Пока кузнец шагал прочь, Ранд, по-прежнему стоя на коленях, посмотрел на деревню, впервые посмотрел по-настоящему. Мастер Лухан прав, подумал юноша; его поразило то, что он совсем не удивлен увиденным. Люди по-прежнему копались в развалинах своих домов, но даже за то короткое время, что Ранд был здесь, в их действиях уже появилась осмысленность. Он почти ощущал растущую решимость. Но он все терялся в догадках. Троллоков они видели; а видели ли они всадника в черном плаще? Почувствовали ли они его ненависть? Из дома Колдера появились Найнив и Эгвейн, и Ранд вскочил на ноги. Или, скорее, попытался вскочить; он споткнулся, пошатнулся и чуть не упал лицом в пыль. Мудрая опустилась на колени подле носилок, даже мельком не взглянув на юношу. Ее платье и лицо были испачканы еще больше, чем у Эгвейн, вокруг глаз темнели круги, хотя руки тоже были чистыми. Она ощупала лицо Тэма, приоткрыла большими пальцами его веки. Нахмурившись, Найнив откинула покрывала и сдвинула повязку, чтобы взглянуть на рану. Не успел Ранд посмотреть, что под повязкой, как она со вздохом вернула одеяло и плащ на место, нежным движением подтянув их Тэму на шею – словно укутывая на ночь ребенка. – Здесь я ничем не могу помочь, – произнесла она. Опершись на колени ладонями, она распрямилась. – Мне очень жаль, Ранд. Несколько мгновений юноша непонимающе смотрел на то, как Найнив повернулась и пошла к дому, потом кинулся к ней, схватил за руки и развернул лицом к себе. – Он же умирает! – выкрикнул Ранд. – Я знаю, – просто сказала она, и он почувствовал слабость в ногах от ее прозаичного тона. – Вы должны что-то сделать. Вы должны. Вы же Мудрая! Боль исказила черты Найнив, но лишь на мгновение, потом решительное выражение вновь вернулось на ее осунувшееся лицо с ввалившимися глазами, голос был тверд и бесстрастен: – Да, я – Мудрая. Я знаю, что могу сделать с помощью своих лекарств, и знаю, когда это поздно. Ты что, думаешь, я не стала бы помогать, будь это в моих силах? Но я не могу. Не могу, Ранд. И есть другие, кому я нужна. Люди, которым я могу помочь. – Я принес его к вам так быстро, как только мог, – с трудом ворочая языком, сказал он. Пусть деревня – в развалинах, но здесь была надежда, здесь была Мудрая. И когда надежда исчезла, Ранд почувствовал себя опустошенным. – Я знаю, что ты сделал, – мягко сказала Найнив. Она ласково провела рукой по его щеке. – Это не твоя вина. Ты сделал больше, чем смог бы кто-то иной. Извини, Ранд, но мне нужно ухаживать за другими. Боюсь, наши беды только-только начались. Ранд безучастно смотрел вслед Найнив, пока за ней не закрылась дверь. В голове у него билась только одна мысль: она ему помочь не может. Когда Эгвейн бросилась Ранду на грудь, он от неожиданности отступил на шаг. В другой раз такой ее жест был бы ему приятен; сейчас же он лишь молча смотрел на дверь, за которой исчезли его надежды. – Мне так жаль, Ранд, – сказала девушка, уткнувшись ему в грудь. – Свет, почему я ничего не могу сделать? Ранд ошеломленно обнял ее. – Я знаю. Я… Я должен что-то сделать, Эгвейн. Не знаю, что именно, но я не могу вот так просто дать ему… – Голос его сорвался, и она еще сильнее обняла юношу. – Эгвейн! – громко позвала из дома Найнив. Эгвейн вздрогнула. – Эгвейн, ты мне нужна! И не забудь вымыть руки! Девушка освободилась из рук Ранда: – Ей нужна моя помощь, Ранд. – Эгвейн! Ему почудилось всхлипывание, когда она побежала от него. Потом Эгвейн скрылась за дверью, а он остался один возле волокуши. Минуту он смотрел на Тэма, не чувствуя ничего, кроме опустошенности и безнадежности. Внезапно лицо Ранда стало решительным. – Мэр знает, что надо делать, – произнес он, снова берясь за оглобли. – Мэр знает. Бран ал’Вир всегда знал, что делать. Усталый, но не утративший упорства, Ранд отправился к гостинице «Винный ручей». Еще один дхурранский жеребец прошел мимо Ранда, ремни упряжи были обвязаны вокруг больших лодыжек, торчащих из-под грязного одеяла. По земле волоклись поросшие грубой шерстью руки, из-под завернувшегося угла одеяла виднелся козлиный рог. Двуречье – не место для ставших жуткой реальностью сказаний. Откуда бы ни были троллоки, они наверняка явились из мира извне, оттуда, где были Айз Седай, Лжедраконы, и одному Свету ведомо, какие еще из сказаний менестреля ожили в тех краях. Но не здесь, не в Двуречье. Не в Эмондовом Лугу. По пути к Лужайке некоторые окликали Ранда от развалин своих домов, спрашивали, не нужно ли ему помочь. Даже если кто-то оказывался совсем близко, даже если шел рядом с ним, он все равно почти не слышал никого – лишь приглушенный шепот звучал в его ушах. Не вдумываясь в слова, он старался отвечать, что помощь не нужна, что и сам справится. Ранд едва ли замечал, когда его оставляли в покое, кто с встревоженным лицом, кто с обещанием прислать к нему Найнив. В голове у него билась одна мысль, лишь об одном он разрешил себе думать. Бран ал’Вир сможет что-то предпринять и поможет Тэму. Юноша старался особенно не рассуждать о том, как именно. Но мэр сумеет что-нибудь сделать, что-нибудь придумает. Разрушения, которые затронули половину деревни, гостиницы почти не коснулись. Несколько подпалин на стене, но красно-черепичная крыша блестела так же ярко, как и обычно. Однако от фургона торговца остались лишь почерневшие железные ободья колес, привалившиеся к обугленному фургонному остову, сейчас лежащему на земле. Большие круглые обручи, поддерживающие парусиновый верх фургона, покосились в разные стороны. На камнях древнего фундамента сидел, скрестив ноги и аккуратно отстригая маленькими ножницами опаленные края лоскутков на своем плаще, менестрель. Завидев Ранда, он отложил плащ и ножницы, потом, не спрашивая, нужна ли Ранду помощь, соскочил на землю и подхватил носилки сзади. – Внутрь? Конечно, конечно. Не беспокойся, мальчик. Ваша Мудрая позаботится о нем. Я видел, как она работает, прошлой ночью, – у нее ловкие руки и уверенность в своем искусстве. Все могло оказаться и хуже. Кое-кто минувшей ночью умер. Может, и немногие, но для меня и один человек – уже много. Исчез старый Фейн, а это самое худшее. Троллоки сожрут что угодно. Благодари Свет, что твой отец здесь и еще жив, потому что Мудрая его вылечит. Ранд не слушал менестреля, – «Он мой отец!» – обращая на его голос не больше внимания, чем на жужжание мухи. Он больше не вынесет сочувствия, не вынесет попыток подбодрить, поддержать его. Не сейчас. Только после того, как Бран ал’Вир скажет ему, как помочь Тэму. Вдруг Ранд понял, что прямо перед ним дверь гостиницы, на которой что-то намалевано – изогнутая линия, проведенная головешкой, нарисованная углем перевернутая слезинка. После всего происшедшего Ранд не удивился даже этому: клык Дракона на дверях гостиницы «Винный ручей». Его не интересовало, почему кому-то захотелось обвинить содержателя гостиницы или его семью в приверженности ко злу или накликать на гостиницу несчастье, но ночь убедила юношу в одном. Возможно все. Все что угодно! Менестрель подтолкнул Ранда, тот поднял щеколду и вошел. В общей зале никого, кроме Брана ал’Вира, не было, и там к тому же царил холод – ни у кого не нашлось времени растопить камин. Мэр сидел за одним из столов: склонив седую голову над листом пергамента, макая перо в чернильницу, с хмурой сосредоточенностью на лице. Ночная рубашка была наскоро заправлена в штаны и складками висела на поясе. Мэр рассеянно почесывал босой ногой другую. Ступни были грязными, словно он не раз выходил на улицу, не заботясь о том, чтобы надеть башмаки, – несмотря на холод. – Что у вас за заботы? – спросил мэр, не поднимая головы. – Давайте побыстрее. У меня две дюжины дел, которые нужно сделать сию же минуту, и еще больше нужно было сделать час назад. Так что времени или терпения у меня немного. Ну? Выкладывайте! – Мастер ал’Вир? – произнес Ранд. – Это мой отец. Мэр вскинул голову. – Ранд? Тэм! – Он отбросил перо и вскочил, опрокинув стул. – Может, Свет не совсем покинул нас. Я боялся, что вы оба мертвы. Через час после ухода троллоков в деревню галопом примчалась Бела, взмыленная, тяжело дышащая, словно бежала всю дорогу от фермы, вот я и подумал… Ладно, сейчас не до этого. Отнесем его наверх. – Мэр перехватил носилки сзади, плечом оттеснив менестреля. – Вы, мастер Меррилин, сходите за Мудрой. И передайте ей, что я просил поторопиться и у меня есть на то причины! Лежи спокойно, Тэм. Скоро мы тебя уложим в хорошую, мягкую постель. Идите, менестрель, идите же! Том Меррилин исчез в дверях раньше, чем Ранд успел вымолвить хоть слово. – Найнив ничего не может сделать. Она сказала, что не в силах ему помочь. Я знаю… Я надеялся, что вы что-нибудь придумаете. Мастер ал’Вир взглянул на Тэма повнимательней, затем качнул головой: – Посмотрим, мальчик. Посмотрим. – Но уверенности в его словах больше не слышалось. – Давай отнесем его в постель. Он наконец спокойно отдохнет. Ранд позволил отвести себя к лестнице в дальней части общего зала. Он всеми силами старался удержать в душе уверенность в том, что с Тэмом все обойдется, но понимал, что надежды на благополучный исход тают, а сомнение, звучавшее в словах мэра, окончательно подкосило его. На втором этаже гостиницы находилось полдюжины уютных, хорошо обставленных комнат, окнами выходящих на Лужайку. В основном их снимали торговцы или гости из Сторожевого Холма или Дивен Райд, но наезжавшие каждый год купцы частенько удивлялись, обнаружив в такой глуши столь удобные номера. Сейчас три из них были заняты, и мэр направил Ранда к одной из пустующих комнат. Нижнее стеганое и тонкие шерстяные одеяла быстро откинули на спинку широкой кровати, и Тэма осторожно уложили на толстую пуховую перину, подсунув ему под голову подушки, набитые гусиным пухом. Когда Тэма перекладывали с носилок на постель, с его губ сорвался лишь приглушенный хрип, даже не стон, но мэр отмахнулся от тревожного взгляда Ранда, приказав ему развести огонь, чтобы прогреть комнату. Пока Ранд доставал дрова и растопку из дровяного ларя возле камина, Бран раздвинул занавеси на окне, впустив в комнату утренний свет, затем принялся осторожными движениями умывать лицо Тэма. К возвращению менестреля от пламени в очаге в комнате стало тепло. – Она не придет, – заявил Том Меррилин, тихо войдя в комнату. Он повернулся к Ранду, сдвинув густые белые брови. – Ты не сказал, что она уже осматривала его. Она мне чуть голову не оторвала. – Я думал… Я не знаю… может, мэр что-нибудь сделает, сможет заставить ее осмотреть… – Ранд, в волнении судорожно сжав кулаки, повернулся от камина к Брану. – Мастер ал’Вир, что мне делать? – (Толстяк растерянно покачал головой, положил на лоб раненого свежее влажное полотенце, стараясь не встречаться глазами с Рандом.) – Я не могу просто стоять и смотреть, как он умирает, мастер ал’Вир. Я должен что-то предпринять. – (Менестрель шевельнулся, словно собираясь что-то сказать.) – Что вы можете предложить? Я готов испробовать все. – Я лишь хотел спросить, – произнес Том, уминая большим пальцем табак в своей трубке с длинным мундштуком, – знает ли мэр, кто нацарапал на его двери клык Дракона? – Он посмотрел в чашечку трубки, затем перевел взгляд на Тэма и со вздохом сжал зубами незажженную трубку. – Похоже, мэра кто-то сильно невзлюбил. Или, вероятно, кому-то пришлись не по нраву его постояльцы. Ранд бросил на менестреля полный раздражения взгляд и отвернулся, уставившись в огонь. Его мысли танцевали, словно язычки пламени, и, словно пламя, неотвязно кружились вокруг одного. Он не должен сдаваться. Он не может стоять в стороне и смотреть, как умирает Тэм. «Мой отец, – в отчаянии подумал он. – Мой отец». Когда спадет жар, можно будет выяснить и это. Но сначала – сбить жар. Вот только как? Губы Брана ал’Вира, скользнувшего глазами по спине Ранда, сжались, а взгляд, которым он окинул менестреля, привел бы в замешательство даже медведя, но Том, будто ничего не замечая, просто выжидающе смотрел на мэра. – Вероятно, дело рук кого-то из Конгаров или Коплинов, – в конце концов вымолвил мэр, – хотя один Свет знает, кого именно из них. Расплодилась их семейка, и, если есть что сказать худое о ком-то, они непременно об этом заявят, если же нет, то все равно брякнут какую-нибудь гадость. По сравнению с ними Кенн Буйе просто соловей. – А, эти грузчики, которые заявились как раз перед рассветом? – спросил менестрель. – О троллоках будто ни сном ни духом, и им всем так хотелось узнать, когда начнется праздник, будто они ослепли и не видели, что полдеревни превратилось в пепел. Мастер ал’Вир мрачно кивнул: – Одна семейка. Все они походят друг на друга. Этот дурень Дарл Коплин полночи провел, требуя от меня, чтобы я выставил из гостиницы госпожу Морейн и мастера Лана да выслал обоих из деревни, хотя, не будь их, о какой деревне вообще могла идти речь? Ранд слушал разговор мэра и менестреля вполуха, но последняя фраза привлекла его внимание: – А что они сделали? – Ну как, она с чистого ночного неба вызвала молнию, – отозвался мастер ал’Вир. – Швырнула ее прямехонько в троллоков. Наверное, ты видывал деревья, разнесенные молнией в щепки. Так вот, троллоки оказались не крепче. – Морейн? – произнес Ранд недоверчиво, и мэр кивнул. – Госпожа Морейн. А мастер Лан был словно ураган, с этим своим мечом. Мечом? Да этот человек сам был оружием, и сразу в десяти местах, или же так казалось. Пусть я сгорю, но я бы ни за что не поверил, не выйди за дверь и не увидь своими глазами… – Он провел рукой по лысине. – Визиты в Ночь зимы только-только начались, наши руки были полны подарков и медовых пряников, на уме одно вино, и тут зарычали собаки, и вдруг эти двое выбежали из гостиницы, помчались по деревне с криками о троллоках. Я подумал было: не стоило им пить так много вина. После всего… еще и троллоки? Потом, прежде чем кто-то понял, что происходит, эти… эти твари оказались уже на улицах, прямо среди нас, разя наотмашь людей мечами, поджигая дома, воя так, что кровь стыла в жилах. – Мэр от омерзения даже закашлялся. – Мы все лишь бегали, словно цыплята от лиса, забравшегося на птичий двор, пока мастер Лан не вселил в нас твердость. – Не нужно быть к себе столь суровым, – сказал Том. – Вы вели себя так, как могли. Не все троллоки, что лежат там, сражены теми двумя. – Хм-м… м-да, ладно. – Мастер ал’Вир кивнул. – Все еще трудно поверить – так много всего. Айз Седай в Эмондовом Лугу. А мастер Лан – Страж. – Айз Седай? – прошептал Ранд. – Не может такого быть! Я разговаривал с ней. Она не… Она не… – По-твоему, на них есть метки, да? – криво усмехнулся мэр. – У них на спинах выведено: «Айз Седай» – или, может быть: «Опасно, держись подальше!»? – Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. – Айз Седай! Ах я старый дурак, совсем свой ум порастерял! Есть одна возможность, Ранд, если ты захочешь ею воспользоваться. Я не стану тебе советовать так поступать и не знаю, нашлось бы у меня самого мужество, окажись я на твоем месте. – Какая возможность? – спросил Ранд. – Я готов рискнуть, если это поможет. – Айз Седай умеют Исцелять, Ранд. Пусть я сгорю, парень, ты же слышал сказания. Они могут Исцелять тех, кому не помогают лекарства. Менестрель, вы должны помнить это лучше меня. Чуть ли не во всех менестрелевых преданиях действуют Айз Седай. Почему вы ничего не говорите, а молчите и позволяете мне трепать языком? – Я здесь чужак, – сказал Том, вожделенно глядя на свою незажженную трубку, – а почтенный Коплин не одинок в своем нежелании иметь какие бы то ни было дела с Айз Седай. Лучше, чтобы такая идея исходила от вас. – Айз Седай, – пробормотал Ранд, пытаясь представить себе: женщина, которая улыбалась ему, явилась чуть ли не из сказаний. Помощь от Айз Седай, как говорят сказания, порой оказывалась гораздо хуже, чем отсутствие всякой поддержки, она подобна отраве в пироге, и в их дарах всегда есть крючок – как в наживке для рыбы. Внезапно монета в кармане, монета, которую Ранду вручила Морейн, показалась ему раскаленным угольком. Он с большим трудом удержался, чтобы не выхватить ее из кармана куртки и не вышвырнуть в окно. – Никто не хочет впутываться в дела Айз Седай, – медленно произнес мэр. – Я вижу единственный шанс, но решиться на него не пустяк. За тебя я думать не могу, но от госпожи Морейн… Морейн Седай, нужно бы говорить так, я видел только хорошее. Иногда, – он бросил на Тэма многозначительный взгляд, – приходится хвататься за случай, даже если радости от него мало. – Некоторые сказания – в известной мере преувеличения, – добавил Том так, словно слова из него вытягивали каминными щипцами. – Некоторые. Кроме того, есть ли у тебя выбор, мальчик? – Никакого, – вздохнул Ранд. Тэм до сих пор не пошевелился, глаза его запали, как будто он болел уже неделю. – Я… Я пойду поищу ее. – На той стороне мостков, – сказал менестрель, – где… избавляются от мертвых троллоков. Но будь осторожен, мальчик. Айз Седай поступают по своему усмотрению, исходя из своих собственных соображений, которые не всегда таковы, как думают другие.