Она оглянулась на его оклик как раз в тот момент, когда Пендред схватил ее за плечи, и издала непроизвольный крик. Пендред не успел поднять свой нож, но на секционном столе, рядом с ее бедром лежал другой, и она заметила, что он не спускает с него глаз. Он уже протянул к нему руку, когда Беверли схватила его и, сделав шаг вперед, нанесла им удар по его протянутой руке. Тот оставил спиральную рану, разрезав довольно бледную кожу и сухожилия, из которых почти мгновенно хлынула кровь. Но и это не остановило Пендреда — он продолжал свое дело с тем же безразличным выражением лица, несмотря на кровь, струившуюся из пореза. Пальцы его на горле Елены сжались еще сильнее, а рука продолжала тянуться за ножом к Беверли. Елена извивалась, пытаясь сопротивляться, а отступившая на шаг Беверли готовилась к нанесению нового удара. В этот момент двери распахнулись, и помещение заполнили полицейские. Гомер стоял у морга, потирая руки в перчатках, с видом глубокого удовлетворения. Он излучал самодовольство, освещая все вокруг отблесками одержанной им победы. Еще одно раскрытое дело. Еще один шаг вверх по служебной лестнице. Мимо него сновали офицеры полиции, как в форме, так и в штатском, эксперты и врачи — эти прибыли последними, и их машины стояли в самом конце переулка. Неподалеку виднелось несколько зевак, но, как актер, не обращающий внимания на публику, Гомер делал вид, что не замечает их восхищенных взглядов. — Сэр? Единственный слог, произнесенный Райтом и сопровождавшийся легким покашливанием, вывел Гомера из состояния приятной задумчивости. — В чем дело? — С вами хочет поговорить доктор Айзенменгер. — Зачем? — нахмурился Гомер. Райт этого не знал, да и не очень понимал, почему он должен это знать, а потому просто пожал плечами. — Ну ладно, где он? — раздраженно осведомился Гомер. Айзенменгер находился в заброшенном кабинете, где ему оказывали первую помощь. Лицо его было бледным, но чрезвычайно спокойным. Гомер вполне обоснованно предположил, что ему плохо. Невысокая коренастая фельдшерица с румяным лицом, бормоча что-то себе под нос, накладывала Айзенменгеру на плечо эластичный бинт. При виде полицейских Айзенменгер резко вскинул голову. — Где Елена? — Ее увезли в больницу, — ответил Райт. — С ней все будет в порядке? — Конечно, — ответил Райт, хотя не имел об этом ни малейшего представления. Айзенменгер задумался, пока фельдшерица из стороны в сторону изгибала его торс. На ее лице была написана решимость, словно она определяла степень успешности своих действий по количеству стонов пациента. — А Беверли? — Инспектор Уортон дала показания и уехала домой, — ответил Гомер. За этим последовала пауза, нарушаемая лишь тяжелым, чуть ли не астматическим дыханием фельдшерицы; кричащая ярко-зеленая униформа не слишком ее красила. — Вы хотели со мной поговорить? — наконец осведомился Гомер. Казалось, у Айзенменгера этот вопрос вызвал нечто вроде удивления. — Ах да, — откликнулся он и снова умолк. — Ну? Фельдшерица закончила перевязку, напоследок едва ли не с садистским удовольствием туго затянув бинт, но Айзенменгер не обратил на это внимания. — Думаю, вам следует знать… — тяжело сглотнув, произнес он и улыбнулся, наконец поддаваясь нахлынувшей на него волне боли. — Я знаю, кто настоящий убийца, — уже теряя сознание, отчетливо проговорил он. Часть 4 Плечо у Айзенменгера продолжало болеть, какие бы болеутоляющие средства он ни принимал. Последние двое суток он почти не спал, и усталость в сочетании с головокружением, вызываемым петидином, порождала в нем странную отстраненность от реальности, которую ему постоянно приходилось преодолевать и от которой его не могло избавить даже судорожное продвижение такси по заполненным машинами улицам. Наконец Айзенменгер попросил остановиться возле одного из домов в северной части города, расплатился с шофером и, выйдя из машины, принялся оглядываться по сторонам. Это был фешенебельный район: аккуратно покрашенные дома, перед которыми располагались ухоженные палисадники. Припаркованные на подъездных дорожках машины не отличались новизной или роскошью, но они были чистыми, зарегистрированными, и их внешний вид свидетельствовал о заботливом уходе. Айзенменгер глубоко вдохнул свежий воздух и ощутил аромат благосостояния среднего класса, слегка приправленный запахом старости. Он двинулся к дверям дома номер 86 по дорожке маленького ухоженного садика мимо ярко-желтой машины с крытым кузовом, позвонил и тут же был вознагражден окликом, донесшимся справа. Айзенменгер заглянул за угол и обнаружил там дверь, расположенную между домом и гаражом. В дверях стоял крепкий мужчина мощного телосложения, которому на вид было около шестидесяти. У него были глубоко посаженные глаза, большой нос и пухлые губы. Все это вкупе с бледной щетиной, покрывавшей подбородок, придавало ему не слишком привлекательный вид. — Да? — Мистер Брокка? Я Джон Айзенменгер. Я вам звонил. Мужчина кивнул и сделал шаг в сторону, из чего Айзенменгер заключил, что его приглашают войти. Он оказался в пустом гараже, где Брокка полировал выставочную витрину. — Вы сказали, что хотите поговорить со мной о Пендредах? — произнес он, возвращаясь к своему занятию и окуная кисть в банку с лаком. — Да, если это возможно. Брокка начал накладывать лак на дерево. У него были крепкие руки с короткими толстыми пальцами, однако, несмотря на это, он работал с поразительной аккуратностью. — Это он сделал? С вашим плечом? — не поворачивая головы, спросил он. — Да. — Я читал об этом в газете. В глубине гаража стоял верстак, и Айзенменгер облокотился на него. — А вы в течение длительного времени были заведующим моргом Западной Королевской больницы. — Да, двадцать три года. — Значит, вы хорошо были знакомы с Пендредами. Он быстрым и точным движением залакировал угол. — Не больше, чем любой, кто имел с ними дело. А что? — И какое они производили на вас впечатление? — Я считал их странными ребятами, но с другой стороны, кто не странен? — А как работники? Они были добросовестными? Брокка впервые поднял голову и посмотрел на Айзенменгера. — Это зависит от того, что вы имеете в виду. Они совершенно не разбирались в документации; им нельзя было доверить выдачу тел или имущества. — Почему? — У них с этим ничего не получалось. При передаче тела требуется заполнение огромного количества документов, подтверждающих, что выдано именно то тело, что оно находится в хорошем состоянии, ну и всякое такое. И сколько я ни старался, у них все равно ничего не получалось. То же относилось и к ценностям, принадлежавшим покойным. — А работа непосредственно с трупами? — Это у них получалось прекрасно. — Он снова вернулся к своему делу. — Это вы обучили их технике вскрытия? — поинтересовался Айзенменгер. — Да, — с подозрительным видом откликнулся Брокка. — А что? — Просто меня интересует методика, не более того, — поспешно ответил Айзенменгер. — Я отвечал за то, чтобы обучить их самому необходимому, — успокоившись, ответил Брокка. — У них уже был кое-какой опыт, поскольку они работали на скотобойне. Я научил их изымать внутренние органы и извлекать мозг. — Они были хорошими учениками? — Схватывали все на лету. Как я уже сказал, они до этого занимались похожей работой. — А как насчет швов? — А что?