Малин кивнула. — Мы работали вместе, не слишком долго. Это было уже после того, как она заболела, так что… Да. Она меня не смогла вспомнить, когда мы с ней виделись в последний раз. — Это страшная болезнь, — сказал Уве. — Я сам работал в сфере психиатрии, я знаю, о чём говорю. Сейчас, вероятно, не лучшее время для того, чтобы это обсуждать, но наш развод случился именно из-за её болезни. — О, — кивнула Малин. — Кто бы мог подумать, что это зайдёт так далеко… Он сделал рукой неопределённый жест и осёкся. — Вы были женаты, когда она участвовала в расследовании убийств в Эстертуне? — спросила Малин. — Да, были. Но после убийства той девушки из полиции Ханне некоторое время жила в стране басков. Она была просто раздавлена, бедняжка. — Можешь предположить, зачем она отправилась в Эстертуну тем вечером? — спросил теперь уже Манфред. Уве потряс головой. — Не имею ни малейшего понятия. В последние годы мы особо не контактировали. Да, к сожалению, у нас не было детей, так что после развода ничто больше нас не связывало. Взгляд Уве сделался пустым и потерялся где-то в желтеющей листве деревьев. — Но её исчезновение, возможно, всё-таки каким-то образом связано с Болотным Убийцей, — снова заговорил он. — Она ведь была словно одержимая. Вдоль и поперёк перечитала все протоколы предварительного следствия, и много лет днём и ночью названивала этому Роббану. Уве замолчал и покосился на парковку. — Она как будто считала, что сама сможет распутать этот клубок, — добавил он. В краткой реплике Уве Малин уловила пренебрежительный тон, и тут же разозлилась. Потому что Ханне, вероятно, была самым мудрым человеком из всех, кого знала Малин, несмотря на то, что проиграла войну с деменцией. Ожил мобильник Уве. — Простите, — произнес он. — Дайте мне минуту. Он ответил, отошёл в сторону и встал под деревом, чтобы поговорить. — Чёртов кусок дерьма, — процедил Манфред сквозь зубы. — Они развелись вовсе не из-за болезни Ханне. Он был кобелём, и ей стоило давным-давно его оставить. Уве вернулся, засунул мобильник в карман и обернулся к Манфреду. Тот улыбался. — Так о чём мы говорили? — Я спрашивал, — ответил Манфред, — была ли у Ханне какая-то теория относительно Болотного Убийцы. Уве натянул на себя горчичного цвета пуловер, который держал под мышкой с тех пор, как они вышли с собрания. Потом одной рукой поправил волосы и стал размышлять. — У неё была масса теорий. Какие-то дикие предположения. Я знаю, она подозревала, что убийца был знаком с методами работы полиции или что-то смыслил в криминалистике. И в этот миг Малин вдруг вспомнила. Она не могла понять, почему ей раньше не пришло это в голову, но от внезапного прозрения по коже у нее пробежали мурашки, а ветерок, ласково касавшийся обнажённой шеи, вдруг показался ледяным. 50 — И Свену Фагербергу, и Роберту Хольму было известно, что Ханне собиралась посетить Софиахеммет, — выпалила Малин, когда Манфред выезжал с парковки за церковью. Манфред бросил на неё быстрый взгляд. — Мы ведь разговаривали с ними в то утро, перед встречей с Ханне, — продолжала она. — И мы сами им сказали, что собираемся с ней встретиться днём, до назначенного ей времени в Софиахеммет. На короткой аллее Манфред прибавил газу и выехал на пустынную просёлочную дорогу, освещаемую бледным утренним солнцем. — Ты же всерьёз не думаешь, что кто-то из них стоит за этим? Фагербергу скоро стукнет сто, а Роббан… Он не стал договаривать. — Я ничего не думаю. Просто говорю, что они знали, что в тот день мы должны были встретиться с Ханне. Манфред надолго замолчал. Малин задумалась. — Всё-таки я думаю, что никто из них здесь ни при чём, — сказал он. — А если бы даже это было так, у них не было никаких причин увозить Ханне или вредить ей. Ну же, Малин, она не представляет угрозы. Она не обладает какой-либо важной информацией. Ты же сама помнишь, что она говорила во время встречи? Одни разрозненные теории и мысли. Абсолютно ничего из этого не указывает на реального преступника. Манфред выехал на шоссе и прибавил газу. — Если только мы чего-то не упускаем, — проговорила Малин. — Например? — спросил Манфред безо всякого выражения в голосе. Малин поглядела на плоские поля, которые расстилались по обеим сторонам шоссе. В отдалении, на пастбище у озера паслись лошади. Высокие ели отражались в блестящей тёмной глади. — Мне всё равно кажется, что нужно за ними понаблюдать. Манфред пожал плечами. — Займись этим сама, только не посвящай этому делу слишком много времени. Потому что это ни к чему не приведёт. Тем вечером Малин вернулась домой позже обычного. Всю вторую половину дня она провела перед экраном компьютера, пытаясь схематически резюмировать жизни Свена Фагерберга и Роберта Хольма, или, по крайней мере, их карьеры. Эта работа оказалась сложнее, чем Малин себе представляла. Ей пришлось заручиться разрешениями прокурора и отдела кадров, чтобы получить доступ к необходимой информации. Но бюрократические жернова поворачивались медленно, так что Малин ещё не дождалась недостающих фрагментов мозаики. Когда она пришла, Андреас стоял в прихожей. Он был в спортивной одежде, и держал в руках клюшку для хоккея с мячом. — И сегодня тоже? — протянула она, замечая собственный недовольный тон. — Мы договорились с ребятами только час назад. Всё нормально? — Само собой, что всё нормально. Просто хотелось бы иногда с тобой видеться. Он открыл дверь и нагнулся, чтобы её поцеловать, но Малин увернулась. Вообще-то она ничего не имела против тренировок Андреаса, просто она так отчаянно устала… — Послушай, — сказал он. — Я ведь могу остаться дома, если хочешь. — Нет, езжай. Отто поел? Андреас кивнул. Я его накормил и переодел, — отчитался Андреас с плохо скрываемой гордостью, и даже приосанился. Он спит. — Спасибо, — Малин выдавила из себя улыбку. — Но может, не стоит его так рано укладывать? Он ведь проснётся среди ночи. — Он устал, — сказал Андреас, посылая ей воздушный поцелуй, и исчез в подъезде, захлопнув за собой дверь. В маленькой квартирке стало тихо, и Малин отправилась в гостиную. Она подбирала с пола игрушку за игрушкой, складывая их в корзину, которая стояла возле непомерно дорогого разбитого телевизора. На новом ковре валялась детская бутылочка, из горлышка которой подтекал овсяный кисель. Вокруг неё уже образовалось большое липкое пятно. Малин чертыхнулась сквозь зубы, подняла бутылочку и унесла в кухню. Там на разделочной доске валялась палка колбасы. В неё всё ещё был воткнут нож, словно Андреас собирался отрезать кусочек, но передумал прямо в процессе. Малин достала пакет, завернула колбасу и убрала в холодильник. Потом взяла из раковины губку, чтобы стереть пятно киселя с ковра, но вовремя заметила, что та вся перепачкана маслом и чем-то ещё непонятным, по запаху подозрительно напоминающим обкаканные подгузники Отто. В тот же миг из спальни донёсся вопль: — ААААооооааа. — Чёрт побери, — пробормотала она, плюхнувшись на кухонный стул, так и не выпустив из рук грязную губку. Потом она разжала пальцы, и губка вывалилась на пол, а Малин закрыла лицо руками.