— Да, да, сейчас, Павел Игоревич, — Тишковский платком смахнул пот с лица и, перескакивая с одного на другое, рассказал о событиях, произошедших на ВСМПО и на станции «Лесная Поляна». — Понятно! В общем, Александрыч, если дураком не будешь, то не все потеряно, — подвел итог Павел. — Но это же я подписывал документы с Барсуковым! Меня завтра вызывают на допрос! Что мне делать? Что говорить? — скулил Тишковский. — Угомонись, Александрыч, и не паникуй! — Но он же, Барсуков, все знает! Он все расскажет! — Не расскажет! — отрезал Харламов. — Не бзди, дед, ему язык уже подрезали. Ты свой не распускай, а то башку потеряешь! — прорычал Крест. Тишковский поперхнулся и, проглотив колючий ком, застрявший в горле, снова заскулил: — Я-я ничего не скажу. Но м-еня завтра вызывают на допрос. Что мне делать? Что?! — Тебе же сказали, не бзди, прорвешься, только перестань ныть! — прикрикнул Харламов. — Да, да. Так что мне говорить следователю, Павел Игоревич? Что? — Первое — не бздеть. Второе — от договора с Барсуком не отказываться. Там все чисто, сам знаешь. — Да, да! — Барахло, что я и Барсук дали, ты в глаза не видел! Выкинь! — Понял. А титан? — А что титан? У вас раздолбаев полно, погрузили не то и не туда. На том и стой. — Так это же я давал команду Мелкозеровой и Иванову грузить титан в тот самый чертов вагон, что арестовали. — А ты давал им бумагу? — Нет, все устно. — Вот и говори следователю, я не я, и хата не моя. Мелкозерова и Иванов тебя не поняли, усек? — Да, да, Павел Игоревич! Я понял, все понял, — бубнил Тишковский. — Ну, раз понял, то теперь мозгуй, как вырвать у гэбэшников вагон! — потребовал Харламов. — Пробовал, пробовал, Павел Игоревич! Вместе с Крошковым ездили на станцию, в дивизию. Ничего не получилось, они не отдают. — Хватит скулить, дед! У меня уши уже пухнут, соображай, как концы прятать! — рявкнул Крест. Взятый в тиски, Тишковский лихорадочно искал выход из положения. От напряжения ему стало дурно. Харламов и Крест вытащили его из машины. Холод привел его в чувство, и он, наконец, смог сосредоточиться. Но всякий раз, когда казалось вот-вот будет найден выход, мысль ускользала от него. — Ну давай, давай, мозгуй, Александрыч! — наседал Харламов. — Кажется, есть вариант, но я не уверен, что получится, — выдавил из себя Тишковский. — И какой? — Если поставить вопрос о простое вагона. — И что это дает? — За простой надо платить большой штраф, поэтому… — Да на хрен нам твой штраф! Дело базарь! — терял терпение Крест. — Помолчи! — цыкнул на него Харламов и поторопил: — Давай, давай дальше, Александрыч! — Военные за простой, тем более, гражданского вагона платить не будут, — рассуждал Тишковский. — Значит, его отправят к нам, а тут возникают варианты — по ошибке отправить на переплавку. — Молоток, Александрыч! — похвалил Харламов и, похлопав по плечу, одобрил: — Вот таким макаром и действуй! — Я готов, Павел Игоревич, но есть одна проблема и мне ее не решить. — Какая? — Охрана вагона. Она мне не подчиняется. — Не бери в голову, решим этот вопрос. — Ну, тогда я пошел, — Тишковский открыл дверцу мерседеса. — Притормози, Александрыч, — ухватил его за пальто Харламов и потребовал: — Пиши, кто знал про вагон! — А-а зачем? — Чо непонятного? Стукача гэбэшного искать будем! Ну, давай, телись! — рявкнул Крест и включил свет в салоне. — Сейчас, сейчас, — мямлил Тишковский, трясущейся рукой достал из папки лист бумаги, из кармана пиджака авторучку и принялся писать. Буквы наползали одна на другую и сливались в рваную линию. Составив список, Тишковский вручил его Харламову. Тот не стал читать и передал тому, кто сидел на переднем сидении. Воротник дубленки у него смялся, и за ним проглянули крупный с горбинкой нос, под которым темнела щетка усов. Тишковскому показалось, что он где-то видел это лицо, напряг память и вспомнил, то был милицейский чин. «Усатый» прошелся взглядом по списку и ткнул пальцем в одну из фамилий. Харламов кивнул головой и подтолкнул Тишковского на выход. Тот мешком вывалился из машины и поплелся к подъезду дома. Проводив его презрительным взглядом, Харламов обратился к «Усатому». — Кто эта сука, капитан? — Мастерюга из транспортного отдела. — С чего ты взял? — Как только мы начали колоть его, так тут же вмешались гэбэшники, — пояснил милиционер. — Все ясно, они прикрывали своего стукача! — заключил Крест и предложил: — Чо тянуть резину, едем колоть суку! — Только без меня, — отказался капитан. — Ладно, наведи на хату, а дальше мы сами, — не стал настаивать Харламов и распорядился: — Трогай, Джон! Водитель завел машину и выехал на дорогу. На пути к микрорайону «Китайская стена», где жил мастер из транспортного отдела, навстречу им попался мерседес, его сопровождала машина скорой помощи. — Салмыкова повезли! Глядишь, копыта отбросит, сволочь! — злорадствовал капитан-милиционер. — Рано ты его хоронишь, кэп, он еще тебя переживет. Таких, как ваш Салмыков, только пуля остановит, — обронил Харламов. Он словно в воду смотрел. Гипертонический криз у Салмыкова не перешел в критическую стадию. Он категорически отказался ложиться в стационар и настоял на амбулаторном лечении. В домашней обстановке крепкий организм быстро пошел на поправку. Почувствовав себя лучше, Салмыков, несмотря на возражения врача, отправился на работу. За те несколько дней, что он отсутствовал, обстановка в ВСМПО разительно изменилась. От былого почтения подчиненных не осталось и следа, не только за глаза, но уже открыто, не стесняясь, они обсуждали его предстоящую отставку. На проходной, в цехах и кабинетах только что и было разговоров об арестах и обысках. Слухи один невероятнее другого народная молва разносила по объединению и городу. Самый нелепый состоял в том, что его — орденоносца Салмыкова, арестовала контрразведка, как шпиона двух разведок — итальянской и английской. Действительность оказалась хуже слухов. Машина расследования втягивала в себя все новых лиц, следователи основательно взялись за первого зама — Тишковского. Грозовые тучи сгустились над головой самого Салмыкова. Он бросился за поддержкой в Москву и наткнулся на глухую стену. В субботу Верхнюю Салду потрясло чудовищное преступление. В собственном гараже был обнаружен изуродованный пытками труп мастера из транспортного отдела объединения. На его теле не осталось живого места. Окончательно Салмыкова добила статья в газете «Труд» «Прапорщику все по плечу». В ней авторы: местный борец с мафией Цепляев вместе с московским коллегой поставили его в один ряд с бывшим прапорщиком Барсуковым и в красках расписали, как «…на ВСМПО расхищается народное достояние — титан и подрывается обороноспособность страны». После гибели мастера и статьи нервы у Салмыкова окончательно сдали. В этот и на следующий день он не появился на работе. Это дало повод для новых слухов, очередной волной накрывших объединение и город Верхнюю Салду. Пересуды не обошли стороной и дежурку на товарном дворе ВСМПО. В тесной, прокуренной вахтовке собрались сторожа, стрелочники и сцепщики вагонов. Всезнающий сторож Толька, ссылаясь на знакомого милиционера, поведал леденящую историю о том, как мафия похитила Салмыкова, вывезла в лес и там зверски замучила. Сцепщик вагонов Евсеич — тот, как всегда, рубил с плеча, клеймил генерального, а вместе с ним замов и олигархов, разворовывающих и продающих Россию, утверждал, что Салмыков, прихватив всю зарплату объединения, смылся за границу. Конец спору положил звонок из приемной Тишковского. Строгий голос распорядился принять вагон с грузом из дивизии, со станции «Лесная поляна», поставить в дальний тупик и не выпускать до особого распоряжения. Недовольно ворча, путевая обслуга, прихватив лопаты и метлы, побрела отгребать снег с железнодорожного полотна и стрелки. Перед обедом у ворот товарного двора сипло посигналил заезженный, как старая полковая лошадь, маневровый тепловоз из ракетной дивизии. За ним тащился единственный вагон, груженый титаном. Выругавшись, Толька отправился открывать ворота. Евсеич направился к стрелке. Тяжело пыхтя, тепловоз вполз на товарный двор, затолкал вагон в дальний тупик и, оставив после себя пятна солярки на снегу, скрылся за стеной леса. Сторожа, стрелочники и обходчики снова собрались в вахтовке, чтобы «забить козла». Но не успели у Тольки и Евсеича «отрасти рога», как за воротами раздался требовательный сигнал автомобильного клаксона, на этот раз приехала милиция. Из УАЗа выскочил капитан, не стал дожидаться, когда сторожа откроют ворота, распахнул калитку и, спотыкаясь на обледеневшей дорожке, направился к вахтовке. «Рыба», которая была в руках Тольки, безнадежно сорвалась. Выругавшись, он сгреб со стола костяшки домино и спрятал их в сумку. Евсеич ногой закатил под лавку пустые бутылки из-под бормотухи и вина. Тревога оказалась напрасной. Капитан проскочил мимо вахтовки и поднялся к вагону с титаном, не поленился забраться по скользким ступеням и заглянуть внутрь. Спустившись на землю, он принялся кому-то названивать. Разговор продолжался не больше минуты, закончив, капитан возвратился к УАЗу. Через мгновение о нем и машине напоминало лишь сизое облачко выхлопных газов. Вспомнив милицию не один раз недобрым словом, Толька высыпал костяшки домино на стол и принялся перемешивать. Он и Евсеич горели желанием отыграться, но не успели. В вахтовку ворвался заместитель начальника охраны и, как с цепи сорвавшись, обложив всех трехэтажным матом, погнал на дальний периметр латать дыры в заборе. Прошло около 10 минут, и на опустевший двор въехали черный мерседес и нива. Из них вышли Харламов, Крест, Лебедев и Кормаков. Вслед за ними на территорию вкатился заводской маневровый тепловоз. Лебедев и Кормаков поднялись в кабину к машинисту и проехали к вагону с титаном. Кормаков сноровисто установил автосцепку, и через несколько минут на товарном дворе не осталось и следов от вагона с титаном. План Тишковского, стоивший немалых денег и основательно потрепавший нервы Павлу Харламову, удался. В Екатеринбург он и Крест возвращались с результатом, который превзошел все ожидания. Оборотень-капитан — милиционер, подмазанный десятью тысячами долларов, отработал на все сто. Он не только сдал «гэбэшного стукача», но и ухитрился утащить из уголовного дела важные улики, — в кармане Харламова лежали накладная и сертификаты на «барсуковский титан». Без них следствие по делу о хищении титана зашло в тупик. Главный обвиняемый — Барсуков, в виду отсутствия главного вещественного доказательства — титана, по разгильдяйству «стрелочника» отправленного на переплавку, вышел на свободу. Окончательно похоронил расследование старший следователь областной прокуратуры Камшилов. Рассмотрев материалы уголовного дела, он пришел к заключению, что оно возбуждено без достаточных на то оснований и прекратил дальнейшее производство. Другой «подарок», не менее весомый, Харламовым преподнес сам Салмыков. Его исчезновение изменило расстановку сил в их схватке за титан с Раздольновым и Багиным. Она вышла из офисных кабинетов и выплеснулась настоящей войной на улицы Екатеринбурга. Первыми в ней полегли «торпеды» и криминальная «пехота». Все это было еще впереди, а пока Павел Харламов, развалившись на заднем сидении, мирно похрапывал. Позади остался Нижний Тагил. Впереди, в морозной дымке возник город Невьянск — некогда столица уральских рудознатцев. Нынешняя его действительность удручала, в пустующих, занесенных снегом заводских корпусах гулял ветер, а дороги напоминали танкодром. Мастерство вождения не помогло Джону, на очередной рытвине машину повело. Ему каким-то чудом удалось удержать ее и не дать слететь в кювет. — Падлы! Этих комуняк и дерьмократов стрелять надо! Не дороги, а каток! — с полуоборота завелся Крест. — Как после бомбежки! Не город, а дыра, дырой! — вторил ему Харламов.