— Зачем? — удивилась Цвета. Она натянула поводки, придерживая торопливых лабрадоров, чтобы Таня не отставала. Глаза девочки возбужденно заблестели, кажется, ее распирало от какой-то удивительной новости, и Цвету это насторожило. — Так лечить от испуга! Он как-то… Но Цвета перебила: — А бабушка моя, значит, вылечила? Она и не знала, что Глафира — врач. — Ага! — энергично закивала Таня. — Твоя бабушка — вот такая знахарка! — Девчонка оттопырила большой палец на кулачке. — Круто иметь такую бабулю! Цвета растерялась и машинально спросила: — А как она ему помогла? Глаза соседки разгорелись. Видно, домашние запретили ей болтать про «лечение», но со знахарской внучкой ведь можно же! — Наказала принести перья сороки. Цвета в изумлении подняла брови. — Родители в интернете нашли, — гордо пояснила Таня, — и нам в конверте прислали из Архангельска! Чего только не продают на сайте объявлений… — Перья эти знахарка, то есть бабушка твоя, сожгла, смешала с заговоренной водой и наказала брату пить по столовой ложке. И Шурке помогло! Не заикается больше! Интересно, а сможет бабушка заговорить какое-нибудь перо на избавление Цветы от сонного паралича? Таня же, понизив голос, продолжала сочинять сказки: — Я знаю, что и ты наколдованная. Цвета фыркнула: — Чего?! Да уж, сегодня день удивительных открытий. — Я все знаю, — хитро сощурилась соседка. — Но будь спокойна, я не выдам твою тайну. — И что же ты знаешь? — усмехнулась Цвета. — Тетя Вера не могла иметь детей, — заявила Таня, следуя за девушкой по пятам, — и тогда твоя бабушка скормила ей сосновое семечко. Это тетя Вера сама моей маме рассказала, давно уже, когда закваску принесла. Меня еще тогда не было. Цвета снова фыркнула: — И меня, видно, тоже. — Ты как раз через девять месяцев родилась. Мама эту историю вспомнила, перед тем как Шурку вести. Цвета невольно коснулась родинки на щеке, похожей на сосновое семечко, и съязвила: — Больно много ты знаешь! — Я под дверью подслушиваю, — раскололась Таня. — То есть я девочка-семечко? Мама моя — сосна, а отец — леший? — посмеялась Цвета. — Почему же имя у меня такое? Скорее полевое, луговое какое-то, а не лесное. Маленькой соседке не понравился тон знахарской внучки. В колдовство она верила — брату же помогла вода, настоянная на пепле сорочьих перьев. А вот Цвета смеялась над подобными сказками. Ладно сосновое семечко, но чтобы ее мама хотела детей? Да так сильно, что даже прибегла к колдовству? В этом Цвета очень сомневалась. Ей всегда казалось, что она недоразумение в жизни мамы. Хотя, может, та просто мечтала о лучшей дочери? А с Цветы что взять? Училась она слабо, в основном на тройки, ничем особо не увлекалась, кроме картинок с конвертов, да и те уже больше не вырезала — надоело. Друзей у нее не было. Цвету не то чтобы не любили в классе, просто не замечали. И это оказалось куда хуже, чем если бы ненавидели. Мама тоже всегда была отстраненной, как будто равнодушной к ней. Она не обижала дочь, даже брала ее на свои занятия с собаками — Вера была кинологом. Цвета помогала расставлять конусы, придерживала за поводок маминых воспитанников, прятала сосиски для отработки неподбора, а мама за это давала ей карманные деньги. Но Цвете частенько казалось, что с мамой они живут больше как соседи, чем семья. А папа и вовсе растворился во Франции. Вот и Таня заметила Цвету, только когда узнала, что она внучка знахарки. Но надолго ли хватит этого энтузиазма? А к знахарке неплохо было бы сходить… И вот Цвета здесь. Она вошла вслед за Глафирой в тесный коридорчик. Бабушка жила на первом этаже, в обыкновенной квартирке с окнами, выходящими на палисадник, с пестрыми обоями на стенах, советским трюмо и цветистым узорчатым паласом, который красной дорожкой начинался сразу после придверного резинового коврика. Ничего ведьмовского, колдовского, знахарского. Глафира скинула галоши. Цвета снова протянула ей круассаны, не зная, куда их девать. Бабушка взяла пакет резко, почти вырвала. Руки девушки задрожали, но она решительно расшнуровала ботинки и последовала за Глафирой на кухню, не снимая ветровки. Без приглашения она выдвинула из-под стола табуретку и присела. Кухонька была такой крошечной, что табуретка Цветы оказалась почти в коридоре. Девушка нервно цеплялась глазами за предметы, избегая смотреть на бабушку. Кран над раковиной был заткнут винной пробкой. Цвета сначала удивилась даже не самой пробке, а тому, что она идеально подошла по диаметру к отверстию крана. Хотя, может, бабушка ее немного подстрогала? От тараканов, что ли? Хотя те вроде не ползают по трубам. Или ползают? Цвета мало что знала об этих насекомых. На холодильнике в трехлитровой банке колыхался мертвой медузой чайный гриб цвета застиранной тряпки. Девушка вспомнила, что и у них когда-то был такой питомец. Мама звала напиток, который готовил в банке гриб, чайным квасом, Цвета же выражалась по-модному — комбуча. Но пить эту комбучу не любила, мама тоже не пила, хоть и говорила, что квас очень полезен. И гриб-питомец быстро захирел, потому что ему вечно забывали подливать чай. Интересно, их почивший гриб приходился родственником этому? Мама и бабушка виделись? Да нет, эти грибы одно время обитали, кажется, у всех. Цвета скользнула взглядом по белому телу холодильника в цветных бородавках магнитов и вдруг увидела свою фотографию: она щурилась от солнца и выжимала воду из мокрых волос. Июньский отдых на море. Находка сначала удивила Цвету, а потом неприятно кольнула. Все-таки мама и бабушка виделись. Конечно, мама тоже могла отправить фотографию обыкновенным письмом, но держалась та на магните из Сочи. Этот упитанный мультяшный дельфин точно не влез бы в конверт. А мама, покупая голубую животину в сувенирной лавке, сказала: «Для коллеги». И ни слова о бабушке. Но если мама и навещала бабушку, то, наверно, очень редко — деньги всегда приходили по почте. Глафира приподняла с плиты чайник, чтобы определить по весу, сколько там воды. Цвете показалось, что совсем немного, но бабушка все равно зажгла газовую конфорку. Уже через минуту чайник засвистел. Цвета украдкой разглядывала бабушку, узнавая в ней черты мамы и даже свои собственные. Остроносая, тонкогубая, узколицая. Только волосы у бабушки и мамы были не длинные, как у Цветы, а подстриженные ровным каре до подбородка. У бабушки, правда, прическа была с перышками седины, а лицо смялось морщинами. Такой Цвета станет, когда постареет. Если постареет. Глафира достала чашку из шкафчика. Одну. И чайный пакетик. Да уж, какая из бабушки знахарка, если она пьет пыль, на которой лежали чайные листья. Сама Цвета любила травяные сборы. Жаль, что приходилось покупать их в аптеке или супермаркете. Дачи у них не было, а в лес они не ездили. Вроде даже была уважительная причина: однажды Цвета заблудилась в лесу. Но она не помнила этого — совсем маленькая тогда была. Кипятка хватило на полчашки. Глафира придвинула к внучке наполовину полную, а скорее, наполовину пустую — сейчас Цвета была пессимисткой — чашку и сделала шаг от стола, прислонившись к подоконнику и скрестив на груди руки. — Что за дело? — спросила она. Цвета облизнула сухие губы, надавила на тельце чайного пакетика ложечкой, и в воде расплылось малиново-красное пятно. Девушка, сделав глубокий вдох, выдохнула всего одно слово: — Приворот. И покраснела сконфуженно, словно вдруг громко икнула и теперь не знала, куда себя деть. Приворот. Да, ей казалось это куда нужнее, чем избавление от страшного сонного ступора. Цвета по жизни была невидимкой. В буквальном смысле. Она не просто теряла контроль над своим телом, но и упускала его совсем — оно будто растворялось. Тогда как одноклассники росли, дружили друг с другом, ссорились, мирились, влюблялись… и огибали ее, словно ручей — малый камень. А с новым учебным годом в классе появился и новенький одноклассник. Антон. Он остался на второй год по болезни: у него было что-то с позвоночником. Но с Цветой он своими проблемами не делился, конечно. Девушка ловила слухи из шепотков одноклассниц. Первого сентября на классном часе Антон сел за последнюю парту, но уже на следующий день спросил Цвету: «Ты одна сидишь?» Цвета вздрогнула, заморгала растерянно, а потом быстро закивала. Когда-то учителя специально подсаживали к ней одноклассников. Обычно говорунов, потому что с ней они сразу замолкали. Затухали. Но в старших классах все уже садились как хотели, и ее последняя соседка сбежала к подружке. Наверное, Антон думал, что Цвета поможет ему влиться в коллектив, догнать по предметам, освоиться. И Цвета сразу решила, что он для нее. Что он может ее заметить, выделить. Полюбить. Что он тот принц, который скинет с нее мантию-невидимку. Она не упустит этот шанс, и Антон станет ее другом, а лучше парнем. Цвете казалось, что она симпатичная, но мальчишки никогда не дергали ее за длинную косу, не дразнили, не увязывались за ней после школы, а позже на дискотеках не приглашали на медленный танец. Тогда она накупила девчачьих журналов. Стала регулярно красить ногти, не забывать про тушь и блеск для губ. Она попросила у мамы денег и сходила в торговый центр, где сама выбрала себе платье. Ей, правда, больше нравилось ходить в джинсах, но сейчас хотелось просто новую вещь. В своем вкусе.