и я пошла в сторону жилмассива. — С тобой точно все в порядке? — Точно-преточно. Давай, Коля, пошли скорее отсюда. Прежде чем я оказалась дома, меня два часа допрашивал следователь. Как в американском кино не получалась — моя фраза «а давайте я завтра заеду в участок и дам показания» понимания у собравшихся начальников не нашло. Потом я вынуждена была ехать в общежитие и показывать на месте, где стояла и где получила по лицу. Изъяли с пола какую-то бумажку, где Николаю предлагали вернуть меня за героин. В общим суета продолжалась до самого утра. По официальной версии, к которой пришли начальники по результатам этой безумной ночи, за несколько минут до штурма дома, кто-то слил господам Ивановым информацию, что к ним направляется СОБР, и цыгане решили выпустить меня, чтобы не нести наказание за похищение человека. Опознавать человека, ударившего меня по лицу я отказалась, так как никого не успела рассмотреть. Связать меня с возникновением пожара в подвале никто не додумался, ни один нормальный человек не мог даже в мыслях допустить, что кусты конопли за несколько минут выросли на тридцать сантиметров, уперлись в проводку системы освещения своими пышными шишечками, высохли и разом вспыхнули, как бенгальские огни. Правоохранители решили, а специалисты пожарной лаборатории подтвердили, что цыгане сами подожгли свою подземную плантацию, чтобы скрыть следу преступлений. В итоге милиция нашла в двух домах несколько пакетов с белым веществом, весы, упаковочный материал, мел, что сделало штурм и обыск вполне результативными, прихватили с собой всех оставшихся в доме мужчин, числом в четыре головы, и отбыла восвояси. Семейство Ивановых осталось без мужиков, с побитыми окнами и вывороченными дверями, выгоревшим подвалом и закопченными до угольной черноты помещениями в домах. Надеюсь, отмывая стены от жирной сажи они сделают вывод, что не стоит даже замышлять плохое в отношении членов семьи Жемчужных. Отходя от перенесенного стресса я конечно не вышла на работу в риэлторское агенство, наверное, меня уже уводили за прогулы, поэтому я просто отдыхала дома, думая о том, куда направить свои усилия. Тогда я еще не знала, что мы слишком много хапнули дури, тем более, что она подлежала перемешиванию с мелом или другим наполнителем, и лишь после этого подлежала розничной продаже, что в итоге давала весьма солидную сумму, которая уже была где-то учтена в строке «Прибыли». Обыск. Суббота, утро. Муж с утра выгулял пёселя, накормил их с котом и усвистал на работу. В квартире покой и умиротворение. Я открыла один глаз, контролируя обстановку в жилище, решая нелегкую задачу: пора вставать или можно еще поспать. Глаз обнаружил уши кота, торчащие со шкафа, значить пока никакой шкоды Эрик не замышляет. Этот кот вчера пришел на порог моей квартиры и начал нагло царапать дверь и громко мяукать. Я долго игнорировала шум в подъезде, пока в дверь не постучалась соседка с первого этажа, пенсионерка, с которой я стараюсь поддерживать хорошие отношения.