Меньше всего нам хотелось, чтобы звук выстрела, разнесенный эхом вверх по долине, достиг ушей остальных членов вражеского отряда. Бесстрашный шепнул, что возможно все семеро врагов находятся сейчас возле лошадей. Это предположение вовсе не доставило нам удовольствия. Понаблюдав некоторое время, мы пришли к заключению, что враги привязали коней к колышкам (любой военный отряд брал с собой огромные мотки веревок). — «Почти-брат», ты очень мудр, посоветуй нам, что делать. Скорей! Мы слушаем, — тихо сказал мне Питамакан. И я ответил: — Трава здесь стоит высокая. Давайте подползем по ней к ближайшей лошади. Кто-нибудь ухватится за конец веревки, которой она привязана, потянет к себе и медленно поведет. Двое остальных должны затаиться. Пастух, если он не спит, увидит, что лошадь пошла прочь. Он подумает, что она каким-то образом высвободилась и отправится снова привязывать ее к колышку. Тогда двое других нападут на него и прикончат раньше, чем он пустит в ход свое ружье. — Отличный план! — согласился мой друг. — Да, это так. Я займусь лошадью, — прошептал Бесстрашный. — Поползем в ряд, ты слева от него, а я справа. Живо! Начинаем, — скомандовал Питамакан. И мы поползли — не на локтях и коленях, а на животе, распластавшись по земле. Если вы когда-нибудь ползали так, то должны знать, как это трудно! До наших коней от леса было ярдов двести. Все это расстояние до ближайшей лошади (а это была определенно моя!) мы ползли, тщательно прячась в траве и лишь изредка поднимая голову, чтобы сориентироваться. Когда мы наконец приблизились к лошади, то обнаружили, что она привязана к небольшому кусту. Бесстрашный медленно подполз к нему и отвязал веревку. В лунном свете я увидел его лицо — оно было совсем белым, губы дрожали, а зубы стучали. Его охватил страх, но он упорно делал то, что ему было поручено. — И-как-и-мат! (Давай смелее!) — прошептал я ему. Даже не взглянув на меня, он стал двигаться обратно, держа конец веревки в левой руке, а ружье — в правой. Я следил за лошадью. Как же я боялся, что она испугается ползущих, захрапит или встанет на дыбы. Но она лишь раз подняла голову, посмотрела в нашу сторону поводя ушами и снова стала жадно щипать траву. Несомненно, она учуяла наш запах, поняла, кто мы, и уверилась, что мы не причиним ей вреда. Постепенно удаляясь, Бесстрашный осторожно тянул веревку, привязанную к шее лошади. И та, поддаваясь на мягкое потягивание, но продолжая щипать траву, шаг за шагом двинулась в нужную сторону. Отвлекшись от наблюдения, я тихо послал патрон в ствол и, затаив дыхание, стал ожидать последствий. Долго ждать не пришлось: в сотне ярдов прямо к западу от нас из травы внезапно поднялся мужчина, чуть постоял неподвижно и неспеша зашагал к нам. Когда он приблизился, я понял, что он выйдет на Питамакана. Едва мне стало ясно, что нам предстоит иметь дело с одним врагом, а не со всем отрядом, я испытал огромное облегчение. Затем я ощутил еще большую радость от сознания, что это мой «почти-брат», а не я покончит с ним. И даже в этот напряженный момент я ненавидел себя за мягкосердечие. Я сознавал, что должен бы жаждать смерти врага, который вместе со своими спутниками столь усердно охотился за нашими скальпами, но не мог. Между тем приближавшийся к нам коренастый и широкоплечий мужчина что-то бормотал себе под нос. Он шел не смотря по сторонам, не спуская глаз с лошади, поскольку думал, что упустил ее по собственной неосторожности из-за того, что плохо привязал. Если бы его внимание не было приковано к коню, он мог бы обнаружить Питамакана, заметив его темный силуэт в высокой траве. Но он прошел всего в нескольких футах от моего «почти-брата», прошел беспечно и не слышал, как тот поднялся и быстро двинулся за ним. В последний момент он, видимо, почувствовал опасность, а может быть просто услышал шорох травы позади: так или иначе он обернулся как раз в тот момент, когда Питамакан, замахиваясь, поднял свое ружье высоко в воздух. С пронзительным криком наш враг попытался отразить удар своим ружьем, но было поздно. Приклад тяжело обрушился на его голову, и он замертво упал на спину. Он был оскальпирован раньше, чем мы с Бесстрашным успели подойти. Питамакан вытащил из-за его спины колчан с луком, потом забрал и его ружье — старое, изношенное, кремневое. — Ха! Он получил свое, этот пес с Запада! — с удовлетворением воскликнул Питамакан. — Я хочу взять его порох и пули, — сказал Бесстрашный, нагибаясь и снимая с убитого пороховницу и подсумок. Я же тем временем озирался, оглядывая поляну, чтобы не прозевать остальных врагов, если они появятся. — Пошли теперь за нашими седлами и остальными вещами! Да поторопимся! — скомандовал Питамакан. Вскоре мы уже сидели верхом и направлялись вниз по тропе. Наши лошади скакали быстрым галопом. Мы нашли вещи там, где и спрятали. Лошади были поспешно оседланы, а вся поклажа приторочена в положенных местах. — И что мы будем делать дальше? — спросил Бесстрашный. — Поедем вверх по тропе, устроим засаду и уничтожим этих змей, когда они пойдут вниз, — ответил Питамакан. — Подожди! Послушай меня, — произнес я. — Мы ведь не военный отряд. У нас есть важное задание. Мы не должны идти на излишний риск. Поэтому я за то, чтобы спровадить этих змей по тропе в сторону равнины, а самим продолжить свой путь. — Но у нас с нашими «многострельными» ружьями не будет никакого риска! — воскликнул Питамакан. — И это говоришь мне ты — с твоим то опытом! Что же, мы совсем не будем рисковать, атакуя шестерых врагов, хоть и располагаем «многострельными» ружьями? — спросил я. — Конечно, риск будет, — вставил свое слово Бесстрашный. Питамакан глубоко вздохнул. — Хорошо, сделаем так, как вы хотите. Ведите, я пойду за вами, — согласился он. Мы сели верхом, и я, приняв роль ведущего, направился к переправе через реку, а затем — по тропе с западной стороны озера. Когда наступил день, мы подъехали к реке Белли. По-прежнему во главе нашей группы, я поехал дальше по большой тропе, разыскивая возможность сбить врагов со следа (а мы были уверены, что они последуют за нами). В паре миль ниже Форкс такая возможность появилась. При выезде из леса на большую широкую прогалину, мы заметили, что по ней движется стадо бизонов голов в тридцать-сорок. Мы выждали, пока бизоны не скрылись, а затем продолжили свой путь. Выехав на следы бизонов, мы стали двигаться очень осторожно, один за другим, а потом свернули направо и спешились. Наломав веток, мы тщательно замели свои следы, создав впечатление, что стадо шло после того, как мы уже проехали. Затем мы вернулись к своим лошадям, сели верхом и поехали к берегу реки. Спустившись по каменистому склону, мы перебрались на другой берег. Оттуда по узкой лесистой долинке мы поехали в горы и двигались так больше мили. Миновав несколько речек, мы выбрали наконец место для стоянки, где было много дикого горошка и густой травы для коней. У нас крепла уверенность, что нам удалось-таки избавиться от погони, сбив врагов со следа, и теперь им остается лишь одно — уйти на равнину и продолжить прерванный поход в поисках лагерей враждебных племен. Мы очень надеялись, что они будут обнаружены и перебиты кем-либо из наших. После того как лошади были стреножены, я прилег отдохнуть — ибо невыносимо устал. Тем временем Питамакан с Бесстрашным нашли на берегу реки место, где было много корней камаса. Они звали меня присоединиться к ним и поесть этих луковиц. Но я отказался и сразу же заснул. Проснулись мы довольно поздно и почувствовали себя прекрасно отдохнувшими, но очень голодными. Мы искупались в речке и наелись камаса. Убедившись, что наши кони хорошо укрыты в лесу, мы взяли свое оружие и поднялись на скалу, с выступа которой хорошо просматривалась долина реки Белли. Мы уселись, и я достал подзорную трубу. Поочередно мы осмотрели всю долину, но признаков присутствия врага не обнаружили. Однако у нас была твердая уверенность, что преследователи еще не могли пройти вниз и остаются пока где-то наверху. Мы ожидали их прохода не раньше, чем следующей ночью. Ранним утром Питамакан спустился на большую тропу отслеживать проход врага оттуда, а мы с Бесстрашным снова полезли на скалу с дальним обзором. Если бы (как мы надеялись) враги прошли мимо, Питамакан должен был подать нам сигнал, чтобы мы присоединились к нему. Мы ждали этого знака с большой тревогой, поскольку чувствовали себя очень плохо. Съеденный камас вызвал в наших желудках настоящие спазмы — так часто бывает, когда его много едят свежим. Мы надеялись, что нам полегчает после первой мясной еды, но у нас ее пока что не было. У нас буквально текли слюнки при воспоминаниях о большой туше оленя-вапити и отборных кусках мяса (конечно, теперь уже испортившихся), которые остались в наших походных сумках, повешенных в самом начале долины Саут-Форк. Но сигнала от Питамакана все не было, и сколько я ни разглядывал долину в подзорную трубу, а своего «почти-брата» так и не увидел. Солнце поднималось все выше и выше и уже приблизилось к зениту. Мы стали всерьез беспокоиться за нашего друга, опасаясь, что он убит врагами, и решили было идти искать его в долину. Но тут он сам, еле-еле передвигаясь, появился в кустарнике, где мы сидели. — Хаи! Я совсем болен! — воскликнул он, присаживаясь рядом с нами. — И мы тоже. Это все из-за камаса, это он терзает наши внутренности, — ответил Бесстрашный. — Что касается этих змей, то они еще не проходили. Однако мне стало так плохо, что оставаться там дальше я не мог. И добраться сюда мне было не легко, — объяснил Питамакан. — Я знаю средство, которое нам поможет! И почему я не подумал о нем раньше? Оставайтесь здесь, друзья мои, я пойду поищу его, — с этими словами Бесстрашный с трудом поднялся на ноги и направился вниз по склону. Прошло не меньше часа, прежде чем он вернулся. Но он шел уже гораздо быстрее, и на лице его была улыбка. — Со мной уже все нормально, а теперь я помогу вам. Поешьте-ка вот этого, — сказал он, вручая нам ворох стеблей мяты. Мы не стали тратить время даром и с жадностью накинулись на зеленые листья. Сначала они обожгли нам рот, а в животах от них стало горячо. Но очень скоро судороги прекратились! Мы опять стали разговаривать и строить предположения, где бы могли быть сейчас наши враги. Я снова взялся за подзорную трубу и стал осматривать долину в том месте, где мы покинули тропу. И вдруг я их увидел — все шестеро приближались туда, где днем раньше прошли бизоны. Теперь, после того как я засек их в подзорную трубу, мы смогли следить за ними и невооруженным глазом. Сначала они быстро шли гуськом по тропе, но дойдя до середины поляны, остановились. Через некоторое время трое из них внезапно повернули и пошли обратно вверх по тропе: один шел прямо по ней, а двое других искали наши следы по сторонам. — Смотрите, они остановились точно там, где бизоны опять сошли с тропы, чтобы попастись, — заметил Питамакан. — Да, они потеряли следы наших коней и пытаются найти место, где мы свернули с тропы, — согласился я. — Им это не удастся, ведь мы уничтожили следы, — рассмеялся Бесстрашный. Нам. весело было наблюдать, как змеи описывали круги и сновали взад-вперед вдоль тропы, как обычно делают потерявшие след собаки. В конце концов они сошлись, постояли кучкой (очевидно, споря), потом все вместе побежали вверх. Они скрылись в лесу и показались вновь уже на другой прогалине, а потом снова вернулись в лес и некоторое время спустя опять появились на нижней поляне. Как и раньше, они внимательнейшим образом изучали оба края тропы. Но им так и не удалось найти, где мы ее покинули! Мы вновь рассмеялись, и Питамакан воскликнул: — Паршивые, никчемные змеи, видели ли вы своего собрата, отдыхающего там наверху по Саут-Форк?! X. В гостях у кутене Наши враги собрались кучкой на нижней поляне и долго совещались. В подзорную трубу я видел, что они горячо спорят и отчаянно жестикулируют. Внезапно один из них быстро зашагал вниз по тропе. Остальные некоторое время смотрели ему вслед, затем выстроились гуськом и тоже пошли вниз — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока не догнали ушедшего первым. Вне всякого сомнения, они оставили нас в покое и опять вернулись к своему походу на равнину. Мы же еще оставались на своем месте больше часа, дождавшись ухода врагов за излучину реки в трех или четырех милях от нас. Лишь после этого мы побрели к своим лошадям, навьючили и оседлали их и быстро поскакали прежним путем вверх по долине. На ночь мы остановились у озера и поужинали мясом белохвостого оленя, которого подстрелил Бесстрашный. Следующим утром мы подъехали к озеру и нашли ту поляну, где вернули своих коней. Тело змея исчезло. Мы поняли, что товарищи нашли его и похоронили (скорее всего, отнесли в лес и укрыли тем, что попалось под руку — камнями, ветвями и сучьями). Еще позднее, когда мы приблизились к месту, где был убит олень-вапити, нам захотелось взглянуть, нашли ли его змеи. Им это не удалось, но, разумеется, оказалось по силам медведям — несмотря на большие размеры животного, они съели его целиком, остались только кости, разбросанные вокруг на многие ярды. Оттуда мы двинулись вверх по тропе, опасаясь, что враги могли наткнуться на наши походные сумки и забрать их. Но нет! Сумки были там, где мы их и оставили. Мы сняли их, выбросили мясо (оно давно испортилось), распределили поклажу по лошадям, и вскоре эта последняя полоса леса осталась позади. Мы начали подъем по голому и почти отвесному склону. Тропа была проложена наискосок по каменистой круче. В нескольких футах ниже скала резко обрывалась в каньон такой глубины, что, когда я взглянул вниз, у меня закружилась голова. Большой камень, который столкнула ногой лошадь Бесстрашного, с грохотом помчался вниз, сбивая другие по склону утеса, а мы, бессильные что-либо сделать, могли лишь стоять и слушать. Прошла целая вечность, пока не послышался громовой удар о дно каньона, а затем от скалы к скале, от вершины к вершине понеслось мрачное эхо. Содрогнувшись, мы продолжили свой путь, раздумывая о судьбе, которая ожидает того, чей конь случайно оступится на этой тропе. Начало каньона упиралось в отвесную стену. Когда мы достигли этого места, то увидели, что тропа резко поворачивает на запад и полого ведет вверх к вершине горы. — Ха! — воскликнул Бесстрашный. — Оттуда мы увидим совсем другую страну. Мы спустимся в нее и разобьем лагерь среди маленьких речек, которые текут к Большой Реке Запада!66 — Да. Но насколько я знаю — это сплошь лесистые долины и горы, — заметил Питамакан. — Такая страна мне не нравится. Но, когда некоторое время спустя мы выехали на вершину, посмотрев вниз, он воскликнул: — Нет, нет! Мы все еще в нашей собственной стране. Я знаю это место — здесь внизу течет Ревущая Река. Внизу мы увидели глубокую, тянущуюся на юго-восток долину, усеянную блестящими озерами разной величины. Теперь я понял, что мы находимся в высочайшем месте главного хребта Скалистых Гор. Река под нами была притоком реки Много Мертвых Вождей. Я достал подзорную трубу и внимательно осмотрел каждую из маленьких полян в долине, а также ее травянистые склоны — но не смог обнаружить лошадей. Кутене здесь не было, иначе я должен был увидеть их табуны. Мне удалось оглядеть долину сверху на восемь-десять миль. Дальше она поворачивала на юг. Существовала возможность, что кутене разбили лагерь именно там, в нижней ее части. Мы не стали задерживаться на вершине и через четверть мили спустились к Ревущей Реке. На этот раз мы разбили лагерь возле небольшой речушки, текущей с ледника. В этом месте лошади хорошо подкормились на пастбище, богатом горной травой, но наше оленье мясо на ужин (зажаренное на костре из веток сосны — единственного топлива на такой высоте) получилось горьковатым от смолы. Мы постарались побыстрее погасить костер. Бесстрашный заступил на первое дежурство, а мы с Питамаканом легли спать. Но сначала мой «почти-брат» не забыл призвать своих богов по-прежнему защищать нас и посылать ему вещие сны. Мой черед дежурить в эту ночь был последним — с двух часов. С приходом рассвета я так увлекся наблюдением за дикими животными на склонах окрестных гор, что позволил своим спутникам спать до самого восхода. В поле моего зрения было не менее трех сотен снежных коз и баранов: поодиночке, по двое, по трое и небольшими стадами. Старые самцы всегда держались на расстоянии от самок и молодняка. С особым интересом я рассматривал старого горного козла, шествовавшего по горному выступу выше нас в двух сотнях ярдов. Он пренебрегал травой и кустиками, росшими на самом выступе, но его привлекал мох на каменистой стене. Когда ему особенно понравилось одно место, он ловко встал на задние ноги, опершись передними о скалу. Немного позже он оказался прямо над нашей стоянкой и его заинтересовали кони. Подойдя к краю уступа, он уселся на свой зад, совсем как собака, и уставился на наш бивак. Для парнокопытного его поза была столь забавной, а его тарелкообразная, обрамленная длинными волосами голова с такой скорбью свешивалась на его грудь, что я не выдержал и громко расхохотался, разбудив своих спутников.