А потом говорят, что у пришлых мозги набекрень. Это они, видно, мало общались с наинами. Вскоре ко мне заявился Морок. Весь в разгневанных чувствах и полный претензий. Мол, как это мне хватило глупости и безрассудства без его всемилостивейшего дозволения отправиться во дворец и искать там встречи с Вертальдом. Догадался, шельма, почему я оказалась в одной карете с Мэдоком. — Давай лучше не сегодня, а? — устало проронила я, отмокая в горячей душистой воде. «А когда, Лиза? Нельзя вести себя так безрассудно, — бушевал вейр. — Я тебе что сказал? Сиди дома. А ты, краса моя с шилом в попе, все решила сама. Нет, цыпа, так у нас с тобой командной игры не получится». Морс продолжал изливать на меня свое негодование, а я нырнула с головой в воду, надеясь, что так у него быстрее пройдет это словесное недержание и он пойдет терроризировать кого-нибудь другого. Например, Гертруду. Не прошло. Пока ужинала, дог продолжал капать на нервы. В итоге я даже не почувствовала вкуса пищи и осталась абсолютно неудовлетворенной. Очень. Хотела уже выставить этого командира за дверь, но, к счастью, он сам, не переставая ворчать, убрался. А я, быстро переодевшись в ночную сорочку, рухнула на постель, закуталась в одеяло и закрыла глаза с твердым намерением уснуть и больше никогда не просыпаться. Той ночью мне снова снился мой сон. Мой кошмар, который уже, кажется, успел стать неотделимой частью меня. Я снова изнывала не то от голода, не то от жажды, и к этому странному, непонятному и такому сильному чувству примешивалось другое — не менее острое, яростное, заглушающее здравый смысл и все остальные эмоции. Я хотела близости де Горта. Его хотела. Настолько, что у меня горело все тело. Откровенные образы и желания вытряхнули меня из кровати, толкнули к двери и дальше: по темному коридору к лестнице, что вела на третий этаж. К нему, к моему хальдагу. Уже не раз я поднималась по ней в своих безумных снах, чтобы бесшумной тенью проскользнуть к нему в спальню. Ступая мягко, точно подкрадываясь, приблизиться к кровати, скользнуть жадным взглядом по вырисовывающейся в полумраке и мерно вздымающейся во сне груди мужчины. Последние отблески догорающего в камине пламени касаются рук, широких плеч Стального. Скользят по его лицу, будто целуя. И мне хочется того же: кошкой забравшись на постель, подобраться к нему поближе, ощутить бурлящую в его жилах силу. Склониться над ним близко-близко, сладким запретным поцелуем дотрагиваясь до шеи мужчины и ниже… Впрочем, нет, лучше сначала выше, к твердым, резко очерченным губам. Он ведь не почувствует, не узнает. Всего один поцелуй, всего несколько капель магии, которую я украду вместе с жаром его губ. Украду и уйду. А если сейчас к нему не прикоснусь, точно с ума сойду. Во сне можно. Во сне не страшно. Склоняюсь, мучимая желанием, жаждой такого долгожданного поцелуя… Мэдок открывает глаза. А я понимаю… Понимаю, что на этот раз я не спала. — Ты… — Глухой шепот прорезает тишину спальни. Ладонь де Горта, протянувшись по плечу, легла мне на горло. Пальцы сжались, пока еще легко, не больно, и я замерла, застыла, не в силах заставить себя пошевелиться. Даже не попыталась вырваться. Лишь дышала тяжело и часто, надеясь прочесть в глубине глаз хальдага, таких же темных, что и полумрак вокруг нас, понял ли он, догадался ли. Стоит ему надавить чуть сильнее и… Он приподнялся на локте, не сводя с меня взгляда и по-прежнему не отпуская. Удар сердца, другой, и сильная ладонь скользнула мне на затылок, заставляя податься к нему ближе, а спустя еще один короткий удар Стальной завладел моими губами жестко и яростно. И я ответила. Ответила так, как никогда и никому не отвечала. Будто всю жизнь только об этом и мечтала. О том, чтобы с ним слиться, а может, в нем раствориться. Потеряться в этих чувствах, в желании, которое нас обоих сейчас сжигало. Пламенем растекалось по венам, испепеляло каждую мою клетку. Сердце, разум, тело — я вся горела. Сорочку с меня содрали, попросту разорвав ее, отбросив куда-то на пол невесомые лоскуты ткани. А Мэдок, он и так уже был… ну, в общем, готов к неожиданному визиту изголодавшейся по нему наины. Мгновение, и вот уже я на простынях, согретых жаром его тела. Кусаю губы, силясь сдержать рвущиеся наружу непристойные звуки, чувствуя его поцелуи… везде… на плечах… на сладко ноющей груди… животе и… — Ах! — Чувственный стон прорывается, несмотря на все мои старания, когда хальдаг отправляется ниже, вернее, дальше знакомиться с каждым малейшим участком завоеванной и покоренной им «территории». Предательски кружится голова от его ласк, от откровенных прикосновений. Быстрых, немного грубых, но почему-то именно это мне сейчас и нужно — почувствовать его жажду, его сумасшедшее желание. Его поцелуи прерывистые, хаотичные, нетерпеливые. И кажется, уже не я надеюсь утолить голод, а он пытается мной насытиться и все никак не может. Легко прикусывает мне кожу на внутренней стороне бедра и тут же проводит языком по месту укуса, продолжая дразнить и распалять, сводить с ума. — Даже не спросишь, почему я у тебя? Не знаю, зачем я это сказала. Я сейчас вообще плохо соображаю, вернее, совсем не соображаю. От его близости мутится разум. Путаются мысли от ощущения сильного, накрывшего меня тела. — Не сейчас. — Хриплый голос дурманил не меньше, чем поцелуи Стального. — Возможно… потом. Кажется, он всерьез решил свести меня с ума, и, если продолжит в том же духе… Сжав пальцы в кулак, скомкав в них простыни, прикрываю глаза и понимаю, что все, сейчас улечу. Но улететь мне не дают. Ласки обрываются так внезапно, что я готова стонать громче прежнего, теперь уже от разочарования. — Это не честно! — А так? Резкий вдох, и я замираю, ощущая, как он медленно, осторожно подается вперед, заполняя меня собой. Останавливается на несколько невыносимо долгих секунд не то чтобы могла к нему привыкнуть, а там есть к чему привыкать, не то чтобы еще больше меня раздразнить и завести. Смотрит, не отводя взгляда, и я снова тону, погружаюсь в почерневшую зелень его глаз. — Так лучше, — выдыхаю, надеясь, что эти мгновения единения растянутся, превратившись в вечность. Всхлипываю от наслаждения, ощущая, как напрягается его тело, когда он делает рывок, чтобы слиться со мной в упоительном и таком сладком, дурманящем поцелуе. Никогда не думала, что можно чувствовать вот так. Так ярко, так пронзительно остро, так сумасшедше сладко и порочно… Я даже забыла о своем голоде. Забыла обо всем. О том, кто я и кто он. О том, что будет дальше. Сейчас ничто не имело значения, кроме этих мгновений. Мгновений на двоих, его и моих. Мы потерялись в них, растворились вместе. Вместе и улетели. Туда, где не было страха, ревности и лжи. В новый, неизведанный мир. Один на двоих. ГЛАВА 12 Просыпаться было… приятно. Нет, конечно же это приятное пробуждение ни в какое сравнение не шло с теми другими приятностями, которые случились до того, как я заснула на груди у де Горта. Ровное биение его сердца убаюкало не хуже колыбельной, и я буквально провалилась в сон. Глубокий, исцеляющий, безмятежный. Давно я так хорошо не высыпалась, давно не чувствовала себя такой спокойной. Правду говорят, физические упражнения полезны для здоровья. А физические упражнения в постели — тем более. Потянулась сладко, перевернулась на бок, надеясь на продолжение банкета. На то, что меня обнимут, прижмут к себе крепко, жарко поцелуют в губы. Возможно, прошепчут спросонья какую-нибудь глупость. И я отвечу. И на поцелуй, и на глупость. Физические упражнения с утра пораньше тоже, кстати, не менее полезны и приятны. Осталось только нащупать свой металлический тренажер и… Но нащупала я лишь смятую простыню. Открыла глаза, поморгала несколько раз, приподнялась на локтях. Было раннее утро. Сад за окном утопал в зимних сумерках, и в серую мглу незаметно вплетались крупные хлопья снега. Лениво паря, они опускались на землю. Кажется, сегодня у меня опять будет новогоднее настроение. Эта мысль стала последней в череде радужных размышлений. А спустя мгновение я увидела Мэдока. Он стоял, прислонившись к двери. Стоял, скрестив на груди руки и глядя на меня. Прямо, в упор. Собранный, одетый, готовый. Оставалось понять, к чему и почему он так на меня смотрит. — Доброе утро. Вместо ответного пожелания хальдаг оторвался от двери, приблизился к креслу, что стояло возле камина, и сдернул с него платье из темно-синего бархата. Мое любимое. Сдернул и бросил мне. — Одевайся. Сорочку, чулки, панталоны… все приготовил. — Мэдок… что происходит? Я сжала руки в кулаки, уговаривая себя не паниковать раньше времени. Быть собранной и спокойной. Может, это очередной приступ ревности? — Одевайся, — бесцветно повторил Истинный и добавил, одной короткой фразой выбив меня из состояния зыбкого равновесия: — Кем бы ты ни была. В тот момент я поняла значение выражения «кровь стынет в жилах». Моя так точно застыла, а с ней и сердце остановилось. Я продолжала сидеть на постели, неспособная пошевелиться, и смотрела в его глаза, как будто затянутые коркой льда. Догадался. Понял. То ли сложил два и два, то ли я вчера, сама того не осознавая, потянула из него силу. Я этого не помню, но я во всем, что касается магического вампиризма, как слепой котенок. Ничего не знаю, лишь чувствую. И сейчас я чувствовала саднящую боль в груди, будто меня только что со всей силы ударили под дых. Страха, как ни странно, не было. Лишь какое-то отупляющее смирение перед неизбежным.