И это заводило меня так, что мне сносило башку. Я терял контроль над собой и над ситуацией. И вот это раздражало меня в ней. Но не только это. Больше всего меня раздражало другое. Моя неспособность послать ее нахер. Когда я грубо трахнул ее там, в архиве. Разодрал ее рот. Я подумал, что все. Больше не захочу прикоснуться к ней. Ведь я отымел ее как последнюю шлюху. Я смотрел на нее сверху вниз. На эти ее ободранные коленки. На лицо в слезах и слюне. И в моей сперме. Смотрел и понимал, что хочу ее вот такую. Хочу поцеловать ее. Слизать эти слезы. Но вместо этого просто ушел. Чтобы не показать ей свое раскаяние. Чем больше она сопротивлялась, тем больше мне хотелось причинить ей боли. Заставить ее принять тот факт, что она МОЯ! Не она решает, когда это все кончится! Не она! А я! Только я! А ещё, каждый раз трахая, я ненавидел ее. Да! Ненавидел. За то, что не был первым у нее. За то, что она досталась мне после Антона. Проталкивая в нее член, я каждый раз думал о том, что как бы было ахуенно порвать ее. Стать ее первым. Я должен был стать им. Я! Я первый заметил ее. А она позволила сделать это другому! Повелась на красивую ложь. Дурочка. Но теперь я не отдам ее никому. И она будет отдаваться мне. Сама или через силу. Она будет позволять мне делать то, что Я хочу. У меня были на нее большие планы на все выходные. Я бы не выпустил ее из постели. И она бы многое попробовала со мной. А я сломил бы ее. Уверен в этом. Сломил бы ее. Но опять вмешался отец. Он так и не улетел домой. Был ещё тут, в Москве. И захотел провести выходные со мной. Отказать ему я не мог. Но, как только мы попрощались с ним в воскресенье, я поехал к Лисенку. Я собирался забрать ее. Трахнуть хотя бы в машине. А потом увезти к себе. И оставить там. Пока не решу, что наигрался. И вот я паркуюсь у ее дома и собираюсь позвонить ей, чтобы она вышла и села ко мне в машину. Но тут отрываю взгляд от телефона и мой взгляд вылавливает в темном дворе знакомую фигуру. Лисенок! Она как будто чувствует меня. Сама идёт мне навстречу. Но тут радость сменяется злостью. Потому что я вижу, как к ней подходит какой-то мужик. И она протягивает ему руку. Сука! Да что происходит?! Выскакиваю из машины и подбегаю к ним. И сразу же узнаю того самого гандона из гостиницы. Что ему здесь надо?! Что ему надо от моего Лисенка?! Как вообще он ее нашел?! Она ему что, номер свой успела тогда дать?! Отталкиваю его от нее. Но он ударяет меня. Боли не чувствую. Бросаюсь на него. Он посмел прикоснуться к моему. К тому, что принадлежит только мне! С ней я потом разберусь. Пока пора ему показать, что его ждёт за это. Но он оказывается сильнее меня. Я получаю сильные болезненные удары. Пытаюсь спихнуть его с себя. Но тут приезжает полиция. Нас растаскивают. Надевают наручники и куда-то везут. В отделение. Разводят по разным комнатам. И я понимаю, что помочь мне может лишь отец. Поэтому прошу сделать один звонок. Отец приезжает быстро. По его лицу я вижу, что он очень зол. Он молча везёт меня в медицинский центр. У меня разбито лицо. А ещё ноет в боку. Мне делают перевязку. И все это под неодобрительный взгляд отца. Потом он отвозит меня домой. Тоже молча. Мы даже не прощаемся. И я знаю, что это означает лишь одно. Отец очень недоволен и мне предстоит с ним неприятный разговор. Совсем скоро. И мне стоит задуматься над этим. Но вместо этого все мои мысли о Лисенке. Я должен приручить ее. Подчинить. Пусть через боль. Но должен. Она не может общаться с другими мужчинами. Если она со мной, то не может. Пора заставить ее принять это. На следующий день ближе к вечеру я еду в офис, несмотря на то, что ушибы все ещё ноют. Сразу же вызываю к себе Лисенка. По ее взгляду понимаю, что она догадывается, зачем она здесь. Опять этот ее испуг. Который заводит меня. Врубает во мне то, что я уже не смогу остановить. 50. Арман — Подойди, — говорю ей жёстким голосом. Я очень зол на нее. В боку все ещё ноет. Тот гандон получит ещё своё. Но пока мне надо разобраться с ней. Она продолжает стоять в дверях. — Закрой дверь и подойди, — требую ещё раз. Она не слушается. Смотрит на меня, держась за ручку двери.