Такое объяснение Доэ было достаточно для недоверчивого товарища. Поговорив еще немного, оба злодея отправились на покой и спали до утра. Глава двадцатая АВЕЛЬ ДОЭ На следующий день индейцы, как заметили пленные, вели себя особенно оживленно и шумно. С восхода солнца до полудня слышны были по временам ружейные выстрелы, которые раздавались в отдаленных концах деревни, а вслед за ними гремело пронзительное «ура». Казалось, все в деревне — и мужчины, и женщины, и дети — присоединялись к этим радостным крикам. Шум все усиливался, что говорило о том, что индейцы не прочь во второй раз отпраздновать победу, устроить торжество, подобно вчерашнему, а значит, предаться безумному пьянству. В это время Роланд Форрестер лежал связанный в хижине под стражей двух старых и свирепых воинов. Обязанность их, по-видимому, тяготила: иногда они даже покидали жилище, хотя не более чем на несколько минут. Потом они снова усаживались рядом с пленным и глумились над ним на непонятном ему языке. Он же, погруженный в горькие думы, жестоко обманутый в своей последней надежде, казалось, был равнодушен к своей судьбе, которая всецело находилась в руках врагов. Целый день лежал он на голой земле и каждую минуту ожидал появления толпы индейцев. Он был уверен, что они должны прийти за ним и увести его на мучения, которые были жребием всех пленных. Однако проходил час за часом, а его одиночество не было нарушено никем, кроме двух старых сторожей. Только под вечер, когда стало смеркаться, увидел он еще одного человека. Телия Доэ, дрожа, прокралась в хижину, принесла пленному еду и при этом была так грустна, что Роланд не мог этого не заметить. Сначала он подумал, что это происходило от стыда и раскаяния, так как Телия тоже была повинна в том, что он попал в плен. Но потом он отбросил такие мысли и понял, что Телия старалась отвести от него опасность. Появление Телии пробудило в нем воспоминания о сестре. Он спросил о ней, но едва Телия открыла рот, чтобы ответить Роланду, как один из старых индейцев грозно подошел к ней, схватил за руку и вытолкнул ее за дверь хижины. Роланд остался предоставленным своей собственной судьбе. Когда настала ночь, он услышал чьи-то шаги у шатра и вслед за этим короткий разговор между пришедшим и сторожами. Вскоре сторожа покинули хижину. Пришедший подошел к огню, и Роланд узнал в нем Авеля Доэ, черты лица которого он запомнил на всю жизнь. Он устремил суровый взор на пленного, не произнося ни слова, пока, наконец, Роланд сам не прервал томительного молчания. Хотя Роланд и старался быть равнодушным, но сам вид этого человека вызывал в его душе бурю гнева и ярости. Потому что все злодеяния происходили при помощи такого сообщника, как Авель Доэ. С его помощью Бракслею удалось осуществить все его низменные планы. Кровь закипала в жилах Роланда, когда он смотрел на Доэ, и он сделал несколько отчаянных и совершенно бесполезных, попыток освободиться от пут и накинуться на обманщика. — Подлец! — крикнул Роланд Доэ, увидев, что все его усилия освободиться от уз тщетны. — Подлый, недостойный плут! Ты осмеливаешься еще являться сюда, чтобы хвалиться своими отвратительными преступлениями. Подлый, несчастный, низкий плут! — Это верно, капитан! — согласился Авель Доэ, кивая головой в знак согласия. — Вы дали мне верное имя, которое мне вполне подходит. Плут — это именно такое слово, чтобы с него начать; но оно будет еще и последним словом, чтобы им закончить. Посмотрим, чем кончится дело. — Прочь, несчастный! — закричал Роланд, полный гнева. — Не томи меня своим присутствием. Все равно мне нечего тебе сказать, кроме того, что я призываю на тебя проклятия с неба! — И это я нахожу справедливым, — отвечал хладнокровно Авель Доэ, — я согласен, что до некоторой степени заслужил его. Но при этом всему есть конец, даже и проклятию, и, может быть, если вы спокойно выслушаете меня, вы обратите свое проклятие в благословение. Пословица говорит: сегодня друг, а завтра враг. Поверните-ка ее и, может быть, выйдет верно, в том отношении, что я сегодня пришел к вам совсем не как ожесточенный, упрямый враг. Я хочу держать перед вами мирную речь, хочу зарыть секиру и курить с вами трубку мира. Таково мое намерение и его не отменит даже ваше проклятие. Можете клясть сколько хотите, я вам в этом не мешаю. Но и не уйду. Я пришел, чтобы заключить условие, и, если вы выслушаете мои предложения, то, надеюсь, не будете так сердиты на меня, как до сих пор. Но прежде чем мы начнем говорить о деле, скажите мне, каким образом вы освободились от старого Пианкишава и его спутников? — Если вы хотите сделать мне предложение, — ответил Роланд, стараясь немного смягчить свой гнев, — то говорите кратко и прямо, что вам нужно, и не утруждайте меня излишними вопросами. — Ну, ну, не так горячо, сударь, — ответил на это хладнокровно Доэ. — На вежливый вопрос, думаю я, должен быть и вежливый ответ. Если вы кололи старого плута и его спутников, вам нечего бояться сказать мне об этом: я ничего худого о вас не подумаю. Не так-то легко убить пленнику индейцев, которые связали его крепкими ремнями. Но я предполагаю, что разбойники были пьяны: индейцы всегда будут индейцами и никогда себе не изменят. А вы напали на них и заплатили им долг сполна, как индейцы этого заслуживали. Если вы это сделали, то доставили мне тем большое удовольствие, ведь это я предал вас в их руки, и это мучило, сильно мучило меня: я знал, что плуты сожгут вас, как охапку дров, если вы от них не сбежите. Но с вашей стороны глупо было нас преследовать. Впрочем, об этом я промолчу. Что делать? Прошлого не воротишь… Скажите мне только: где нашли вы этого молодца, который одет индейцем и едва было не утащил вашу сестру? Индейцу уверяют, будто он великий колдун; я же никогда не слыхал о колдуне среди белых, пока находился среди них, поэтому я не верю этой выдумке. И очень хотел бы узнать, в чем дело. Заметьте, я ставлю вам вежливый вопрос и нет у меня никакой задней мысли. Никто не может объяснить, кто этот малый, и Ральф Стакполь, которого я тоже спрашивал о нем, никогда в жизни не видел этого человека. — Если вы хотите, чтобы я отвечал на ваши вопросы, то сначала должны ответить на мои, — сказал Роланд. — Итак, какая судьба ожидает человека, о котором вы только что говорили? — Я думаю, сожжение, — ответил Доэ. — Однако это зависит еще от настроения Венонги, старого Черного Коршуна. Если этот человек объяснит то, чего не мог открыть ни один индейский колдун, то старый предводитель накормит его, пожалуй, самым лакомым блюдом и сделает своим собственным колдуном. Он как раз занят переговорами с ним. — А что сделают с Ральфом Стакполем? — спросил еще Роланд. — Тот, без сомнения, будет сожжен, — прозвучал ответ. — Они только ждут возвращения уехавших воинов, и потом малый будет предан огню живым, как полено. — А мне? И мне предстоит та же участь? — Да, вероятно. И в этом тоже нельзя сомневаться, — ответил Доэ и в глазах его блеснули зловещие огоньки. — Некоторые индейцы, правда, хорошо отзываются о вас; вы достаточно храбры и могли бы быть приняты в их племя. Но большинство диких настаивает, чтобы вы были сожжены, и вы будете сожжены, если… — Стой, еще один вопрос, — прервал поспешно Роланд каркающего ворона. — Какая судьба ожидает мою бедную сестру? — О! Что касается ее, то вы можете быть совершенно спокойны, по крайней мере, относительно сожжения. Мы не за тем поймали ее, чтобы изжарить. Ей не грозит опасность; есть человек, который принял ее под свое покровительство. — Да! Этот человек не кто иной, как Ричард Бракслей, злейший и гнуснейший негодяй, который когда-либо зачумлял прекрасную землю своим дыханием. — А вы?.. Как вы могли доверить девушку такому негодяю? — А почему же нет? — холодно возразил Доэ, — Он хочет жениться на ней, чтобы завладеть землями, которые остались после вашего дяди и которые, собственно, принадлежат вам и вашей сестре. Видите, вот почему мы поджидали вас у Соленой реки и старались захватить вас. — Вы сознаетесь, значит, — сказал Роланд с гневным упреком, — сознаетесь, что вы продались этому негодяю… Несчастный! Как мог ты из-за денег разрушить счастье моей сестры и уничтожить мою жизнь? — Очень просто, потому что я сущий негодяй, — послышался ответ Доэ. — Но не станем тратить на это слова. Все равно ведь я согласен с вами. Когда-то я был честным человеком, капитан, да… Но тогда были лучшие времена! Теперь же я негодяй до мозга костей. Не смотрите же так, как будто вы удивлены этим. Вы услышите от меня нечто такое, что еще более поразит вас. Сперва ответьте мне на вопрос: хотите вы уйти из индейской деревни и избежать костра, который обратил бы в пепел ваши крепкие кости? — Хочу ли я быть свободным? Бессмысленный вопрос? — Ну так что же, капитан, если вы так страстно желаете быть свободным, то я как раз тот человек, который вам в этом поможет. Я готов освободить вас и избавить от смерти… Ведь только подумайте: попасть в костер! Но прежде между нами должен быть заключен торг. Я поставлю вам довольно легкие условия, — легкие в том плане, что вы теперь без того совсем погибли. — Ну, говорите! Если я в состоянии выполнить эти условия, то вы можете рассчитывать на мое согласие. — Капитан, — продолжал Доэ, — я должен вам теперь сказать, что я куда еще более плут, чем вы полагаете. Уверяю вас, ровно шестнадцать лет стремлюсь я к тому, чтобы отнять у вас имение вашего дяди. Прежде чем пришел этот Бракслей, я был честным человеком. Только когда он сказал мне: «Убери эту девушку, которая должна со временем унаследовать имение майора, и я устрою твое счастье», — только тогда, говорю я, стал я мошенником. — Это вы, значит, убили бедное дитя? — вскричал Роланд. — Убил? Нет! — возразил Доэ. — Речь шла только о том, чтобы спрятать девочку, и мы убрали ее в дальний угол, потом сожгли хижину и распространили слух, будто дитя погибло в пламени. Потом я отправился на индейскую границу, где меня никто не знал, принял другое имя и выдавал украденное дитя за свою дочь. — За вашу дочь? — воскликнул удивленно Роланд. — Значит, Телия — настоящая наследница моего дяди? — А если бы она и была ею, так что ж из этого? Едва ли вы могли бы помочь ей восстановить ее права! — О, клянусь, я помог бы ей, если бы знал! — возразил Роланд. — Это я только и хотел знать, — пробормотал Доэ. — Да, да, в этом и есть разница между мошенником и честным человеком. Нет лучшей девушки на свете, капитан, чем Телия, — продолжал Доэ. — Вы этого не знаете. Но это боязливое дитя, которое пугается даже собственной тени, храбро жертвовало собой, чтобы освободить вас из плена; ночью, когда вы спали в палатке полковника Бруце, а мы у брода поджидали вас, она плакала, просила, умоляла, угрожала даже рассказать всю историю о засаде вам и полковнику Бруце, пока я не направился к ней с топором. Тогда она испугалась и поклялась мне, что будет молчать. Когда же она потом последовала за вами в лес, она ни о чем больше не мечтала, как перехитрить нас, а вас спасти, причем она провела вас к старому броду, где у нас не было и засады, и, наверное, ей все хорошо удалось бы, если бы ваше упрямство не помогло нам. При этом я не солгу, сказав, что Телия вовсе не наследница майора, а моя дочь. Первая же заболела и умерла через год после того, как была похищена нами. Итак, не помогли нам ни наша ложь, ни воровство и поджог, ничто… Правда, дитя и без того умерло бы. Капитан, я рассказываю вам всю эту длинную историю откровенно. Но дело в том, что я ничего не приобрел, впал в нужду и, наконец, должен был сделаться несчастным индейцем. Полковник Бруце взял мою дочь к себе, и это было очень хорошо с его стороны; но меня мучит, что всякий насмехается над нею и презирает ее из-за мошенника-отца. Все это должно перемениться, капитан, потому что я ее люблю, она мое дитя. Авель Доэ помолчал некоторое время, потом продолжал: — Видите, капитан, судьба бедного ребенка все беспокоила меня и наконец я пошел к Бракслею, чтобы поговорить с ним об этом. Тот сказал, что он женится на девушке, и она будет наследницей майора! Причем мы выдадим ее за умершего ребенка. Все это было бы хорошо, если бы я не боялся доверить плуту свою дочь. Тогда мы придумали другой план: когда ваш дядя умер, Ричард послал за мной и плутни наши начались. Сперва мы хотели… — Меня убить! — вскричал Роланд, слушавший с напряженным вниманием рассказ Авеля. — Нет… по крайней мере, не собственными руками… — возразил Доэ. — Все же мы хотели убрать вас куда-нибудь подальше, чтобы вы не стояли у нас на дороге и никогда не вернулись бы сюда. Бракслей должен был тогда жениться на вашей сестре и по второму завещанию вашего дяди вступить в права наследования — по тому именно завещанию, про которое он утверждал, будто ваш дядя его уничтожил. — Ну и что же? Завещание еще у него? — спросил Роланд. — Нет, оно теперь в лучших руках, — ответил Доэ и вытащил документ из бокового кармана. — Вот, читайте. Все его состояние завещано вам и Эдите и должно быть разделено между вами, как вы захотите. Читайте его сами. Роланд поспешно поднялся и при первом взгляде на завещание убедился, что Доэ верно передал его содержание. Оно было написано рукой его дяди и составлено умно и вразумительно. Особенно порадовало Роланда то, что дядя, казалось, вовсе не сердился на него, хотя Роланд, как мы знаем, тайно покинул его дом, жаждая воинской славы. — Это, действительно, ценная находка, — сказал Роланд, глубоко взволнованный. — Освободите меня из плена, спасите мою сестру и других пленников, — и лучшая муза во владениях моего дяди будет вам наградой. Да, вы можете сами назначить условия себе и своей дочери. — Да, именно в условиях и заключается все дело, — сказал Доэ и задумчиво положил завещание к себе в карман. — О них мы должны поговорить детально, чтобы не случилось какой ошибки. Но прежде чем я выскажу условия, знайте, капитан, что вы будете жариться на огне у индейцев, и это так же верно, как и то, что вы сейчас греетесь у этого костра. У вас нет выбора… вовсе нет… вы должны это знать. — Говорите же ваши условия скорее, — сказал нетерпеливо Роланд, — я думаю, что мы недолго будем торговаться. Однако Доэ не торопился исполнить желание пленного. — Так вот, капитан, — сказал он после минутного молчания, — вы ведь знаете, кто такие мы с Бракслеем. И я должен ему помогать. Вот вам условия: во-первых, вы должны половину имения отдать моей Телии, чтобы она была полностью обеспечена в будущем и чтобы никто не смел бы более колоть ей глаза, что ее отец индеец, а во-вторых, ваша сестра должна выйти за Бракслея, а с ней перейдет к нему и другая половина наследства. Вот мои условия и знайте, что я ни на мизинец не отступлю от них. Роланд сидел некоторое время молча, ошеломленный. — Что? — вскричал он наконец. — Вы требуете, чтобы я этому негодяю отдал свою сестру? Никогда! Лучше мне увидеть ее умирающей на моих глазах, чем нанести ей такой позор, такое страдание. Берите половину нашего наследства, берите все, но этого не требуйте от меня! — Я должен настаивать на этом, капитан, — возразил Доэ. — Если я обману Бракслея, то его месть падет на меня. Он — закоренелый негодяй и знает, чем может нанести смертельную рану. Он сживет тогда мою дочь со свету, а этому-то я и должен помешать, потому что я люблю Телию; люблю больше жизни. — Но моя сестра… никогда, никогда! — закричал Роланд. — Вы безумный человек! Назначайте другие условия, берите наследство майора, хоть все целиком, только… — Ничего более! Я сказал вам свои условия и повторяю, ни на волос не отступлю от них. Итак, решайте скорее — согласны вы или не согласны! — Не согласен! — ответил Роланд твердо. — Лучше смерть, чем такой позор! — Хорошо, будь что будет! — сказал Авель Доэ. — Своим отказом вы ничему не препятствуете. Эдита силой будет отдана Бракслею, а я… я буду спасен от сетей этого злодея. Не говорите же, капитан, что я ввел вас в погибель. Не вините меня, пеняйте на самого себя. Я хотел освободить вас. Вы не можете не согласиться с этим! Сказав это, полный мрачной решимости, Авель Доэ встал и покинул хижину, не обращая внимания на слова Роланда, который еще раз заклинал его взять наследство дяди и за эту цену освободить его и остальных пленных. Едва Авель удалился, как оба индейца снова вошли в комнату и провели подле Роланда ночь в полном молчании. А он весь отдался думам о своем безвыходном положении и тоске по своей загубленной сестре. Глава двадцать первая ЧЕРНЫЙ КОРШУН А что же другие товарищи Роланда? В то время как его посетил Авель, в хижине Венонги произошло приключение, в котором одному из товарищей Роланда по несчастью приходилось разыгрывать важную роль. В этой хижине держали Натана, несчастную жертву не столько своей смелости, сколько чрезмерного усердия своих неосторожных помощников. Только несколько минут тому назад он был приведен сюда, после того как прошлую ночь и весь день он провел в менее почетном заключении. Его необыкновенный вид, который делал его столь похожим на индейского фигляра, произвел сильное впечатление на его врагов, склонных к суеверию. Этому помог и случившийся с Натаном припадок. Несчастный упал на землю в страшных конвульсиях, а дикари думали, что их пленник бесноватый и что могучий бес вселился в его тело. Когда припадок закончился, Натан, как и другие товарищи, был связан ремнями и отправлен под строгим надзором; однако ему оказывали до некоторой степени милость и даже почтение, веря в его сверхъестественную силу. На другой день индейцы толпами теснились у хижины, где содержался Натан. Некоторые приходили, чтобы поглазеть на него, другие — чтобы задать вопросы о тайнах будущего, а менее легковерные старались разгадать загадку его появления, прежде чем поверить в его сверхъестественный дар. К последним принадлежал Авель Доэ и некоторые старые опытные индейцы, которые забрасывали пленного вопросами.