Дверь распахнулась, и в неё вновь вошёл Фагерберг. Если он и был возмущён, то ничем этого не выдал, его лицо оставалось таким же бледным и бесстрастным, каким оно было всегда. Его взгляд упал на стопку бумаги рядом с пишущей машинкой. Бритт-Мари сделала вид, что читает текст, но тут же осознала свою ошибку. Элси. Стокгольм, февраль 1944. — Что это? — спросил Фагерберг. — Ничего, — жалко проблеяла Бритт-Мари, хватая пачку листов и пытаясь запихнуть их к себе в сумочку. — В моём кабинете через пять минут, — отрезал Фагерберг. 12 Когда явились Бритт-Мари с Рюбэком, в насквозь прокуренном кабинете шефа уже вовсю дымили Фагерберг и Кроок. Кроок принялся бесстыдным образом разглядывать Бритт-Мари, так что она сразу заподозрила, что Фагерберг уже всё ему рассказал. Когда вошедшие сели, Фагерберг молча швырнул на стол вечернюю газету и выжидательно сложил руки на груди. Затем откашлялся и ткнул своим длинным костлявым указательным пальцем в газету. Кроок с Рюбэком поднялись. Бритт-Мари незаметно одёрнула трикотажную водолазку и всем телом подалась вперед, чтобы разглядеть заголовок. «Убийца распинает женщину в Эстертуне», — прочла Бритт-Мари. О нападении на Ивонн Биллинг и её избиении пресса уже писала, однако до сих пор детали происшествия и методы преступника репортёрам не были известны. — Перкеле, — невнятно пробурчал Кроок, запихивая окурок в переполненную пепельницу.[16] — Будем исходить из того, что никто из вас не стал бы якшаться с этими писаками, — сквозь зубы процедил Фагерберг, практически не открывая рта. Все покачали головами. — А если на одного из вас вышли бы репортёры, то вы держали бы свои языки за зубами, — продолжал он. — Я очень надеюсь, что так оно и есть. Затем он повернулся к Бритт-Мари и снова откашлялся. — Даже когда так хочется облегчить сердце перед кем-то, когда сталкиваешься со злом и смертью, а в особенности, когда всё это ещё в новинку, — даже тогда не нужно разевать свою пасть. Взгляд Фагерберга так помрачнел, что у Бритт-Мари пошли мурашки по коже. Её обдало ледяным холодом, словно окатило январской водой. Презрение, отвращение и замешательство читались на его лице. Будто Фагерберг никак не мог взять в толк, как кто-то вообще мог впустить такую, как Бритт-Мари, в его полицейский участок. Она с такой силой сжала в руках блокнот и ручку, что побелели костяшки пальцев. Зачем он так с ней? Только потому, что она здесь новенькая? Но ведь и Рюбэк здесь такой же новичок, как она. И в какой-то миг Бритт-Мари даже собралась высказать это Фагербергу. Но решимость её испарилась, как деньги в портмоне, как тот пузырящийся, щекотный восторг влюбленности, который Бритт-Мари однажды испытала с Бьёрном. Она заторможенно кивнула. — Да, комиссар. Все взгляды были прикованы к ней, словно Бритт-Мари была обезьянкой в клетке. — Чудесно. В таком случае, мы можем приступить к тому, ради чего сегодня собрались. Кроок, есть новости? Кроок нехотя отвёл взгляд от Бритт-Мари, взял папку и стал листать её содержимое. — Как вам известно, имя жертвы — Маргарета Ларссон. Дочь Лена пятнадцати месяцев от роду. Отца мы до сих пор не смогли установить. Также мы не смогли связаться с родителями жертвы, которые, согласно регистру, проживают в Смоланде. Тело Маргареты обнаружил рабочий, который пришёл латать трубу в ванной. У него был ключ, так как совсем недавно он занимался в её ванной более крупным ремонтом. И да, у него есть алиби. Я лично всё проверил. Фагерберг громко стукнул ручкой об стол. — Инспектор Кроок, я спрашивал, есть ли новости. Если бы мне необходимо было освежить в памяти то, что нам уже известно, я мог бы это прочесть. Выцветшие глаза Кроока зашарили по кабинету, и наконец, взгляд его снова упёрся в Бритт-Мари. Она сидела, уставившись в раскрытый блокнот у себя на коленях. — О, — встрепенулся Кроок. — Я переговорил с владельцем недвижимости. Все ключи в наличии. — Владелец — тот же человек? Что и в деле Биллинг? — Да. У консьержа алиби на оба случая. Ещё я пообщался с криминалистами. В квартире обнаружилось множество отпечатков, но на предмете, который был во рту у жертвы, их не нашли. Это туалетный ёршик, кстати. Лично я думаю, что преступник был в перчатках, как и в случае с Ивонн Биллинг. Она ведь это заметила. — Да, так она утверждает, — согласился Фагерберг. — Ещё что-то? — Подтвердилось наличие следов спермы на и в теле жертвы. Также под ногтями у неё обнаружены кровь и частички эпителия. — Кровь? Фагерберг подался вперёд и упёрся взглядом в Кроока, тот неуверенно улыбнулся. — Да, они смогли определить группу крови. Это третья положительная, если вас интересует. — Отлично, — проговорил Фагерберг. — Замечательно. Третья положительная всего у двух процентов населения. Это нам на руку. Что насчёт ножа? Не нашли? Бритт-Мари поёжилась, представив себе большой нож для мяса, о котором рассказывала Ивонн Биллинг. — Нет, — отозвался Кроок. — Нож до сих пор не обнаружен. На теле жертвы нет ни порезов, ни колотых ран. Патологоанатом утверждает, что жертва была изнасилована, избита, возможно, ногами, но скончалась именно от последствий тупой травмы головы. Вероятнее всего, он многократно бил её головой об пол. Однако нож всё равно мог быть использован — например, чтобы контролировать поведение жертвы. Так он поступил с Ивонн Биллинг. Кроок откашлялся и продолжил: — Патологоанатом считает, что смерть жертвы наступила между тремя и шестью часами утра пятого сентября. Никто из соседей ничего не видел и не слышал, за исключением одного пенсионера с первого этажа, который показал, что видел, как ранним утром светлый «Вольво Амазон» в большой спешке отъезжал от дома. К сожалению, сосед не разглядел ни регистрационный номер, ни того, кто был за рулём. Никто из соседей также не замечал подозрительных мужчин в парке. Фагерберг фыркнул. — Того парня, которого, как она утверждает, видела Ивонн Биллинг, можно списывать со счетов. Даже если там кто-то и был, нападение было совершено несколько часов спустя — он точно не имеет к этому никакого отношения. Он замолчал, но вскоре заговорил снова. — А вот автомобиль может представлять интерес. Нужно постараться отследить его передвижения. И дать об этом комментарий в прессу. — Подождите, — подала голос Бритт-Мари. — Если она скончалась в промежутке между тремя и шестью часами утра, а рабочий обнаружил тело около четырёх часов пополудни… Она что, пролежала мёртвая двенадцать часов в одной комнате со своей маленькой дочкой? — Кажется, так, — отозвался Кроок, шурша полосками бумаги, над которыми явно потрудился дятел — так они прозвали телетайп в кабинете зови-меня-Алисы. — Итак, каков наш общий знаменатель? — спросил Фагерберг. Кроок прикурил очередную сигарету и кивнул. — Модус операнди, само собой, — ответил он, заходясь хриплым кашлем. — Исходя из способа действия можно предположить, что преступник — то же лицо, что и в случае двухнедельной давности. Между жертвами тоже прослеживается определённое сходство.[17] — Подробнее, — скомандовал Фагерберг. Бритт-Мари стенографировала так быстро, как только могла, чтобы не упустить никакой важной информации. Ручка плясала над страницами блокнота, покоившегося на её крепких бедрах. Ноги она как можно плотнее прижимала друг к дружке, чтобы создать о себе самое благопристойное впечатление, несмотря на то, что Фагерберг с Крооком, очевидно, уже составили о ней прямо противоположное мнение. — Маловероятно, что жертвы были друг с другом знакомы, однако обе они были молодыми одинокими матерями, — заговорил Кроок. — Без высшего образования. Малообеспеченные. Обе получали поддержку социальных служб. А убитая, Маргарета Ларссон, даже квартиру возле Берлинпаркен получила благодаря им. — Обе проживали вблизи Берлинпаркен, — вставила Бритт-Мари. — Это само по себе — тоже связь. Бритт-Мари немедленно замолчала, когда Фагерберг одарил её одним из своих фирменных ледяных взглядов. — И, — произнёс Кроок и взял театральную паузу, — обе они посещали «Гран Палас». И они определённо покидали его в обществе различных мужчин. Фагерберг присвистнул. — Вот оно как… Их прервал короткий стук в дверь. Та приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось улыбающееся лицо зови-меня-Алисы. — Простите за беспокойство. Бритт-Мари, тебя просит к телефону дама по имени Май Удин. — Передай ей, что я перезвоню, — отозвалась Бритт-Мари.