– Ну, извини, – саркастически сказал крылатый человечек. – Ты сам задал вопрос. А уж мы чем богаты, тем и рады. Что до меня, то я с большим удовольствием помолчу. – Не молчи, – тут же взмолился Доркин. – А то я, кажется, скоро сойду с ума. Зачем он меня тут держит… все отдал бы, чтобы узнать! Чатури ехидно захихикал и раскашлялся. Баламут бросил в его сторону ненавидящий взгляд. Проклятый всезнайка выдавал сведения по крохам, и то не по доброте душевной, а единственно для поддержания разговора. К тому же более неприятного собеседника Доркин за всю свою жизнь не знавал – ехидство и заносчивость вещей птицы переходили всякие разумные границы. Королевский шут наслушался покамест только великого количества оскорблений, полезной же информации практически не получил никакой. Что толку было знать, что Хорас принадлежит к племени голодных духов, если чатури отказывался ответить даже, здесь ли прячет сей мерзавец принцессу Маэлиналь! Однако он не терял надежды. Чатури нуждался в слушателе и уж если начинал говорить, то говорил много… – Знать бы хоть, сколько еще сидеть, – пробормотал Доркин себе под нос. Чатури встрепенулся. – Могу тебя порадовать. Ты выйдешь отсюда не позднее, чем через двенадцать часов. Баламут замер, боясь вспугнуть неожиданное откровение. – Наступающий день решит многое, – небрежным тоном добавил чатури и умолк. – Что именно? – Узнаешь в свое время. Баламут не выдержал. Он повернулся к клетке, готовый броситься на нее с кулаками, но в этот момент загремели замки, и дверь с гулким скрежетом начала отворяться. Так же резко он повернулся к выходу. Тупоумный стражник, приносивший им еду и похожий более на деревянного истукана, нежели на человека, показался на пороге, таща кого-то за собою. Новый пленник не сопротивлялся – просто не держали ноги, и стражник бесцеремонно бросил его, словно мешок с картошкой, на пол у стены. Затем, не сказавши ни слова, вышел и запер дверь. Баламут всмотрелся в пленника и ахнул, узнав белесые кудряшки и испуганный взгляд, преследовавшие его до сих пор с неотвязностью нечистой совести. – Овечкин! Тот вскинул голову и, в свою очередь узнав Баламута, удивленно распахнул глаза. Баламут бросился к нему и, присев на корточки, крепко схватил за плечи. – Ты… ты же должен быть с принцессой! Где она? – Принцесса? Откуда вы ее знаете? – Михаил Анатольевич сделал попытку высвободиться, но сил не хватило. – Не трясите меня! – Буду трясти, ты, недоумок, собачье отродье! Что ты сделал с Тамротом? Он у тебя? Овечкин только обалдело смотрел на Доркина и ничего не отвечал. – Нет у него Тамрота, – подал голос чатури, с интересом наблюдавший за этой сценой. – Не тряси его, Баламут, в самом деле, а то еще помрет со страху! – Что он сделал с Тамротом? Баламут адресовал вопрос чатури, продолжая прожигать Овечкина яростным взором. – Не мельтеши, дурак, – нетерпеливо сказала вещая птица. – Тамрот – у Хораса… не так ли, Овечкин? Михаил Анатольевич с ужасом посмотрел на клетку. – Куда я попал? – пролепетал он. – Кто вы такие? Чатури разразился пронзительным клекочущим смехом, а Доркин снова крепко встряхнул Овечкина за плечи. – Спрашивать будешь после! Ты видел принцессу Май? Говори же! – Видел, – покорно отвечал Михаил Анатольевич. – Когда? Где? – Здесь, только что… да оставьте же меня наконец! Кроткий Овечкин неожиданно для самого себя рассердился. Все произошло так стремительно – он не успел еще опомниться от пережитого потрясения, и душу его снедала сильнейшая тревога за принцессу Маэлиналь. Едва они очутились в этом мрачном, похожем на каземат доме – а как это произошло, Михаил Анатольевич так и не понял, – его грубо оторвали от обеих девушек и поволокли куда-то вверх по винтовой лестнице. Перед глазами у него еще стояли бледное лицо принцессы и полный ужаса взгляд малышки Фирузы, которым она провожала его, ноги не держали, и вообще все тело отказывалось слушаться… а тут накидывается этот носатый ястреб! Ему-то какое дело до принцессы? Михаил Анатольевич сжал губы и решительным движением сбросил со своих плеч руки королевского шута. Доркин от неожиданности едва не опрокинулся на спину. – Ого! – язвительно сказал у них над головами чатури. – Ягненок показывает когти… редкая порода! Баламут не удержался от усмешки. – Скажи ему, кто ты такой, – продолжал чатури. – Пусть поостынет, а то я прямо опасаюсь за твою жизнь, Баламут! – Ладно, скажу. Только я очень хотел бы узнать сначала, кто он сам такой, этот Овечкин, подбирающий чужие талисманы и сующий нос не в свои дела! – Он бедный маленький простачок, – ехидным карличьим голоском проговорил чатури, – и влез в эти дела по неведению. Но будь с ним повежливее, Баламут, он сделался ныне доверенным лицом твоей госпожи… – Что?! Михаил Анатольевич хмуро посмотрел на птичью клетку и сказал: – Перестаньте. Это не предмет для шуток. Затем перевел полный неодобрения взгляд на Баламута. – Я не знаю, какое вы имеете отношение к принцессе и по какому праву задаете мне вопросы о ней. Но если вы ей друг – знайте, она в беде! И сейчас она совсем беззащитна. А вы бросаетесь тут на меня… Волнение придало Овечкину сил, и он поднялся на ноги. Доркин тоже вскочил, сжав кулаки. – Чатури, – глухо позвал он, не сводя с Овечкина глаз. – Он говорит правду? – Чистую правду, – с удовольствием подтвердил тот. – Но как он тебя, а? Не в бровь, а в глаз! Я бы сказал, что из вас двоих он более заслуживает рыцарского звания. Михаил Анатольевич коротко простонал и отвернулся. Баламут, немного поколебавшись, шагнул к нему и тронул за плечо. – Извини. Расскажи мне все, – тихо попросил он. – Я – друг принцессы Май… шут и советник ее отца, Баламут Доркин. Можешь мне верить. – Доркин? – Михаил Анатольевич вздрогнул и обернулся. – Она говорила о вас! – Ну вот, видишь, – Доркин кое-как совладал с внезапным приливом чувств. – Где она… как ты встретился с нею? Когда Овечкин закончил свой рассказ, Баламут был просто вне себя. Принцесса находилась совсем рядом, а он ничем не мог помочь! Толку от него, запертого в башне, было не больше, чем от Овечкина, а выйти отсюда не представлялось никакой возможности. Проклятая вещая птица знала, по ее уверениям, все, даже то, что еще только должно было произойти, но попробуй, заставь ее говорить! А чего хочет Хорас от принцессы – у Баламута не было никаких сомнений на этот счет. Впору биться головой об стенку… и Доркин, грызя кулаки, впал в угрюмое молчание. Михаил же Анатольевич при виде отчаяния королевского шута ощутил страшную опустошенность. Он прислонился головой к стене и закрыл глаза. В душу медленно вползала глухая тоска. Он думал о принцессе – что с ней сейчас? – и думал о Никсе Маколее. Сможет ли молодой король пробиться сюда, в убежище Хораса? В силах ли он справиться с таким чудовищем? Черная сила Хораса ужасала. А они тут – его пленники… Чатури, сидевший все это время, прикрыв крылом голову, и как будто дремавший, вдруг зашевелился и опустил крыло. – Эй, вы, – сказал он противно-бодрым голосом. – Что приуныли? – Отстань, вестник несчастий, – буркнул Баламут. Овечкин поднял голову и посмотрел на птицу. Чатури подмигнул ему. – Дураки говорят «отстань», а умные – да внимают! – провозгласил он насмешливо. – Что-то мне захотелось поделиться с вами своими знаниями… даже не знаю, почему. – Да ну, – едко сказал Баламут. – Ужель ты чего-то не знаешь? Чатури щелкнул клювом. – Будешь издеваться – ничего не скажу. – И не надо. Все твои знания, как я уже убедился, способны только добавить уныния, а отнюдь не развеять его. – Что ж, таково их обычное свойство – умножать печали. Но я вообще-то обращался не к тебе. Ты, признаться, изрядно утомил меня, как собеседник, даже за такой короткий срок. Я желаю пообщаться с новеньким. Он, в отличие от некоторых, не кичится умом и обладает врожденной способностью к милосердию. Не так ли, Овечкин? – Это вы обо мне? – удивился Михаил Анатольевич. – Простите, я не понял… – Вот-вот, это я и имел в виду… Баламут раздраженно фыркнул. – Хочешь сказать что-то, так говори! А не то умолкни и дай поразмыслить в тишине и покое. – Поразмыслить? Ужель ты всерьез надеешься до чего-то додуматься? Ну-ну. Я помолчу. Чатури нахохлился и действительно умолк. Овечкин и Баламут некоторое время еще смотрели на него, ожидая продолжения, потом Доркин махнул рукой. – Он с успехом мог бы занять мое место при дворе короля Фенвика. Я уже стал забывать, кто из нас шут на самом деле!