* * * Я действительно не видела ничего плохого в том, чтобы открыться Эйдену, ведь еще никогда не ощущала такое спокойствие. Впервые после аварии я смогла выспаться. Но, проснувшись на следующее утро, я почувствовала нарастающую панику. И так продолжается все выходные. Мой гиперактивный ум перебирает причины, по которым я не должна была говорить Эйдену правду. Все было бы не так плохо, если бы просто остановила эту историю на уровне «мой отец вел машину в пьяном виде», но чем больше мы разговаривали, тем больше я чувствовала, что должна рассказать правду. Что-то в Эйдене вызывало в моей душе спокойствие. Мне настолько понравилось быть уязвимой, что я забыла о необходимости сохранять бдительность и придерживаться сценария. Я никогда никому не открывалась, но вдруг, ни с того ни с сего, решила поделиться своими самыми темными секретами с самым крутым парнем школы? Какого черта, Амелия? Соберись! Мама ужасно разозлится, если узнает. Нам снова придется переезжать, а потом ей снова придется искать работу, и с каждым днем она будет все больше на меня обижаться и… Нет. Я останавливаюсь. Она не узнает. Я ничего ей не скажу, потому что Эйден никому не расскажет. То есть Эйден, наверное, рассказал бы мальчикам, поскольку они все делают вместе, но в этот раз он будет молчать. Прошлой ночью мы с Эйденом общались на более глубоком уровне. Он рассказал мне о маме и братьях. Интересно, что с ними случилось? Что ж, в любом случае Эйден достаточно проницателен. Он должен понять, что я не хочу, чтобы кто-то посторонний узнал мою историю. Эйден никому не рассказал о чувствах Чейза к Шарлотте, так что не похоже, что у мальчиков один мозг на всех. Видимо, и у них есть секреты. В школе я первым делом поймаю Эйдена и удостоверюсь, что он никому не расскажет. Я знаю это. Я могу доверять Эйдену. Конечно, вначале мы ненавидели друг друга, но теперь мы друзья. Он открылся мне. Он доверяет мне. Он понимает меня. Я принимаю душ, заплетаю волосы во французскую косу, пытаясь скрыть темно-коричневые корни, после чего накладываю чуть больше макияжа, чтобы скрыть темные круги под глазами. Поскольку мне не нужно выпрямлять волосы, я быстро заканчиваю подготовку. У меня остается около двадцати минут до выхода. Открыв дверцу шкафа, я достаю старую коробку из-под обуви, сажусь на кровать, скрестив ноги, и ставлю ее перед собой. Прошлой ночью Эйден был слишком близок к тому, чтобы узнать всю правду. Прокручивая в голове прошлый вечер, я вспоминаю, почему он больше ничего не может узнать. Почему никто ничего не должен знать, и почему важно хранить мой секрет. Первое, что я достаю, это пачка газетных вырезок о несчастном случае с моим отцом, подробно описывающих аварию и показывающих фотографии нашего разбитого внедорожника и уничтоженной машины Тони. В итоге план Эйдена сработал. Он хотел узнать некоторые секреты, и ему это удалось. Он узнал даже больше, чем я когда-либо хотела раскрыть. И это было не так уж сложно. Но чего он точно не знает, так это того, до какой степени горе Тони его одолело. Я достаю еще одну газетную вырезку, провожу пальцами по жирному заголовку: «Похищена 16-летняя Тея Кеннеди». Вытаскиваю еще одну: «Главный подозреваемый в похищении Кеннеди опознан как Тони Дерандо». Статьи продолжаются и продолжаются, и я бессознательно перелистываю их, останавливаясь на одном, в частности: «Тея Кеннеди в безопасности; Дерандо не найден». Я откладываю ее в сторону и беру следующую записку с простыми словами «Ты умрешь», написанными резким, безумным почерком. Я достаю еще одну, и еще, и еще – все это угрозы смерти, изложенные разными способами, но тем же угрожающим почерком. Перебирая их, я нахожу предмет с прикрепленной к нему фотографией. Это единственный снимок девушки. У нее светлые волосы и прическа боб, она носит очки в толстой оправе, на которые нет настоящего рецепта. Эта фотография была сделана без ее ведома, когда она выходила из школы. Фото прикреплено к кукле, похожей на девочку, за исключением одного отличия: в голову жестоко воткнут нож. Есть и другая записка, которая была прикреплена к брошенному в окно кирпичу: «Можешь бежать, Изабелла, но я всегда тебя найду». Я дрожу, отодвигая куклу и фотографию в сторону, а затем достаю еще одну газетную вырезку: «На подростка напали во время работы: три человека погибли». Еще одна: «Свидетели утверждают, что главной целью нападения в торговом центре стало похищение подростка Хейли Джонсон». Еще одна: «Полиция ищет мужчину, чьи действия в торговом центре привели к ранениям и гибели трех человек». Еще одна: «Подросток Хейли Джонсон выздоравливает после нападения, в результате которого погибли три человека». Проводя пальцами по фотографии Хейли, сделанной, когда она выходила из больницы, я вспоминаю цветные контактные линзы, которые делали ее глаза голубыми, а также прямые черные волосы, обрамляющие покрытое синяками лицо. Она держалась за левую сторону ребер, восстанавливаясь после схватки с мужчиной в торговом центре. Я снова вздрагиваю и быстро бросаю артефакты обратно в коробку из-под обуви. Эйден теперь знает, что отец Сабрины, Тони, потерял все в день аварии, но он не знает, что с тех пор тот охотится за мной. Не знает, что последний год я бегала от Тони и именно по этой причине столько раз переезжала. Он не знает, что Тони нашел меня и пытался убить три раза за последний год. Он даже не знает, что мое настоящее имя не Амелия. Я уверена, что никто ничего не поймет. Но Эйден… Он очень умный. И наблюдательный. Он знает, как соединять детали головоломки. Я рассказала ему больше, чем он должен знать… Я рассказала ему больше, чем безопасно знать. Я не имею права вот так терять бдительность. Полиция и федеральные агенты, обученные этому делу, вдолбили мне в голову, что нужно придерживаться сценария. «Ты больше не Тея Кеннеди. Ты Изабелла Смит», – говорили они. Когда это не сработало, они сказали мне, что я больше не Изабелла Смит, а Хейли Джонсон. Когда и это не сработало, я знала, что будет дальше. Я даже не стала ждать, пока они назовут мне имя – выбрала Амелию Коллинз, и они заполнили документы. «Это сработает только в том случае, если ты сохранишь тайну. Ты – Амелия Коллинз. Никто не должен знать обратного. Если они узнают, узнает и Тони». Тони посвятил жизнь поискам меня. Одна оплошность – и он у моей двери. Один промах – и он снова здесь со своими смертельными угрозами. Он ворвется в мой дом или найдет меня на работе и снова попытается похитить под дулом пистолета. Тони не узнает. Никто не узнает. Мне здесь нравится. Я не совершу оплошность. Глава 14 Припарковавшись в самом конце школьной парковки, я направляюсь к дверям и, к своему счастью, застаю по дороге Эйдена. – Эйден! – зову я, когда он вылезает из своего великолепного «Челленджера». – Эй, насчет вечера пятницы… Прислонившись к машине, Эйден принимает уже привычную позу: руки скрещены, глаза напряжены. – А что с пятницей? – Ну, просто… не мог бы ты… – Ты серьезно думаешь, что должна спрашивать? – Пардон? – А ты разве не собиралась попросить меня держать язык за зубами? – Может быть… Эйден издает низкий, лишенный юмора смешок, после чего выпрямляется и опирается на машину. – Ты действительно думаешь, что должна просить меня хранить твой секрет? – Ну, вообще-то я не думаю, но это очень важно, поэтому я хотела убедиться. – Ты решила, что я стану трепаться? Господи, Амелия, давай я куплю тебе батут, раз уж ты так любишь прыгать с вывода на вывод? – Кто ты такой и что сделал с Эйденом Паркером? – смеюсь я. – Что? – ухмыляется Эйден. – Я не знала, что ты умеешь подтрунивать, – признаю я. Не могу поверить, насколько Эйден открылся мне за такой короткий промежуток времени. Если бы вы сказали мне несколько дней назад, что Эйден Паркер будет со мной шутить, я бы точно спросила вас, из какой психиатрической лечебницы вы сбежали. Он скрытен: держит эмоции под замком и позволяет людям видеть только гнев, скуку или безразличие. При этом Эйден открылся мне, рассказал о маме и папе, а теперь еще и шутит. Теперь я вижу настоящего Эйдена Паркера, а не того крутого выскочку, каким он хочет казаться. И этот парень мне однозначно нравится. – Строить из себя устрашающего засранца двадцать четыре часа в сутки не так уж и интересно. Иногда я люблю придать остроты, – веселится он. Я снова смеюсь, но потом останавливаюсь и смотрю на него в изумлении. Эйден дарит мне искреннюю улыбку. Не ухмылку. Улыбку! Настоящую, счастливую! Мое сердце бьется быстрее, ведь она адресована мне. И это самое великолепное, что я когда-либо видела. Эйден понимает, что я смотрю на него, и тут же поднимает бровь. На его лице по-прежнему сохраняется призрак радости. – Что? – Ничего. Просто я никогда не видела, чтобы ты так улыбался, – отвечаю я честно и тихо добавляю: – Тебе стоит делать это почаще. Все следы улыбки вмиг исчезают. Эйден отводит от меня взгляд и переводит его на парковку. – Мне нечему улыбаться. Он вернулся в обычное состояние из-за моего большого рта. Вновь стал тем замкнутым, жестким Эйденом, который вместо улыбки способен лишь на ухмылку или невыразительную хмурость. – В любом случае ты можешь не волноваться. Я никому ничего не расскажу. – Я знаю. Прости, что вынуждена спрашивать. Я знаю, что ты этого не сделаешь.